На главную роль Уайлер решил пригласить 33-летнего Стерлинга Хэйдена. Когда он показал мне его фотокарточки, я отметил про себя некое сходство Хэйдена с Сильвестром Сталлоне. В то же время в его облике было что-то иудейское, что позволило меня дать своё согласие. Всё-таки Иуда Бен-Гур и выглядеть должен соответственно своей национальной принадлежности, а не как парень из версии Бекмамбетова.

На роль злодея Мессалы был приглашён некто Дэн Дэйли. Тут я уже положился на нюх Уайлера, как и в случае с остальными актёрами. На мой взгляд, состав получился пусть и не звёздный, но вполне приличный. Я лично просмотрел записи кинопроб, и придраться было не к чему.

Однако бюджет картины в жанре «пеплум», как в Голливуде обозначали крупномасштабные исторические проекты, приближался к 15 миллионам долларов. Честно говоря, как-то я не ожидал подобных цифр. Только декорации амфитеатра на 10 тысяч зрителей, где должны были проходить гонки колесниц, тянули на миллион. В фильме предстояло задействовать более 400 актёров, у которых имелись роли со словами, и около 10 тысяч статистов. Необходимо было изготовить около 100 тысяч костюмов и построить около 300 съёмочных площадок. Некоторые сцены планировалось снимать на Ближнем Востоке, ориентировочно в самом Иерусалиме и его окрестностях. С компьютерами оно, конечно, было бы дешевле и быстрее, но натуральность ленты с годами будет цениться только дороже. Хотелось бы, чтобы фильм стал классикой Голливуда.

Одним словом, подготовка к проекту грозила затянуться едва ли не на год. Но я не собирался отступать. Уверен, что овчинка стоит выделки, что свой куш я сорву. А там, используя готовые декорации, можно и «Спартака» снять. Как, кстати, поживает Кирк Дуглас? Именно его у меня была мысль пригласить на главную роль.

Но до «Спартака» ещё нужно дожить, а здесь полным ходом шли приготовления к съёмкам «Бен-Гура». Кассовые сборы от первых картин студии «BF» по итогам первого месяца проката составили в общей сложности больше семи миллионов. Пять из них я сразу пустил в дело, оставшиеся два решил придержать. Впрочем, помимо фильмов у меня имелись и другие источники доходов, исправно пополнявшие мой бюджет, но я старался их не мешать в одну кучу. Доходы от телекомпании должны идти на развитие телекомпании, доходы от завода – на развитие завода, от отеля и казино…. Ну, в общем, вы понимаете. Тем более что Стетсон вовсю осваивал строительство отеля «Glory». Котлован уже был вырыт, сметы согласованы, и я, мотаясь между Вегасом и Лос-Анджелесом, видел, как на моих глазах начинает прорастать вверх, словно побег диковинного железобетонного растения, будущий отель с центральным корпусом на 15 этажей и двумя боковыми крыльями на 7 этажей каждый. Позади отеля будет располагаться целый комплекс бассейнов, входящий в зону отдыха. Нет ничего лучше, чем жарким днём окунуться в прохладную воду. Поэтому я, приезжая к Варе и Соне, хотя бы пару раз в день находил возможность искупаться в бассейне позади нашего дома.

Вечером 8 июля в моём доме, где я как раз в тот момент находился, раздался телефонный звонок.

– Добрый вечер, мистер Бёрд, – узнал я голос Гувера. – Как поживаете? Слышал, ваша кинокомпания уже выпустила первые фильмы, планирую на днях что-то из этого поглядеть.

– Спасибо, мистер Гувер, уверен, что-нибудь из увиденного вам придётся по вкусу. Я старался снимать разноплановые вещи.

– Как поживают ваша супруга, дочка?

– Спасибо, с ними всё в порядке.

Так, давай уже, сволочь, выкладывай, что там у тебя! Стал бы ты звонить только ради того, чтобы поинтересоваться моими делами и здоровьем моих близких. Однако разговор ни о чём продолжался ещё минут 5, прежде чем директор ФБР наконец произнёс:

– Фил, вы ведь уже и забыли, что такое отпуск, верно?

– Есть такое, всё дела да дела, а иногда и впрямь хочется плюнуть на всё и с недельку пожить в какой-нибудь лесной глуши.

– Я вас понимаю как никто другой. Поэтому мы с Толсоном планируем двухнедельную поездку в Монте-Рио, Калифорния, в одно уединённое местечко, где от дел праведных отдыхают многие известные политики и бизнесмены. И некоторые из них мечтают с вами познакомиться лично. Не хотели бы составить нам компанию?

– Хм, заманчивое предложение… У меня такое чувство, что вы сделали мне предложение, от которого очень трудно отказаться.

– Ну, отказаться, насколько я знаю ваш характер, вы можете всегда, – хмыкнул Гувер. – Но вы правы, мистер Бёрд, гораздо разумнее согласиться. Не каждый день сильные мира сего проявляют интерес к человеку, стоящему ниже их на несколько ступеней. Да и вам будет полезно завести такие знакомства.

– А вам-то с этого какая выгода?

– Ну, во-первых, как я уже говорил, некоторые люди попросили меня свести их с вами. А во-вторых, если вы когда-нибудь к своему финансовому благосостоянию добавите кресло, к примеру, конгрессмена, мне будет лестно иметь такого союзника.

«Нашел союзника, козлина», – подумал я, а вслух произнёс:

– Мне тоже, мистер Гувер, весьма лестно иметь союзника в вашем лице. Уверен, такая поездка всем нам пойдёт только на пользу. Как минимум устрою себе отдых в глуши. Когда выезд?

В четверг, 21 июля, наша троица – я, Гувер и Толсон – на автомобиле, за рулем которого находился помощник директора ФБР, прибыла в закрытый от посторонних глаз летний лагерь, известный под названием Богемская роща. Из багажника оставленной на охраняемой стоянке для членов и гостей клуба машины мы извлекли каждый по небольшому чемоданчику, в который перед отъездом сложили лишь самое необходимое. Я, кроме всего прочего, где-то между сменными трусами запрятал карманную фотокамеру «FB-48». Выпускал её мой заводик, освоивший производство фотоаппаратов в 1945 году, а в 48-м выдавший на гора ограниченную партию вот таких миникамер, размером с пачку сигарет. Заряжалась она 16-миллиметровой плёнкой. Модель получила название по инициалам моих имени и фамилии. Мне даже удалось выбить под эту модель спецзаказ у Министерства внутренних дел, наверное, для ФБР скупали эти полушпионские модели.

Зачем я её взял – сам не знаю. Если уж снимать виды – то надо было брать более профессиональную камеру. Я и Гуверу про камеру ничего не сказал. Мало ли, вдруг там не рекомендуется фотографирование, вдруг это настолько закрытый лагерь, что о нём говорить можно только шёпотом. Да и то при своих.

Принадлежал лагерь частному мужскому клубу искусств, штаб-квартира которого находилась в Сан-Франциско. По пути Гувер просвещал меня относительно принятых здесь порядков, сам-то он, как выяснилось, в Богемской роще не впервые. От него я узнал, что клуб существует с 1872 года, и практически столько же и Богемская роща. А постоянные летние заезды вроде нашего начались с 1899 года.

– Посетить рощу могут только члены клуба и их гости, так что вы наш гость. Там собираются люди, облеченные властью или деньгами, а зачастую тем и другим. Не удивляйтесь, если встретите в роще персон, о которых вы читали в газетах или слышали по радио. Символ Богемской рощи – 40-футовая цементная сова, стоит на постаменте у искусственного озера. С 1929 года служит местом ежегодного жертвоприношения… Нет-нет, жертвоприношение символическое, а то подумаете ещё, что у нас тут сборище сатанистов. «Кремация Гнетущей Заботы» – театрализованное представление, во время которого сжигается чучело, символизирующее очищение участников ритуала. Так что на протяжении двух недель общество кремирует «Гнетущую Заботу», осушает тысячи декалитров «Шардонэ», участвует в художественной самодеятельности, стреляет по тарелкам, вкушает малину, купается в речке и коллективно писает на красные деревья.

Гувер расхохотался, следивший за дорогой Толсон позволил себе криво ухмыльнуться, а у меня пропало всякое желание ехать в этот гадюшник. Но делать нечего, назвался груздем…

Лагерь располагался посреди леса из гигантских красных секвой. На въезде нас встретило изображение совы с геральдическим девизом: «Пауки, плетущие паутину, сюда не приезжают». Как пояснил Гувер, девиз подразумевает, что все проблемы и коммерческие сделки необходимо оставить снаружи, однако на самом деле многие приезжают сюда как раз решать свои дела.