Солнце уже опустилось над лесом, а сзади все еще доносился шум порога. Горбатый мыс, все время маячивший впереди, казался недосягаемым.

— Нет, парень, этак мы с тобой тут зазимуем, — нарушил наконец молчание Коробов. — Посиди-ка малость, я сейчас…

Климов бессильно опустился на землю, закрыл глаза. Он слышал, как трещал сушняк под сапогами уходящего в лес Дениса, как с шумом взлетел вспугнутый рябчик. Потом все смолкло. «Что он хочет делать? — подумал Владимир. — Что ему понадобилось в лесу?»

Вернулся Коробов с двумя длинными жердями и несколькими короткими палками. Бросив их на песок, он сказал:

— Придется твой плащ израсходовать.

И, вытащив нож, стал резать брезент на длинные ленты.

— Для чего это? — удивился Климов.

Денис молчал. Изрезав одну полу плаща, он положил на земле жерди параллельно друг другу, потом начал привязывать к ним брезентовыми лентами поперечные палки. Покончив с этим делом, Коробов прикрепил к передней части волокуши лямку и, обращаясь к спутнику, коротко сказал:

— Ложись.

— Я еще могу идти, — возразил Климов.

— Ложись! — твердо повторил Денис. — Некогда антимонии разводить — скоро стемнеет.

Владимир покорно лег на волокушу. Впрягшись в лямку, Коробов тронулся с места.

Тонкие жерди пружинили, и Владимира покачивало, как в зыбке. От беспрерывных толчков опять заболела успокоившаяся было нога. Зато двигались теперь раза в три быстрее.

— Денис Маркович! — окликнул Коробова Владимир. — Ведь ты так из сил выбьешься! Тяжело…

Денис приостановился и, повернув назад потное лицо с редкой бородкой, усмехнулся:

— Чудак-человек! Тяжеловато, конечно, да что делать? Не сидеть же нам тут… — Поправив на груди лямку, он добавил — К волокуше я привычен. Охотничаю. Убьешь в тайге сохатого — мясо вывозишь этаким вот способом. Да наваливаешь побольше. И ничего…

Денис тряхнул головой и снова потянул волокушу. Опять зашуршал песок, заскрипела галька. Две узкие бороздки, оставляемые на берегу концами жердей, поползли вперед.

Близ полуночи кто-то сильно постучал в окно к заведующему плодово-ягодным пунктом. Лев Филиппович Столяров, собиравшийся уже спать, торопливо открыл дверь. На крыльце стоял, тяжело дыша, великан без шапки, в расстегнутой телогрейке.

— Принимайте своего работника! — глухо, словно в пустую бочку, сказал он.

Лев Филиппович бросился к волокуше. А Денис, войдя в комнату, залпом выпил две большие кружки воды и устало опустился на стул.

В доме поднялся переполох. На кухне кто-то споткнулся о самоварную трубу, и она с грохотом покатилась к порогу. «Осторожнее, осторожнее! — доносился с крыльца сердитый голос Столярова. — У него нога сломана!» Потом жена заведующего убежала за доктором, и все смолкло. Только уложенный на кушетку Климов изредка глубоко вздыхал.

В суете Лев Филиппович совсем забыл про Дениса. А он молча сидел в углу и, устало свесив голову на грудь, казалось, дремал.

Коробов и в самом деле хотел спать. Но он старался пересилить себя. Глядя на лежащего неподвижно Владимира, Денис тревожно думал: не слишком ли поздно доставил он его в Усть-Елань? Не скажет ли доктор, что положение больного теперь непоправимо?

И рыбак сидел в своем углу неподвижно, с нетерпением ожидая врача.

Петр Иванович не замедлил явиться. Торопливо надев халат, он тотчас же приступил к осмотру больного.

В комнате стало совсем тихо. Слышно было, как на кухне тикали ходики, как лениво прожужжала где-то муха…

— Ничего страшного, — поднял наконец голову врач. — Обыкновенный ушиб. Нужен покой.

И Петр Иванович, задумчиво потеребив седую бородку, стал что-то писать на узком листке бумаги.

Царившее в комнате напряжение исчезло. Все разом заговорили. Денис тоже поднял голову и сказал:

— Ушиб — ничего. Пройдет!

И он встал со стула, намереваясь выйти из дома.

— Куда же вы? — остановил его Лев Филиппович. — Вам отдыхать надо. Раздевайтесь, мы сейчас постелем.

— Спасибо, — ответил Коробов. — У меня тут шурин живет, пойду к нему.

