Можно спросить: кто на Руси живет правильно? И ответом будет: Гриша Добросклонов. Можно спросить: кому на Руси жить плохо? И ответов мы получим страшное количество. Но «кому на Руси жить хорошо?» – это не очень корректная формулировка. У кого совесть спокойна, тот почти наверняка скотина. Кто в России процветает и благоденствует, мы все видим сами и о них поэму писать не стоит.
Видимо, правильно сформулированный вопрос здесь: кому на Руси жить не настолько плохо? Вот чтобы осталось еще что-то человеческое. Кому на Руси жить «ничего»? Кому на Руси жить кое-как?
А кому хорошо, кто здесь счастлив, я такого человека не назову. Наверное, потому, что как только он становится счастливым, перед ним появляется ужасная совесть и кусает его в нежное место, говоря: «А вот посмотри, а вот как этот, этот, этот…» И какое уж тут хорошо…
Поэтому, наверное, хорошо жить пьяному, у которого несколько снижается критичность в этот момент. Но ему наутро очень плохо. Так что, как видим, некрасовский вопрос ответа не имеет.
– Расскажите, пожалуйста, про женщин Некрасова.
– Булыгина, зачем тебе это знать? (смех в зале) Вот с женщинами Некрасова вышла довольно интересная история.
Авдотья Яковлевна Панаева, наверное, самая роковая женщина в русской литературе после Лили Брик, вошла в некрасовскую лирику как удивительный образ женщины-мучительницы, женщины, которую всегда жалко, которую всегда презираешь, которую временами ненавидишь и от которой не можешь оторваться. Но это и женщина-единомышленница, женщина-соратник, с ней вместе он написал два едва ли не самых увлекательных романа 1850-х годов. И если «Мертвое озеро» читать сегодня совершенно невозможно, то «Три стороны света» мой сын, например, прочел с большим удовольствием как замечательный путеводитель по России. Правда, линия с горбуном там совсем не интересна, роковая, готическая линия. А вот путешествия Каютина очень веселые. Я сам до сих пор вспоминаю, что пуля, засевшая в жире моржа, не то что не ранит его, а даже доставляет ему некоторую приятность. Вот.
Конечно, они – замечательная пара лирическая, творческая, очень, в каком-то смысле, несчастная, потому что Авдотья Яковлевна совершенно не умела смирить свои амбиции, свои потребности и была не очень чистоплотна в делах финансовых. И крайне честолюбива. И она измывалась над Некрасовым разнообразно. Чуть ли не заставляла в воду броситься – «если вы меня любите».
Но при всем при этом он ее добился. И, видимо, это замечательное доказательство того, что хороша та женщина, которая мучает.
Было у него несколько мимолетных связей. С француженкой-актрисой, с проститутками разного рода, пока на одной из проституток он сам не женился, переименовав ее в Зину, – так-то она была Фекла, насколько я помню, это нуждается в уточнении. Она прожила до 1922 года, Чуковский успел ее проинтервьюировать.
Удивительно, что он должен был оставить ей огромное состояние – Некрасов был хорошо печатающийся русский поэт с потрясающими тиражами по тем временам. Суммарный тираж сборника стихотворений, который переиздавался каждые два года, я думаю, тысяч за двадцать-то перевалил, это для Российской империи XIX века очень много. Первый тираж – три тысячи – разошелся в неделю. Но Некрасов ничего не оставил. Все эти деньги ушли разнообразно на тайные дела. Он много сделал для того, чтобы тайно, тихо это осуществить. Ушли они на помощь русским революционным кружкам, с которыми он был связан теснее, чем мы думаем, ушли на издание «Отечественных Записок» и ушли на разного рода анонимную помощь бедным русским литераторам. Он оставил жену буквально с минимумом средств, который был достаточен, чтобы обеспечить ее жизнь. Это поступок в своем роде героический. И я, пожалуй, такой высоты самопожертвования уже не понимаю. Честно сказать, я, как всякий русский литератор, люблю, конечно, народ и сочувствую его горю. Но семья ведь тоже народ, понимаете. А вот этот поступок я понять не могу, но преклоняюсь перед ним чрезвычайно. Таинственно исчезнувшее наследство Некрасова, наверное, более интересная история, чем вся его бурная личная жизнь.
Что касается его отношений с женщинами, то сам он в одном из писем замечательно писал: «Такой уж я несчастный Сердечкин!» Да, действительно, очень привязчивый, очень сентиментальный и страстно мучающий объект своей любви, потому что без этого неинтересно.
– Перечислите экранизации Некрасова.
– Есть несколько экранизаций Некрасова. Во всяком случае, предпринималась попытка сделать сериал по «Трем сторонам света», которая, в общем, успехом не увенчалась, но очень старались. И, разумеется, было несколько спектаклей по «Кому на Руси…». Там сложность в том, что поэма не закончена и правильный порядок частей неизвестен – и поставить это толком невозможно.
Боюсь, что нормальное отношение к некрасовским текстам у нас еще впереди. Для того, чтобы Некрасова любить и понимать, нужно относиться к нему с толикой той язвительной насмешки, которая есть в нем самом, потому что без этого его понимание будет неадекватным.
На Некрасова нельзя молиться, Некрасова надо пересмеивать. И вот, кстати, закончим, на этой оптимистической ноте: самый удачный образец – это даже не уже упоминавшееся стихотворение Бродского («Кажинный раз на этом самом месте// Я вспоминаю о своей невесте…») Это, скорее, гениальный слепаковский текст, очень хорошо известный в Петербурге. Все помнят, как она принесла в «Еду ли ночью…» «гробик ребенку и ужин отцу»? И вот в пьесе Слепаковой о таком фаланстере, о петербургской коммуне слепцовской белошвейка поет песню: