А с немецкой стороны уже слышны выстрелы наших танковых пушек. Оттуда, мелькая, бежит сквозь пелену снега юркий «виллис». Поравнявшись с нами, машина останавливается, из нее выходит командир соседней танковой бригады полковник Слюсаренко. Кисть его левой руки забинтована, сквозь повязку проступают пятна крови.
- Что случилось, Захар Карпович?
- Счастливо отделался…- морщится он от боли.- Прямое попадание в танк. Трех пальцев как и не было… Ну, да ничего, проживем. А наши танки уже в Питшене!
Полковник Слюсаренко говорит, что регулярных войск врага в городе мало, но фольксштурмовцы, вооруженные фаустпатронами, бьют по танкам из переулков, из окон, с чердаков, из подъездов.
- Головачев уже там, в городе, просил поторопить автоматчиков. Надо быстрее очистить город от фаустников,- заканчивает он.
Головачев, как всегда, с передовым отрядом. А автоматчики идут вместе со штабом. Командир роты капитан Абдуллаев стоит рядом со мной.
- Слышали, капитан? Жмите на всю железку! Вы нужны там, в Пнтшене!- приказываю я.
К вечеру 12 января город Питшен полностью был в наших руках. Ночью никто из офицеров не думал о сне. На всех направлениях действовала разведка, автоматчики небольшими группами патрулировали по улицам города. Штаб бригады собирал данные о противнике, обобщал, анализировал их, старался определить, что именно предпримут фашисты утром. Ведь они вынуждены были оставить нам свой город! Хватит ли у них сил, чтобы попытаться его отбить? Или будут бомбить с воздуха?
К утру стало ясно, что на этом направлении сил у врага мало, и тогда созрел план: не давать фашистам опомниться, стремительно продолжать наступление, перехватывать узлы дорог, лишать противника возможностей маневра. Командир корпуса одобрил этот план. Танки, а за ними и автоматчики, преследуя отступавших фашистов, устремились на запад!
Мы рвались к Одеру, чтобы с ходу захватить переправы и плацдарм на его левом берегу. К Одеру, чтобы закрепиться там, спешил и враг. Его потрепанные, разрозненные части отступали туда проселочными дорогами, обходя стороной свои, но уже занятые нами населенные пункты.
В эти дни Черчилль писал Сталину:
«Мы очарованы Вашими славными победами над общим врагом и мощными силами, которые Вы выставили против него. Примите нашу самую горячую благодарность и поздравление по случаю исторических подвигов… Будущие поколения признают свой долг перед Краской Армией так же безоговорочно, как это делаем мы, дожившие до того, чтобы быть свидетелями этих великолепных побед».
…Ближайшая цель нашей армии - овладеть Бреслау. А там недалеко и до Берлина.
АПРЕЛЬ - МАЙ СОРОК ПЯТОГО
Весна. Яркое солнце и голубое небо.
Предстоят жаркие бои, а на душе все-таки легче: близок конец войны. Победный конец,…
20 апреля наша дальнобойная артиллерия открыла огонь по Берлину. 21 апреля передовые части ворвались на окраины города, который вес мы называли логовом фашистского зверя. Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов словно клещами сжимали это логово, не давая, врагу возможности вырваться из кольца.
30 апреля и в ночь на 1 мая бои в Берлине достигли наивысшего напряжения. Некоторые наши части уже вклинились в самый центр города и разорвали оборону фашистов на отдельные группы.
Бои шли у Бранденбургских ворот, у Тиргартенпарка, на Вильгельмштрассе, у Потсдамского вокзала - в самом сердце города.
Идут бои на улицах Берлина.
Утром 1 мая стало известно, что над рейхстагом уже развевается Красное знамя.
Танки осторожно, словно ощупью, пробираются по мрачным улицам города. Из-за каждой груды развалин, из подворотни, из окна подвала может ударить «фаустник». Солдаты с автоматами идут впереди и рядом с танками, мгновенно открывая огонь по всякой подозрительной точке. Автоматчики «ведут» за собой танки, хотя всю войну было наоборот.
