И Лондон действительно слушал эхо этого боя. Как мы узнали потом, в Лондоне из репродукторов отчетливо доносилась артиллерийская канонада. Когда началась атака, были слышны мощное русское «ура» и беспорядочная стрельба еще уцелевших вражеских огневых точек и отдельных автоматчиков. А слова диктора о том, что противник обращен в бегство и русские солдаты занимают вражеские позиции, были встречены тысячными толпами собравшихся у репродукторов англичан овацией и возгласами: «Да здравствует Россия!», «Да здравствует Красная Армия!»
Гитлеровское командование долго не могло смириться с потерей Сухиничей и не раз предпринимало отчаянные попытки вернуть город, бросало в бой большие силы авиации, танков, пехоты, наносило мощные артиллерийские удары. И после каждой попытки овладеть Сухиничами фашистам приходилось подводить печальные итоги.
Но, конечно, в этих боях несли потери и мы. Были убитые. Именно здесь, в Сухиничах, были тяжело ранены командующий 16-й армией генерал Рокоссовский и командир 328-й стрелковой дивизии полковник Еремин.
Бои за освобождение и последующее удержание Сухиничей нас многому научили.
МАЛЕНЬКИЙ ПАСТУХ
Собственно, пастухом его сделали несколько позже, и сделали разведчики. А встретились мы с ним еще зимой, когда у пастухов вообще нет работы. Встретились в только что освобожденной деревне, в которой и скотины-то никакой не осталось. Да и самой деревни тоже не было. Стояли только трубы да объемистые русские печи.
За одной из таких печей я заметил мальчугана лет десяти. Мальчик с любопытством рассматривал остановившиеся машины и сидевших в них военных. Убедившись, что это свои, он шагнул из-за печи и, засунув кисти рук в рукава фуфайки, зябко передернул плечами. Я подозвал мальчика и спросил:
- Что ты здесь делаешь?
Мальчик с недоумением посмотрел мне в глаза и пожал плечами. Да и что он мог ответить на такой вопрос? Мальчика звали Толей. Толя Григорьев. Он был единственным человеком, уцелевшим в этой деревне. Перед отступлением фашисты расстреляли всех жителей, а деревню сожгли. Толя с матерью прятались в погребе у соседей. Нашли их и там. Но мальчика не заметили. Вылезая из погреба, мать шепнула: «Сиди… Вылезешь, когда наши придут».
Дождался мальчик своих. И нам надо было решать его судьбу. Я подозвал командира разведроты и, кивнув на мальчика, сказал:
- Его зовут Толя Григорьев. Остался сиротой, остальное сами видите. Отправьте его в тыл бригады. Накормить, потеплее одеть… А дальше - посмотрим. Ты согласен, Григорьев?
Мальчик радостно кивнул головой и, оглядываясь на нас, зашагал с капитаном к броневику.
Не захотел Толя уходить от разведчиков, упросил, чтобы его оставили на кухне - повару помогать. И картошку чистил, и дрова колол, и посуду мыл. Но, конечно, больше всего любил слушать разбор проведенных разведчиками поисков. Он даже отпрашивался у повара с кухни: «Разрешите, я пойду послушаю, как они хвастать будут».
И разборы эти пошли Толе на пользу. Скоро он уже знал, и как надо через окоп перемахнуть, и как фашисту кляп в рот сунуть, и как пленного вести, чтобы не оглядывался, а шел по-быстрому. Словом, парень кое-чему научился и стал проситься в разведку. Разведчики «не отказывали» мальчугану, только откладывали на другой раз. Уходя в разведку, старшина роты обычно говорил:
- Задание у нас сегодня сложное… Вот в другой раз пойдем, тогда и тебя возьмем.
Повторялось это уже не однажды, и Толя, поняв, что старшина хитрит, тоже решил пойти на хитрость.
В начале мая получили разведчики задание захватить языка в квадрате N. Предполагалось, что туда прибыли новые части. Нужно было уточнить. Разведчики, готовились тщательно. Готовился и Толя. Тайком, конечно.
В ту ночь, когда разведчики уходили на поиск, старшина опять сказал Толе:
- Сегодня у нас очень ответственное задание. И опасное. Нельзя тебе… В другой раз.
И ушли. А Григорьев сунул за голенище трофейный кинжал - и за ними. Моросил весенний дождик, ночь была темная, самая подходящая для поиска. Разведчики шли спокойно. Толя старался не упустить их из виду, но близко не подходил.
