— Ты все скажи товарищу, не прячь. Мы живем с тобой теперь по-честному, — вдруг пришла она на помощь Перминову.

— Лапин… Мишка, — подчиняясь гипнотизирующему взгляду жены, ответил умирающий.

— Мне это известно, — наклонившись к Сидоркину, сказал Перминов. — А та, другая фамилия, которая была написана в его паспорте. Вы еще смотрели паспорт, помните?

— Да, да, Ваня, ты смотрел этот паспорт, — заспешила жена Сидоркин а. — Ты уж говори, я ведь твое письмо отправила в КГБ.

— Чужая там… фамилия… не его.

— Правильно, чужая, Ваня, а какая?

— …пак, Никола…

— Что? — не понял Перминов.

— Скворец… по-украински… говорю…

— Шпак! — радостно подхватила жена Сидоркина, — Шпак!

— Черная… птица… хорошая… поет хорошо… — чувствовалось, что говорить ему тяжело, но он смотрел на Перминова и, едва шевеля губами, говорил: — Душа… у него… черная. Помни… Саня… Это он… меня… ножом… Узнал я его.

— Не буду я вам мешать, — прошептал Перминов.

Он вышел в приемный покой, уселся на широкую длинную скамью и вытер пот со лба. Выходит, не впустую съездил он в командировку в этот далекий таежный край. «Что там теперь поделывает Петренко, нашел ли он пирожочницу Таську? Может, они и без меня все уже узнали и задержали Мишку Лапина?» — Перминову стало грустно при мысли о том, что ему не пришлось участвовать в поимке преступника.

— Сказал-таки фамилию, — послышался тихий голос главврача. После первых вопросов капитана он почему-то был уверен, что Сидоркин ничего не скажет ему и унесет в могилу свою тайну, но, когда вошла жена, все неожиданно изменилось.

— Сказал! — коротко согласился Перминов. Теперь в его голосе сквозила явная радость.

— Я только что оттуда, умер, бедняга…

— Не может быть! — удивился Перминов. Он никак не ожидал, что Сидоркин сразу же умрет, как только выдаст тайну, словно эта тайна обязывала его жить до последней минуты, пока он не освободится от нее.

…Вечером небо покрылось свинцом косматых туч. Они неслись с поросших елями гор прямо на городок. Такая гонка серых клубящихся лохмотьев ничего хорошего для Озерска не предвещала. Старожилы говорили, что дождь на целую неделю обеспечен. Капитан Перминов зашел в Дом колхозника, встретился с женой Сидоркина. Ему хотелось попрощаться с этой женщиной, которая и не подозревала, какую помощь оказала она следствию.

— Ваня ушел из жизни человеком. Он ничего не скрыл, — с грустью говорила она, протягивая Перминову натруженную, грубоватую от работы руку. — Было у него много чего, он мне рассказывал об этом, переживал и казнился за убиенных. Бог его теперь простит! Мы с Ваней поженились как раз перед войной и пожить-то не успели. Ушел он на фронт, да и пропал. Из тюрьмы выпустили, письмо прислал, я все бросила — и к нему сюда, в глушь. Недолго пожили, осталась я теперь одна на всем белом свете, — тоскливо закончила она.

Паровоз гнал вагоны на запад, оглашая девственную тайгу протяжными гудками. Перминов лежал на верхней полке и читал купленные на остановке свежие газеты. Вчера он звонил начальнику управления и по скупым, одобрительным замечаниям понял, что розыск по другим каналам пока не дал больших результатов и те сведения, которые он сообщил полковнику Федорову, представляют для следствия большой интерес.

Перминов наслаждался покоем в вагоне, засыпая под стук колес, отсчитывающих стыки рельсов. А в это время из управления неслись по проводам запросы:

«Николай Шпак, примерный возраст сорок пять лет, волосы белые, глаза светлые…», «Сообщите место жительства Николая Шпака!», «Николай Шпак!..», «Разыскивается Николай Шпак! Шпак!..»

Потом на несколько часов замерли провода и радио. Наконец, с далекого Южного Сахалина пришло сообщение: «Николай Федорович Шпак, 1920 года рождения, холост, уроженец Бугульмы, рабочий рыболовецкой артели поселка Тох, соответствует приметам».

Полковник Федоров вызвал майора Агатова и капитана Петренко.

