Станция охранялась слабо, — видно, немцы чувствовали себя здесь уверенно.

Загдан подошел к следующему составу и увидел за ними какое-то бетонное ограждение. Он залез на буфер и выглянул. За ограждением тоже стояли длинные ряды вагонов, а дальше виднелись огромные складские постройки. На скудно освещенных платформах он заметил фигуры солдат. Долго и внимательно он наблюдал за стоящим эшелоном, за солдатами и железнодорожниками, которые сновали по платформам, около вагонов и кранов. Он догадался, что это та часть станции, выделенная для нужд армии, где и производится погрузка военных материалов. Его взгляд остановился на цистернах и платформах, на которых под брезентом угадывались какие-то предметы овальной формы.

Вскоре Загдан отбросил мысль о том, чтобы поскорее покинуть станцию. Он решил действовать. Вначале он пытался не поддаваться этому искушению, но лихость взяла в нем верх.

— Да, я ударю, — прошептал он, — пусть знают, что Польша еще не погибла…

Он спрыгнул с вагона и, возбужденный тем, что решил, начал лихорадочно искать что-нибудь подходящее, необходимое ему для осуществления его плана.

Колодец, где проходили кабели, он нашел довольно быстро. С трудом отодвинул тяжелую крышку, посветил вниз фонариком и осмотрел колодец. Да, он мог подойти… Правда, немного далековато от стены…

Итак, пока все шло хорошо. Теперь он снова крался вдоль вагонов, залезал на платформы и лихорадочно искал проволоку или шнур. Он помнил, что где-то на каких-то вагонах видел надпись: «Проволока». Но тогда он не обратил на это внимания. А теперь ходил, искал, возвращался, прочитывал десятки надписей… Наверное, только после часа лихорадочных исканий он нашел вагон с проволокой. Там лежали мотки проволоки разной толщины. Он выбрал один из них и чуть ли не бегом поспешил к кабельному колодцу.

Закрепив один конец проволоки и медленно разматывая ее, он шел к стене. За ней царила тишина. Только где-то дальше, от платформы, долетал шум голосов — там работали. Он перебрался через стену и зашел между вагонами.

Он не ошибся. Надписи свидетельствовали о том, что состав предназначен для отправки на фронт. Он заметил приближавшуюся охрану. Быстро лег за колесами большого вагона и прижался к земле. Солдаты прошли близко от него. Подождав немного, он двинулся дальше. Наконец Загдан увидел цистерны. Они стояли рядом с другими составами. На нескольких вагонах был характерный красный знак и надпись: «Осторожно перекатывать! Взрывчатка!» Значит, здесь были вагоны с боеприпасами и взрывчатым веществом.

Загдан подполз под цистерну с бензином. Постучал по ней снизу. Она была полной. Этот состав предназначался для отправки в Польшу. Загдан присел на минуту и, приостанавливая учащенное дыхание, вслушивался в отголоски ночи. Но вблизи ничего подозрительного не было слышно. Он обмотал проволокой гранату и дрожащими от возбуждения руками стал закреплять ее под цистерной.

Когда граната держалась уже прочно на месте, он осторожно отогнул усики чеки запала, конец проволоки продел через кольцо и надежно закрепил. Наверное, раз десять проверил, крепко ли держится граната и свободно ли выдернется чека.

Он ощутил холодный пот на лбу и щеках. Вытер лицо тыльной стороной ладони и, расправляя скрутившиеся кольца проволоки, стал отползать к стене. Снова где-то поблизости услышал шаги, но, прижавшись к земле, не заметил, кто шел.

Он подождал немного, а затем добрался до стены. Проверил, не зацепится ли где в бетонном ограждении проволока. Через минуту он уже был у колодца. Протянул проволоку через отверстие в крышке, затем устроился как мог в колодце.

Он не мог объяснить чувство, которое охватило его в ту минуту. Он был счастлив, что вот сейчас он отомстит за тех, кто погиб в Новогруде, во время отступления и в ту кошмарную ночь на плацу смерти в Замбруве. Он начал выбирать проволоку. Наконец он почувствовал в руке легкое натяжение. Он сжал зубы, приостановил дыхание и дернул изо всех сил. «Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три», — отсчитывал он машинально.

