- Ну, как там тебе в Космосе-то, страшновато было?- снисходительным тоном спросил Командующий.
- Да когда как. Иногда возникали нештатные ситуации, товарищ генерал-полковник,- ответил как можно приветливее полковник.
Этого космонавта знала вся страна, на его долю выпало столько почестей и в Союзе и за рубежом. Он хоть и не имел власти, но был уважаем, обласкан вниманием и с ним давно уже не кто не заговаривал в таком тоне, на ты. Но Командующий сразу дал понять, что они не ровня.
- Врёшь ты всё! Это Гагарину страшно было, ну может быть ещё Титову, или Леонову, когда в открытый Космос выходил. А вам всем, кто после летали уже не то. Не по делу вам звёзды героев дают, никаких подвигов вы уже давно не совершаете. Вот ты... что там на амбразуру, что ли прыгал как Матросов? Нет, сидел в корабле как попка, а потом ни за что звания и награды огрёб. Вот ты полковник. А ты знаешь, что надо сделать, чтобы командиром полка, полковником в войсках стать, а потом ещё на этой должности удержаться и получить повышение. Полк это такая ответственность, тысяча с лишним гавриков, автомобили, артиллерия, танки, связь, стрелковое оружие и начальство тебя регулярно во все дырки... Знаешь сколько командиров полков снимают и разжалуют, а то и под суд отдают, нормальных работящих мужиков, ни за что, ни про что, например за то, что перепились уроды антифризом и человек двадцать сразу концы отдали. А ты чего, слетал там, проветрился, а потом прошёлся по ковровой дорожке, рапорт генсеку отдал, а за это и Герой и обеспечен на всю жизнь...
Космонавт покраснел как от натуги... но смолчал. Даже то, что рядом сидит дочь и его при ней фактически оскорбляют, не добавило этому Герою Советского Союза храбрости, чтобы взорваться в ответ.
Командующему надоело "доставать" безответного полковника и он решил развлечься разговором с его дочерью.
- А ты чего в Москву летишь?
Девушка посмотрела на отца, но тот ни кивком, ни взглядом не помог ей. Не зная как себя вести, она покраснела и отвечала чуть не с испугом:
- Я... мы... Я в Москве в институте учусь, а живём мы в Звёздном городке. На каникулах я была... вот папа возил меня к нашим знакомым Космодром посмотреть.
- Возил, говоришь... посмотреть? А в институт, небось, тоже папа устроил... герой липовый.
Девушка растерянно пожала плечами и то же предпочла не отвечать. Но Командующий не унимался.
- Ну, а как у вас сейчас у молодых девчонок, с парнями-то с каких лет начинаете?
Девушка сразу сделалась пунцовой и с мольбой взглянула на отца. Но тот сидел, глубоко втиснувшись в кресло, словно сверху на него навалился непосильный груз, в том числе и на глаза – он не поднимал их, без отрыва смотря на едва вибрирующий пол самолёта. Чего он боялся, что этот всесильный генерал выбросит их из самолёта? Нет, конечно, он как и всякий законопослушный человек боялся власти, человека сумевшим стать её обладателем. Ведь подспудно он не сомневался: высший подвиг это именно достижение высшей власти...
- Да брось ты целку из себя строить, знаю я вас нынешних, за флакон импортных духов под кого угодно ляжете. Если в школе не начали, то значит в институте с первого курса...
Он не встречал отпора и продолжал унижать в своё удовольствие... Он это делал вовсе не со зла, напротив, у него было очень даже хорошее настроение. Ведь завтра его наверняка повысят в должности, он получит ещё большую власть, и ему уже не нужно будет даже изредка заниматься такими неприятными делами как сегодня с этой ротой. Теперь того же Олеха он сможет наказать небрежным росчерком пера, безо всей этой предварительной "подготовки". Нет, он пребывал просто в отличном предпраздничном настроении, ведь у него всё хорошо, а завтра будет ещё лучше...
За иллюминатором самолёта непроглядная темень ночи – день кончился, день принёсший радостную весть. А то, что это один из дней конца восьмидесятых годов двадцатого столетия, одного из последних годов существования Советского Союза, той горы на властную вершину, которой он так успешно карабкается. Гора кажется такой незыблемой, вечной, а вершина так близка, разве могут возникнуть какие-то сомнения в её прочности. Так что настроение Командующего в конце того дня ничто не могло омрачить.
Мать солдата
Рядовой Хмылёв обычно с неохотой заступал в наряд на КПП. Хотя ничего особенного там делать не приходилось: стой себе в будке рядом с въездными воротами, да козыряй офицерам и прапорщикам, когда они, предъявив в развёрнутом виде свои пропуска проходят на территорию военного городка. Правда отдельные особи пропуск не показывали и, когда дневальный их останавливал, начинали на него кричать, дескать, ты что пенёк, в лицо не знаешь полковника такого-то. Ох уж эти полковники. За время службы у Хмылёва создалось впечатление, что в Москве полковников значительно больше, чем лейтенантов, майоров, прапоров... вместе взятых. Куда ни плюнь, всюду полковники. Хорошо если не строевой, служит где-нибудь в редакции, в НИИ, или тому подобной полувоенной шараге, а, если, к примеру, бывший комполка, всю свою службу только тем и занимавшийся, что на плацах орал, подчинённых распекал. Сюда-то, в Москву, таких дослуживать переводят, скорее всего, даже на нижестоящую должность, чтобы к пенсии московскую прописку и квартиру иметь... Ну, так и дослуживай спокойно, так нет, не выдерживает "душа поэта", обязательно к чему-нибудь "прикопается":
- Как стоишь боец... почему ремень на я... почему сапоги не блестят!?...
Ох, сколько всего такого услышал Хмылёв за полтора года. И всё же на КПП дежурить куда лучше, чем, например, наряд на кухню. Но это наряд для "молодых". Свои первые "салажные" полгода Хмылёв тоже не вылазил с посудомойки. Но "дембеля" на кухню уже не ходили. И Хмылёв как всякий уважающий себя "старик" предпочитал КПП, или автопарк, и обязательно в паре с "молодым". Вот и сейчас "молодой", как ему и полагалось, продежурил большую половину прохладной московской ночи. Хмылёв сменил его во второй половине. Утром он первым сходил в столовую, позавтракал и вновь подменил напарника. "Молодой" ушёл на "рубон"... и что-то долго не возвращался. Не иначе его где-то по дороге припахали. Хмылёв позвонил в роту. Оттуда ответили, что напарника поблизости не видно...
- Ну гад, куда же ты провалился, салажня,- злился Хмылёв.- Ну, погоди, я тебе сделаю.
Злился он оттого, что в это время с девяти до десяти часов, через КПП проходил основной поток спешащих на службу, и чуть не каждому, исключая гражданских служащих, приходилось отдавать честь. А перед наиболее "вредными" ещё и имитировать вытягивание во фрунт. К тому же стоял июль, солнце всё сильнее припекало, а тут даже воротничка не расстегнуть, стой как попка и козыряй.
Нет, конечно, Хмылёву сумасшедше повезло, что он, простой парень из села, безо всякого блата попал служить в саму Москву, и дослуживает здесь "не мятый не клятый" уже второй год. Мать, когда узнала из письма сына, где тот служит, помчалась в соседнее село, там располагалась ближайшая церковь, и поставила свечку. Так она боялась, как и все русские матери из простых, что её единственного сыночка загонят в Чечню, или ещё куда-нибудь, где если не жизни, так здоровья запросто лишиться можно. Примеров сколько угодно: с восьмидесятых годов как пошли на село, хоть не часто, но регулярно, гробы и калеки с Афганистана, так и не прекращались до сих пор. Менялись только названия "горячих точек". А тут как чудо снизошло, Сашка Хмылёв, рослый, здоровый парень, как такого не законопатить куда-нибудь в джигитский край. Ан нет, его почему-то в столицу определили, да ещё в какое-то потешное подразделение, где рядом располагалось несколько вроде бы воинских частей, редакции военного журнала, газеты, кокой-то жутко секретный НИИ и прочая, прочая... То есть офицеров тьма, а солдат у них в подчинении нет. Вот для осуществления охранных и прочих функций и предназначался батальон, где служил рядовой Хмылёв. Служба довольно скучная, однообразная, наряды да караулы. Но когда мать написала, что его бывший одноклассник уже вернулся домой из Чечни... без ноги, а другой, загудевший в погранвойска на Дальний Восток, чуть живой лежит в госпитале укушенный энцефалитным клещом... В общем Хмылёву роптать на судьбу было грех. Он и не роптал. Служил и спокойно дожидался дембеля.