— Ну, товарищи, сошлись концы с концами, читайте, — он протянул телеграмму Агатову.

— Будем брать сами или попросим сахалинских товарищей? — поинтересовался майор, и Федоров уловил нотки, в которых прозвучало желание самим закончить этот трудный поиск.

— Думаю, ваша оперативная группа все и доделает. Жаль, что Перминов где-то в дороге. Тут и его заслуга немалая… Собирайтесь в дорогу, завтра вылетите. Попросите сахалинцев, пусть организуют наблюдение за преступником, пока вы будете в пути.

Через несколько часов полковник Федоров получил второе сообщение с Сахалина: «Шпак Николай Федорович из поселка Тох выехал, выписка оформлена, направление неизвестно». Начальник управления отменил выезд оперативной группы на Сахалин и, дав несколько часов на обдумывание и изучение полученных данных по делу Лапина — Донорова — Шпака, попросил Агатова и Петренко высказать свои соображения по дальнейшему розыску.

Имея фамилию, имя, отчество преступника, розыск значительно облегчался. Теперь мог действовать только фактор времени, которым оперативная группа уже практически не располагала. Полковник приготовился слушать майора Агатова. Тот взял со стола увесистый том дела и полистал несколько страниц. Он открыл лист показаний бывшей супруги Михаила Донорова, Екатерины Николаевны Шершень, и показал полковнику то место в ее рассказе, где она говорила об отцовской любви к сыну. Там, где упоминалось, что Шершень как будто видела Михаила Донорова в станице, было подчеркнуто красным карандашом.

— Виктор Владимирович, каковы ваши соображения? — повернулся Агатов к Петренко. Судя по уверенности, с какой действовали майор и капитан, они уже успели прийти к единственно правильному решению.

Петренко и Агатов молча смотрели на полковника. Федоров по очереди взглянул на каждого из них и улыбнулся.

— Думаете, искать надо здесь? — подошел он к карте и, найдя на ней название небольшого городишки, ткнул в него пальцем. Этот кружочек был совсем рядом от темно-синей жилки реки, выпятившей свой горб как раз на том месте, куда ездил майор Агатов с Петей, молоденьким лейтенантом.

Зазвонил телефон. Полковник снял трубку.

— Федоров слушает! Ты где находишься? — отбросив уставную форму, спросил он того, кто был на другом конце провода. По голосу и довольному выражению лица и Агатов и Петренко поняли, что тот, на другом конце провода, обрадовал полковника своим звонком.

— Хорошо! Через два часа позвонишь Петренко, он тебе скажет, куда вылетать. Спасибо, что вовремя позвонил. Чутье, говоришь? Это хорошо, раз не растерял чутья. Ну, будь здоров! — Полковник положил на рычаг трубку. — Перминов. Перед вылетом решил позвонить для страховки. А теперь свяжитесь с этим городом. Пусть посмотрят в гостиницах. Паспорта своего ему бояться нечего. Тем более что Сидоркина он убрал.

Уже спустя час Петренко мог сказать, что концы действительно сошлись: из городка сообщили, что Николай Шпак поселился в гостинице «Новь», пробудет в городе еще пять дней.

Перминов прилетел в город и поселился в гостинице «Новь». Он был первым из оперативной группы, кто увидел Михаила Донорова. Все получилось так неожиданно, естественно и просто, что не было никаких трудностей и осложнений.

Сидя в ресторане гостиницы, уткнувшись в меню, капитан не заметил, как к его столику подошел мужчина средних лет с белыми, как ковыль, волосами.

— Разрешите присесть, — обратился он к Перминову, и тот, не отрываясь от меню, кивнул. Когда капитан поднял голову и увидел своего соседа, он безошибочно признал в нем того, кого вот уже несколько дней целая оперативная группа разыскивала по всему Советскому Союзу. Перед ним сидел Мишка-палач! Он сидел спокойно, тяжело опустив на белую скатерть стола крупные, покрытые рыжеватыми волосами руки. Брови на загорелом лице выделялись своей белизной, отчего глаз совсем не было видно, настолько они казались бесцветными. Глубокая морщина поперек узкого лба переходила в небольшой, слегка вздернутый нос. Скулы широкие, тяжелый подбородок и тонкие губы — таков был портрет соседа по столику.