Сначала до него донесся приглушенный расстоянием взрыв гранаты, но почти одновременно раздался другой, во сто крат сильнее, такой сверхмощный, будто тысячи громов ударили где-то рядом.

Сквозь отверстие в крышке Загдан увидел пульсирующий свет, разлившийся по небу. Он лихорадочно затянул проволоку в колодец. В рев пламени ворвался вой сирен и свист паровозов, а затем два новых сильнейших взрыва прогремели над станцией.

Заходила ходуном земля, задрожали стенки колодца, сверху посыпались крошки бетона. Загдан примял ногой витки проволоки и радостно, как зачарованный смотрел сквозь щель в крышке на раскаленный до красноты край неба.

В рев бесновавшегося пожара врывались громовые раскаты новых взрывов. Высоко взлетали горящие обломки вагонов и цистерн. Гейзеры пылающего бензина стреляли вверх длинными свечами.

Стало светло как днем. Прибыли команды, но они не могли приблизиться к этому огненному пеклу. А тем временем взлетали на воздух новые вагоны с боеприпасами и взрывчаткой.

Пожар разливался широко, как море. Над Кенигсбергом не стихал вой сирен, которым вторили свистки паровозов и глухие гудки кораблей в порту. Прибыли отряды саперов, многочисленные группы гестаповцев и жандармов. Пожар перебрасывался с состава на состав. Загорелись первые дома, и огонь стал угрожать целому кварталу. Никто не мог ответить, что было причиной этого бедствия и сколько людей погибло. Пламя охватило большой склад военных материалов. Паровозами удалось отвести несколько составов, стоявших несколько дальше и готовых к отправке.

Загдан по-прежнему сидел в своем укрытии. До него долетали отголоски взрывов. То и дело над ним грохотали шаги пробегавших людей. В такие моменты он непроизвольно съеживался, задерживал дыхание, хотя и знал, что только слепой случай может навести их на его укрытие. Иногда он испытывал неодолимое желание выбраться наверх и посмотреть собственными глазами на дело рук своих. Однако Загдан решил до наступления ночи не покидать своего убежища.

Он вытащил обойму из пистолета, из обоймы — патроны, платочком тщательно протер каждый. Потом проверил затвор пистолета, спуск, курок. Снова зарядил пистолет, загнал один патрон в ствол и спрятал оружие в карман.

«У меня еще девять патронов. Если все пули попадут в цель, от моей руки погибнет еще девять гитлеровцев…» — подумал он.

Ночь, рассветленная заревом пожара, который не утихал, медленно отступала, и Загдан долго ждал, когда свет наконец сквозь щель проникнет в колодец и мрак сменится сумерками. Только тогда сон начал смыкать ему веки, и голова упала на грудь…

Ему снилось, что он бродит где-то в белостокских лесах, среди трав и цветов, а на душе у него легко и радостно. Разбудило его дрожание земли, и когда он высвободился из плена сновидений, то понял, где он находится. По железнодорожному пути проехал поезд. Часы показывали полдень. Загдан размял одеревеневшие мускулы и прислушался к долетавшим отзвукам. Пожар, наверное, еще не погасили. Загдану казалось, что он слышит, как работают мотопомпы и бьют струи воды.

Тут он вспомнил, что уже два дня ничего не ел, и почувствовал резкую боль в желудке. В карманах железнодорожной формы немца он наскреб щепотку махорки, нашел клочок бумаги и спички. Скрутил цыгарку, закурил и затянулся глубоко, выпуская дым в рукав куртки. Он ощутил легкое головокружение, но цыгарка помогла приглушить чувство голода.

До наступления ночи было еще долго, но он знал, что уже не заснет и у него есть время поразмыслить, что делать дальше.

Он полез в карман за документами немца-железнодорожника, о которых забыл. Развернул кусок клеенки, потом из залоснившегося бумажника достал удостоверение железнодорожника. При слабом свете, проникавшем сквозь щель в колодец, он прочитал, что того, чью форму он надел, звали Оскар Шнек, тридцати шести лет, и был он старшим сцепщиком на товарной станции в Кенигсберге. Загдан пересчитал несколько десятков марок, которые для него не имели никакого значения.