На двенадцатый день, к вечеру, Скунс услышал неподалеку лай собак. Он достал пистолет и отвел предохранитель. Скрипнула промерзшая дверь. В землянку вошел человек в меховой одежде.

— Кто здесь? — спросил он.

— Как погода? — подал Скунс условный пароль.

— Пурга идет с востока, — был отзыв.

— Росомаха пришла, — отозвался Скунс. — Как здоровье соболей?

— Отличное. Все восемь здоровы.

Скунс сунул пистолет за пазуху и поднялся с лавки. Чиркнув спичку, он зажег стоявший на столе огарок свечи и, став против света, с любопытством уставился на вошедшего. Это был старик с благообразной седой бородой, быстрыми маленькими глазками, которые смотрели из-под прищуренных ресниц, словно прицеливались. Казин представился:

— Епифан.

Скунс крепко пожал протянутую руку. Пальцы показались ему железными.

— Скунс.

— Помогите внести соболей.

Вдвоем вышли из берлоги. Старик развязал веревку и скинул меховое покрывало с нарт. На них стояло восемь небольших клеток. Скунс обхватил четыре и внес их в землянку. В клетках прыгали, колотясь о стенки, маленькие черные зверьки. Старик внес остальные.

— Вот они, красавчики!

Соболя смотрели на него блестящими, удивительно живыми бусинками глаз. На шее у каждого был надет плетенный из тонких прутьев круг, словно дно от корзинки, он не давал зверьку дотянуться до задних лап и хвоста.

— Зачем? — спросил Скунс.

Казин с чувством превосходства стал объяснять:

— Соболь зверь злой, не любит неволи. Коли его рассердить, так он от ярости может сам себя покусать, а то и загрызть. Вот я им и надел ошейники. Моя выдумка, мне за это премию дали. — Росомаха усмехнулся. — Триста рублей отвалили. Рационализатор… — злобно оборвал свою речь старик и спросил: — Кто хозяйничать будет?

— Вы. Я в гостях.

Росомаха затопил печь и вынул из мешка куски медвежатины. Скунс достал фляжку спирта.

— Сегодня не пойдем?

— Нет. Ночью пурга будет сильная.

— Ушли чисто?

— Чисто. Дней пять не хватятся.

— Куда пойдем?

— На северо-восток. Не беспокойтесь. Где нас встретит самолет?

— Вы не получили инструкций от шефа? — насторожился Скунс.

— Шеф сказал, что операция на Камчатке будет для меня последней.

— Да, конечно. Инструкция не изменилась, — сказал Скунс и подумал: «Ни черта не знаю об этой инструкции. Что она предусматривала? Если то, о чем сказал старик, то скорее он. Скунс, даст отрубить себе руку, чем выполнит ее! Как бы не так!»

— Слава богу! Пора на покой. Я, малыш, очень долго представлялся дураком и окручивал умных.

Скунс согласно кивнул и постарался добродушно улыбнуться. У него мелькнула мысль, что теперь, когда старик становится умным, его придется провести, окрутить, как он сказал. Шеф дал точные инструкции; Росомаха, проводив Скунса до мыса Озерного, должен вернуться на материк. Этим преследовались, как понимал Скунс, две цели: старик отвлечет внимание погони на себя, и, если ему удастся добраться до материка, он под новым именем выполнит еще не одно задание. — Скунс не слышал о шпионах-пенсионерах. — Если старика схватят по дороге на материк, то ему каюк, а Скунс тем временем будет далеко. Старик мечтает убежать. Это не предусмотрено инструкцией.

Скунс ухмыльнулся, вспомнив русскую поговорку: «Два медведя в одной берлоге…» Нет! Он-то наверняка не даст себя окрутить. У него есть преимущество — точная, последняя инструкция шефа.

Старик Казин, видимо, принял благодушную улыбку за поощрение своей исповеди и принялся с большим жаром рассказывать о том, как в двадцатом году он, бравый гвардейский поручик Старцев, хозяйничал здесь, на Камчатке, потом бежал с японцами, нищенствовал в марионеточном Манчьжоу-Го, поступил в разведку, дважды благополучно пересекал границы…

Скунс слушал Росомаху-Старцева-Казина и ласково улыбался. Он понимал, что старому человеку хочется поговорить. Старик молчал столько лет, и Скунс был не прочь послушать его. Но это он может позволить себе до того момента, когда перед ним откроются ледяные просторы океана. Тогда старик отправится к чертям. Скунс не станет нарушать инструкций шефа: к самолету он подвезет нарты с соболями и сядет в него один.