Разведчики остановились. Прислушались, легли на мокрую землю. Лег на землю и Толя. Поползли разведчики… И Толя вслед за ними. Увлекся и не заметил, что разведчики затаились. Ползет, старается. А те услышали: ползет кто-то. Приготовились к встрече, ждут. А Толя знай себе ползет. Так и приполз прямо к старшине в руки…
А что было разведчикам делать? Враг рядом. Вернуть мальчишку назад - как бы хуже не было. Оставлять здесь нельзя. Буркнул старшина что-то себе под нос и решил:
- Пусть идет с нами. - И добавил персонально Толе: - Держись около меня.
Доползли до самого фашистского окопа. Старшина осторожно приподнялся на бруствер - наблюдает. И Толя рядом с ним. Дышит прямо старшине в ухо. Видит совсем недалеко стоит на площадке станковый пулемет и около него фриц с автоматом. Старшина, конечно, соображает, как фрица взять, но - надо же! - в это время Толя срывается с бруствера и падает на дно окопа. Фашист резко повернулся, вскинул автомат и смотрит на мальчишку. Только ведь ночь и дождик - разве разглядишь, что там свалилось в окоп. А Толя сжался в комок, скулит и крутится на одном месте. Видимо, ногу сломал. Или вывихнул. Немец постоял, постоял, жал автомат к бедру и стал подходить к Толе. А тот все попискивает и крутится потихоньку. Фриц подходит все ближе и ближе. Так и подошел к самым разведчикам.
Дальше все пошло как обычно. Навалились разведчики на фашиста: один выбил из рук автомат, другой в это время сунул ему в рот кляп, третий руки за спину вывернул. Готово!
Старшина повернулся к мальчишке, шепчет:
- Как нога? Идти сможешь?
А с ногой ничего и не случилось. Оказывается, Григорьев, упав в окоп, на ходу сориентировался, что делать. На обратном пути действовал мальчуган как заправский разведчик - четко, тихо, дисциплинированно. Не получил ни одного замечания.
На допросе пленный рассказал и с том, как, услышав шум, подумал, что в окоп свалился заяц или кабан. И пошел, чтобы уточнить…
Командир разведроты представил Григорьева к правительственной награде - медали «За отвагу» - и подумал, что из паренька может толк получиться. Не лишний он в разведке. Рискованно, конечно, только ведь разведке без этого нельзя.
А вскоре в роте появилась коза. Вручил ее старшина Толе и сказал:
- Паси. Пастухом тебя назначаю.
Парень, конечно, разобиделся, побежал жаловаться капитану. А тот смеется:
- Ничего, ничего, знакомьтесь, пусть коза тебя хозяином признает. И когда будет она за тобой без привязи ходить, пойдешь с ней в разведку.
Через три дня демонстрировал Толя свои успехи в обучении животного. Глядя, как коза ходит вслед за мальчиком, разведчики хохотали, словно в цирке. А коза, оказывается, кличку свою приняла и на зов мальчика: «Манька, Манька!» - отвечала блеянием: «М-е-е-е!»
Разработали разведчики Толе легенду и переправили его к деревне, занятой фашистами. Прошел мальчик с козой по деревне в один конец, потом в другой… А на следующую ночь вернулся в роту с интересной информацией. И еще раз ходил Григорьев в тыл врага. И опять удачно. Так бы, наверное, и прижился парень в разведроте, да приехал в бригаду командир корпуса вручать награды отличившимся. И был очень удивлен, когда из строя вышел мальчуган и, приложив руку к пилотке, представился:
- Товарищ генерал, рядовой Григорьев прибыл за получением награды!
Но руку комкор подал, как и всем другим, поздравил с наградой и даже сам прикрепил медаль к гимнастерке Толи.
А потом сказал комбригу:
- Война - дело не детское. Ему учиться надо, отправьте Григорьева в Суворовское училище.
МОЙ КОМАНДАРМ
О командующем 3-й гвардейской танковой армией Павле Семеновиче Рыбалко я должен рассказать уже хотя бы потому, что под его командованием шел трудными дорогами войны с ноября 1942 года до 9 мая 1945 года. Да и после победы продолжал службу под его руководством до апреля 1947 года, когда маршал бронетанковых войск Рыбалко был назначен на должность командующего бронетанковыми и механизированными войсками Советской Армии.