По левой стороне улицы, прижимаясь к стенам зданий, робко идут три женщины. Командир автоматчиков что-то крикнул им и сердито махнул рукой - уходите, мол, в сторону.
- Да мы свои, русские, русские мы!- донеслось в ответ.
И тут произошло нечто невероятное. Идущий впереди головного танка солдат вдруг остановился, словно от удара в грудь, потом наклонился вперед и рывком бросился к женщинам. А над улицей пронесся пронзительный крик:
- Аня-а!!!
Штурмуя берлинские кварталы, русский солдат встретил свою невесту, угнанную фашистами в рабство. Но война есть война. Прижимая к груди и целуя девушку, солдат повторял одну и ту же фразу: «Ищи хозяйство Головачева… Там встретимся». Еще раз поцеловав свою невесту, солдат снова пошел в бой.
Комбату- два майору Горюшкину было приказано овладеть товарной станцией и промышленным кварталом севернее ее. Бой за станцию был недолгим. Из здания ее комбат увидел за разветвленной сетью железнодорожного полотна большой мрачный дом. Редкие узкие окна были заложены мешками с песком. Оттуда по автоматчикам били из пулеметов, а по танкам -фаустпатронами. Враг засел прочно. Продвижение батальона приостановилось. Присланный для выяснения обстановки офицер штаба увидел стоящие в переулке несколько «катюш» и предложил комбату:
- Давайте попросим пару машин на прямую наводку по этому зданию…
Эрэсовцы с полуслова поняли обстановку, и командир на свой риск дал комбату две машины.
Под прикрытием огня автоматчиков машина вышла из-за угла и развернулась стволами на мрачное здание. Вспыхнул ослепительный свет, и страшный грохот пронесся над, станционными путями. Здание покрылось пылью и дымом. Автоматчики, а за ними и танки рванулись вперед.
Но проскочить открытое место батальону не удалось. С верхних этажей здания снова застрочили пулеметы. В это время па прямую наводку вышла вторая «катюша» и повторила залп. Окутанное пламенем укрепление врага замолкло. Батальон пошел на штурм промышленного квартала.
Бой не утихал всю ночь. Утром к полуразрушенному дому, где разместился штаб бригады, подъехал командарм Рыбалко. Выслушав короткий доклад комбрига, генерал сказал:
- От вас до танкистов генерала Богданова не больше километра. Они с севера продвигаются нам навстречу. Вам осталось взять два городских квартала…
Вероятно, читателю нелегко понять чувство тех, кто стоял перед этим последним километром войны. А у нас появилось ощущение окрыленности. стремление как можно скорее преодолеть этот километр, поставить точку и запомнить момент, которого мы ждали почти четыре года. Падение Берлина для нас означало окончание войны.
Все средства связи были включены на передачу. По телефону и по радио открытым текстом в подразделения летело сообщение: «До танкистов Богданова два квартала!»
Последний километр войны! Прошло полчаса, может быть, больше,- и вот по радио докладывает комбат-один:
- Вышел на линию железной дороги. Встретились с танкистами Богданова. Вижу, как обнимаются наши солдаты…- И голос капитана дрогнул.
В ту же минуту телефонист соседнего аппарата во весь голос закричал:
- Ур-р-а-а!
- Ты что, контужен, что ли? - язвительно осведомился его напарник.
- К черту контузию, конец контузиям, фрицы капитулируют! Из штаба корпуса передали приказ о прекращении огня.
В руках фашистов оставались только правительственный квартал и Тиргартен. Где-то там, внутри правительственного квартала, был и бункер Гитлера. Наши части штурмовали последние очаги сопротивления. Фашисты были настолько деморализованы и потрясены, что среди пленных, захваченных в подвалах министерства авиации, оказалось несколько сумасшедших. Начали сдаваться и гарнизоны, оборонявшие подземные станции метрополитена.
На рассвете 1 мая на участке, где наступали подразделения полковника Смолина, со стороны врага появился автомобиль с белым флагом на радиаторе. Наши бойцы прекратили огонь и дали возможность подойти машине. Из нее вышел офицер и, показывая на белый флаг, произнес:
- Капитуляция.