В это время Владимир, приподнявшись на локте, смущенно произнес:

— Ты меня извини, Денис Маркович… То, что тобой сделано для меня, не оценивается на рубли. Но я очень прошу не обижаться, если мы предложим тебе некоторую сумму за потерянное время…

— Чего ж тут обижаться, — просто ответил рыбак. — Меня артель послала. Я должен сдать в кассу свой заработок. За три поденщины.

Денис помолчал, переступил с ноги на ногу и добавил:

— А вот как быть с лодкой — не придумаю. Ведь она колхозная… С одной стороны — нашей вины тут не было, что она разбилась, а с другой…

— Заплатим и за лодку, — успокоил Коробова Столяров.

— Вот и хорошо! — обрадовался Денис. — Теперь все в порядке. Сами понимаете — не моя лодка-то. Общественная…

Заведующий, присев к столу, стал что-то писать. Рыбак снова опустился на стул.

Тут Климов, не в силах больше сдержать своей радости, воскликнул:

— А ведь я нашел, Лев Филиппович! Нашел черную смородину, устойчивую против антрокноза!

— Неужели? — быстро обернулся к нему Столяров.

— Вот! — открыл Владимир жестяную коробку.

Он бережно развернул сырой мох и, вытащив из него несколько черенков смородины, торжественно поднял их над головой.

Денис, ожидавший увидеть что-то необычное, разочарованно протянул:

— Значит… рисковал ты жизнью из-за этих веточек?

— Эти веточки, Маркович, дороже золота! — ответил Климов. — Я уверен, что мы получим от них новый сорт нашей, северной смородины, которая не будет бояться страшной болезни — антрокноза.

— А что это за болезнь?

— «Ржавчиной» называют ее в здешних местах. Листья желтеют, осыпаются. Смородина плохо растет, ягоды бывают щуплыми… И знаешь, что самое скверное? Нет здесь от антрокноза никакого спасения, поражены им все ягодники. Я прошел по тайге много километров и разыскал только несколько здоровых кустов. Вокруг все в «ржавчине», а они целехоньки!

Владимир улыбнулся и заключил:

— Поэтому-то я так цепко держался за свой рюкзак, хоть он и тянул меня ко дну.

— А я ведь тогда не совсем хорошо о тебе подумал, — откровенно признался Денис. — Терпеть не могу жадных людей…

Коробов хотел сказать еще что-то, но в это время заведующий позвал его к столу.

— Вот, пожалуйста, — протянул он Денису записку. — Утром зайдете в бухгалтерию, получите деньги за лодку.

Рыбак взял бумажку, повертел ее в сильных, узловатых пальцах и медленно положил возле чернильного прибора.

— Погодим! — сказал он решительно.

— Почему же? — удивился Лев Филиппович. — Ведь вы говорите, что лодка была не ваша собственная.

— Лодка-то колхозная, — согласился Денис, — а только и товарищ Климов, оказывается, не для своего удовольствия по тайге прогуливался… Одним словом, доложу я обо всем правлению. Пусть решают…

— Нет, деньги вы все-таки получите! — вмешался Владимир.

— До свиданьица! — вместо ответа проговорил Коробов. — Будущим летом как-нибудь заверну посмотреть на вашу смородину…

Он пожал всем руки и, сутулясь от усталости, вышел за дверь.

Катер приткнулся носом к берегу, и матрос, ловко спрыгнув на гальку, набросил чалку на камень.

— Дошли! — громко сказал старшина и хлопнул ладонью по штурвалу. — Дальше нам пути нет.

Ефим Осипович Егоров вышел вслед за старшиной из рубки. С верховьев дул холодный, пахнущий снегом ветер. Река морщилась беспокойной серой рябью. Дальше бились пенистые буруны, и одинокие льдины, наплывая на них, метались из стороны в сторону.

Льдины эти не давали покоя Ефиму Осиповичу. Шуга шла все гуще: того и гляди, ударит ледостав! А до конца пути было еще далеко. От этой мелководной шиверы[5], через которую не мог перевалить катер, до фактории оставалось не менее двух суток хода. Где-то здесь их должны были встретить посланные с фактории лодки. На них следовало перегрузить шрифты и оборудование для типографии, открывающейся в отдаленном таежном районе. Егоров, назначенный заведующим этой типографии, ехал вместе со всем своим штатом: двумя наборщиками и печатником. Им предстояло дойти на веслах до фактории, дождаться там зимы и по первопутку двинуться на оленях к затерянному в тайге поселку.