Кукушкин был на все готов.

Он шел впереди и нес двух кряковых селезней с изумрудно-зелеными подкрылками, с мягким и гладким пухом на шее.

Дядя Саша всегда был с Кукушкиным по-мужски ласков. Не кричал на него, и грозный шпандырь в редких случаях гулял по ягодицам Кукушкина. Один только раз обиделся дядя Саша и отодрал Кукушкина за уши.

Кукушкину надо было этой осенью идти в школу. Сапог у него не было. Надо было достать сапоги. И Кукушкин стал зарабатывать деньги. Как только поспела земляника, он один отправился в город с двумя корзинками спелых пахучих ягод. Вернулся он к обеду, зажав в кулачище две засаленных трешницы. Тетя Поля спрятала их за икону.

Раз в неделю наведывался Кукушкин в город торговать ягодами. И уже пообвык, поосмелел, стал ходить по улицам и магазинам. Очень он любил вывески. Он останавливался около каждой встречной вывески и читал ее по складам, и сердце его прыгало от удовольствия.

Бренча мелочью в кармане, чувствуя себя полным хозяином, зашел он однажды в книжный магазин. Там были удивительные книги с картинками. Глаза у Кукушкина разбежались. Не выдержал он соблазна, выбрал себе букварь, цветные карандаши, две тетради и журнал «Крокодил».

На обложке журнала был нарисован свирепый человек с одним очком в правом глазу. В этот глаз врезался самолет с красной звездой на крыле, и из глаза свирепого человека летели искры. «Наш ответ Чемберлену!» — гласила подпись под рисунком.

На эти покупки ушли почти все вырученные деньги. Он пришел в деревню под вечер. Он делал очень частые остановки для того, чтобы полистать букварь и журнал.

На одной из таких остановок, очевидно, и оставил корзинку из-под ягод. А это была чужая корзинка.

На этот раз за икону откладывать было почти нечего.

Но дядя Саша рассерчал не на это.

— Зачем корзину оставил, растяпа?! — И отодрал за уши.

Отодрал не больно. И Кукушкину было обидно не от боли, а оттого, что он рассердил дядю Сашу. Но это было в первый и в последний раз.

Журнал «Крокодил» Кукушкин положил на кровать на подушку. Кот Прокоп с полатей недовольно одним глазом посмотрел на обложку, потом встал, потянулся, попробовал когти о стену, рыжей молнией метнулся на кровать, минута — и от журнала остались одни клочья. Чего-чего, а этого не только Кукушкин, а и сам Чемберлен от Прокопа, наверно, ожидать не могли.

На сапоги Кукушкин все-таки заработал. Тетя Поля купила их, добрые сапоги с запасом на вырост, с кожаными подошвами, подбитыми гвоздями в три ряда, с поднарядом из мягкого опойка, с тесемочными ушками, и спрятала их под замок в сундук.

Дед Павел добавил на сапоги недостающие пять рублей.

Он как-то подобрел к людям. Однажды он принес ребятам три пачки бумажных денег с портретами царя и с двуглавыми орлами:

— Играйте!

Очевидно, он уже совсем перестал верить в возврат «бывалошного времени».

Кукушкин показал дяде Саше пачки этих денег.

Дядя Саша вернул их Кукушкину, не сказав ни слова.

Потом тетя Поля оклеила кредитками перегородку в кухне. Клей был сделан из муки, а тараканы были голодные. Они быстро погрызли вместе с клеем навсегда рухнувшее богатство деда Павла.

Если верить утверждению, что добрая половина в воспитании человека ложится на долю его первого учителя, то Кукушкину повезло.

Первым его учителем во всех четырех классах бабаевской школы был Алексей Иванович, человек доброй души и редкого внимания к ученикам.

Жил Алексей Иванович при школе, вдвоем со своей женой, тоже учительницей, Елизаветой Валерьяновной. Был он рослым и широкоплечим, с густой седеющей гривой волос, носил усы и окладистую курчавую бороду. Одевался в толстовку, длинную и широкую. Зимой и летом ходил в смазных яловых сапогах.

Ему было под шестьдесят. Появился он в здешних местах давно. Рассказывали, что когда-то он учился вместе с Лениным в Казанском университете. В университете был бунт. После бунта Алексея Ивановича выслали по этапу сюда, в Бабаево.

Поселился он у бездетной солдатки Прасковьи Ивановны и открыл на дому школу для крестьянских ребятишек.

До него школы в округе не было. Учил церковной грамоте крестьянских детей дьячок Игнат, не особенно чистый на руку и забулдыга.

Алексей Иванович полюбился мужикам, и они стали отдавать своих ребятишек на ученье к нему.

Доходы дьячка и натурой и деньгами сократились. И не вынесла этого его завистливая душонка, — взял да и подпалил он избу Прасковьи Ивановны. Спасти удалось только книжки да учебники.

Крепко побили дьячка Игната мужики. Еле отошел. Потом собрались вместе со всех окрестных деревень и рядом с церковью в Бабаево выстроили в шесть окон по лицу настоящую школу.

Губернское начальство прислало в школу курсистку Елизавету Валерьяновну. Сама судьба свела их вместе, и они поженились. Поженились и стали учительствовать вместе: два класса — Алексею Ивановичу, два — Елизавете Валерьяновне.

Вся округа у них училась.

Вот к Алексею Ивановичу и попал Кукушкин.

— Кто из вас, дети, знает буквы? — спросил учитель на первом уроке.

— Я! — ответил Кукушкин.

— А ты встань. Вот так. Когда отвечают, всегда встают. Какие ты знаешь буквы, говори?

— Всю азбуку! — И Кукушкин, набрав полную грудь воздуха, единым залпом выпалил:

Это произвело сильное впечатление. Венька Кузин раскрыл от удивления рот, а учитель, улыбаясь, сказал:

— Похвально. А кто тебя этому научил?

— Дедушка, — ответил Кукушкин.

— Ну, теперь садись. Будем заниматься.

Учился Кукушкин хорошо. Все ему давалось легко и без особого напряжения. Больше всего он любил рисовать цветными карандашами и заучивать стихи.

В январе Алексей Иванович устроил для школьников и родителей ленинский вечер. Это была первая годовщина со дня смерти Владимира Ильича. Алексей Иванович прочел доклад, а потом сказал:

— Стихи о вожде мировой революции прочтет ученик первого класса Кукушкин.

Кукушкин встал на табурет под портретом Владимира Ильича Ленина. Портрет этот девочки оплели траурной лентой, кумачом и зеленым лапником.

В классе было тихо, как в снежном лесу. Только когда кончил Кукушкин читать, тетя Поля вздохнула и поднесла кончик полушалка к глазам, а когда они шли домой, то ли от резкого лунного света, то ли от мороза, на ресницах Кукушкина навертывалась мокрая паутинка, но ее никто, кроме его самого, не заметил.

В этот вечер спать легли рано, не зажигая гасика.

Дал Алексей Иванович Кукушкину лист плотной белой бумаги, и Кукушкин нарисовал печатными буквами несколько плакатов. Он старался рисовать буквы с оттенком, как в городе на вывесках.