Осторожные и односложные замечания Скунса очень не понравились Казину. Он никогда не доверял никаким людям, пришедшим «оттуда». Хотя такие посещения были более чем редки: всего два за долгое время, и то свидания относились к давней поре, очень давней. Казин был прозорлив и в те годы. Деньги он получал один. Его «гости», к некоторому неудовольствию хозяев, то погибали в перестрелке, то неудачно оступались на тропе. Но какое до этого дело ему Старцеву-Казину?

Последняя история с соболями, прямо говоря, нравилась Казину. Кто и когда додумался до этого, Казина не интересовало. Но чувствовались коммерческий размах и дальновидность. Поэтому такого человека, как Скунс, к деньгам подпускать не следовало.

Трагедия контрабандиста

Дежурный офицер вошел в кабинет. В руках у него был небольшой серый пакет.

— Только что доставили, товарищ полковник.

— Спасибо, — ответил Шипов, выходя навстречу и принимая почту. Виктор Петрович даже не прошел к своему столу, а сел в кресло у стены и принялся читать.

Быстро просмотрев препроводительную бумагу, Шипов взял приложенный документ: копию статьи одной из парижских вечерних газет от 30 августа 1937 года.

«Трагедия контрабандиста». «Вчера, проходя по Парижской ярмарке, я встретил оборванного, обросшего рыжей щетиной человека, который нес две клетки с необыкновенными зверьками. Еще ни разу, ни на одной мировой ярмарке я не видел таких маленьких, с небольшую кошку, зверьков, черных, с блестящими пуговками глаз. Я остановил мужчину, несшего клетки, и спросил:

— Что это за животные?

— Соболя, — ответил мужчина.

Живой соболь на ярмарке! Небывалое и неслыханное!

Как же они попали сюда? Это меня заинтересовало.

Русский почти не говорил по-французски, и нам пришлось прибегнуть к помощи переводчика. Я попросил его рассказать о себе.

Звали его Терентием Кулгуком. Он житель села Слобода Читинской области. Отец его был состоятельным человеком и умер после того, как все его имущество реквизировали коммунисты.

Смерть отца, потеря всего имущества озлобили сибирского мужика Терентия Кулгука. В прошлом году он открыл секрет размножения соболей, бывший до этого тайной, потому что никто не знал, когда они спариваются и когда приносят потомство. Тогда он решил украсть соболей, отлов которых был запрещен, и бежать за границу, продать вместе с соболями свое открытие.

Поймав три пары соболей и захватив с собой десять отборных собольих шкурок, Терентий Кулгук отправился в путь. Он перехитрил хваленую советскую погранохрану и бежал в Маньчжурию. Там продал соболиные меха и отправился в Париж, питая самые радужные надежды. Но он обманулся. Четыре соболя издохли в дороге. Здесь, в Париже, неудачи не покидали его. Никто не верил, что он сумеет развести соболей в неволе, и ему не давали за живых даже стоимости шкурки…

Позднее я поинтересовался дальнейшей судьбой Терентия Кулгука. Она оказалась трагичной. Один американец купил соболей по тысяче долларов за штуку вместе с услугами хозяина.

Некоторые газеты подняли большой шум о создании новой расы соболей, которые должны затмить русских.

Однако через неделю, когда пароход, на котором Терентий отправился за океан, зашел в Алжир, соболя умерли от жары. Терентий Кулгук по условиям договора должен был возвратить деньги. Их у него не оказалось, и, чтобы не сидеть в долговой тюрьме, он удавился на полотенце у себя в каюте…»

Полковник Шипов отложил листки.

Выходит, наша догадка, что целью проникновения нарушителя на нашу территорию могли быть соболя, не лишена оснований. Прецеденты, как выясняется, есть. Не шпионские сведения интересуют нарушителя. Это, так сказать, экономическая диверсия. Попытка подорвать государственную монополию. Что ж, соболя не открытые год назад алмазы. Соболя могут размножаться. Значит, это действительно не воровство, а именно экономическая диверсия.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: