Каждая неудача на учениях становилась предметом подробного разбора, с добродушной подначкой, шутками и смехом. Но зато горе было насмешнику, если и его постигала неудача!

Егоров не мешал, понимая, что эти разборы полезнее иных занятий.

Как-то в конце второй недели в разгар учебы с дальней заставы передали условный сигнал: на полигоне посторонние! А вскоре на дороге из леса показались несколько верховых. Егоров заспешил навстречу. Еще издали он узнал Алексея Федоровича Федорова. Следом за ним ехал комиссар Дружинин.

— Принимай гостей, Алексей Семенович! — крикнул ему генерал, когда всадники приблизились. Егоров узнал начальника Украинского штаба партизанского движения генерал-майора Строкача, его заместителя полковника Старинова, партизан из эскадрона Карпуши, сопровождавших начальство. Но кто же впереди, рядом с командиром соединения?

Когда верховые спешились, Егоров доложил Федорову, чем занимаются партизаны. Потом обратился к незнакомцу.

— Рад с вами познакомиться, товарищ Егоров, — протянул Алексею руку высокий плечистый мужчина с узким лицом. — Демьян.

Егоров понял, что это секретарь ЦК Компартии Украины Демьян Сергеевич Коротченко, известный среди партизан как «товарищ Демьян».

— Вот и встретились, — усмехнулся генерал Строкач, встряхнув Алексея за плечи. — Я же обещал!

Подошел Старинов и крепко обнял своего крестника.

В сопровождении Егорова и Садиленко гости побрели густыми травами, внимательно осматривая все вокруг. В некотором отдалении, сбившись в тесную группу, за начальством двигались курсанты, с любопытством разглядывая гостей.

— А что это за фортеция? — спросил Коротченко, когда подошли к высокой насыпи, на которой виднелись шпалы и рельсы настоящей железной дороги.

— Железная дорога. Наш учебный полигон, товарищ Демьян, — доложил Егоров. — Тут минеры учатся тактике и тренируются в постановке мин.

— Интересно. Ну-ка, расскажите подробнее, — попросил Коротченко. — И, если можно, покажите.

— Конечно можно, товарищ Демьян. Только это будет несколько условно. Занятия по тактике и постановке мин мы проводим в ночное время, ближе к боевой обстановке.

Егоров подошел к Садиленко и что-то вполголоса сказал ему.

— Глазок и Слопачок, ко мне, — скомандовал Садиленко.

Из группы партизан выбежали и замерли по стойке «смирно» два подростка.

— Это что за ребята? — озадаченно спросил Коротченко Егорова.

— Они доложат, Демьян Сергеевич, — ответил Егоров и кивнул ребятам.

— Минер Михаил Глазок, — доложил круглолицый паренек в кепке, сдвинутой набок.

— Партизан Николай Слопачок, — негромко произнес другой, в перепоясанном стареньком пиджачке и черной смушковой шапке.

Коротченко с недоумением посмотрел на Егорова:

— А почему не взрослые?

— Глазок — инструктор минноподрывного дела. Слопачок — его второй номер. Оба занимаются отлично, — улыбнувшись, доложил Егоров.

— Ну, ладно, посмотрим, — недоверчиво произнес Демьян Сергеевич.

Глазок и Слопачок надели на себя сумки подрывников, взяли оружие, мину и взрывчатку. По команде Садиленко отошли метров на полтораста от железной дороги, кинулись в траву и исчезли в ней.

Гости сначала настороженно, а потом с интересом наблюдали за работой юных минеров. А Егоров вполголоса объяснял Коротченко последовательность действий подрывников, их взаимную страховку и обязанности номеров. Тем временем минеры ползком подобрались к полотну, бесшумно поднялись на него и в считанные минуты поставили мину. Тщательно замаскировав ее, спустились с откоса и уползли на исходный рубеж.

Гости с Егоровым и Садиленко поднялись на насыпь и осмотрели место минирования. Никаких следов!

— Ну и ну! У вас тут и в самом деле лесная академия. Молодцы! — Коротченко пожал руки Егорову и Садиленко. — Думаю, Тимофей Амвросиевич, опыт организации стоило бы и в другие соединения передать. Вы только подумайте, как толково все организовано!

— Поучиться тут и в самом деле есть чему, — согласился Строкач.

Несколько часов провели гости на полигоне, наблюдая за учебой партизан и беседуя с ними. Молодой минер, недавно пришедший из отряда в роту Садиленко, веснушчатый паренек с хитрыми зеленоватыми глазами, когда Старинов его спросил, не трудно ли учиться, горестно произнес:

— Трудно. Мне эти мины что темная ночь в лесу. Каждый сук страшен. Слушаю и ничего не соображаю: какие-то вибраторы да ампулы, или как их там называют? Нет, не раскусить мне эти штучки, товарищ командир. Лучше уж автомат…

Старинов после этого разговора отвел Егорова в сторонку.

— На самом деле трудно, или хитрит? А, Алексей Семенович?

— Немножко хитрит, немножко правду говорит, Илья Григорьевич. Да только где их, других-то, найдешь? Мы вместе с начальником штаба Дмитрием Ивановичем Рвановым, с командирами и комиссарами отрядов ночи просиживали за списками, обсуждали каждого кандидата, отбирали ребят — все больше коммунистов и комсомольцев… Но некоторым и на самом деле не под силу все эти премудрости.

— Ну, и как же думаешь выходить из положения?

Егоров горько усмехнулся:

— Придется учить таких, какие есть. На практике показывать, давать руками щупать.

— Смотри, Алексей Семенович, чтобы только руки не поотрывало…

Гости уехали, но продолжить занятия минерам так и не удалось. Не успела развеяться пыль под копытами лошадей, унесших высоких гостей, как с заставы снова поступил сигнал: «Чужой на полигоне».

— Везет нам сегодня на гостей, — махнул рукой Егоров и приказал пропустить человека.

Он думал встретить еще кого-нибудь из Москвы, из партизанского штаба, даже приготовился докладывать, но перед ним стоял… Павел Строганов.

— А-а, пропащий! Откуда? — раскинув руки, кинулся Егоров навстречу другу.

— С небес, Алеша, откуда же нам браться?! — засмеялся Строганов. — Только теперь посадочным, а не парашютным десантом, с начальством. Они ускакали на конях, а я пешочком.

— А ну, дай-ка я на тебя взгляну издали. — Егоров выпустил из крепких объятий друга, отошел на шаг.

Строганов, невысокий ростом, в своей коротенькой кожанке, зеленых галифе с кожаными леями и забрызганных сапогах, поправив черную каракулевую кубанку с зеленым дном, вытянулся и не то в шутку, не то всерьез доложил:

— Товарищ старший лейтенант! Партизан Павел Строганов прибыл в ваше распоряжение, чтобы вместе громить фашистскую нечисть!

— Вольно! — с усмешкой скомандовал Егоров. — Но ты все-таки расскажи, как попал обратно в Москву. А то нам сообщили, что ты там, а подробностей не знаем.

Партизаны тесным кольцом окружили друзей. Смущаясь, Павел умоляюще шепнул Егорову:

— А может, не надо, а?

— Да ты что? Или у тебя какие-то секреты?!

— Не то чтобы секреты, а просто неинтересная история…

— Все равно давай, друг. У нас принято все начистоту, — отозвался Алексей Садиленко.

— Ну, если так, тогда терпите, — преодолевая неловкость, согласился Строганов. — Вот только не знаю, как и рассказывать…

Он медленно вытащил кисет с махоркой и, свернув цигарку, передал его по кругу.

— Случилась со мной настоящая оказия. Приготовились мы тогда прыгать. Пока ты стоял рядом, и я чувствовал себя уверенно, а когда ты сиганул в темную пропасть, у меня мурашки по коже поползли. «Конец всему», — резанула мысль. Я стал пятиться от двери, зацепился за какой-то ящик и загремел. Это увидел бортмеханик, который нас выпускал, и кинулся ко мне. Схватил за ремни, чтобы помочь встать, да, видно, кольцо зацепил и вырвал его. Я уж и не соображаю ничего, вскочил и двинулся, как лунатик, к двери, а сзади парашют вывалился из ранца. Я-то не вижу ничего, а механик заметил, оттаскивает меня. Ну, а я теперь рвусь прыгнуть. Думаю: «Так тому и быть. Вперед!» — Павел обвел доверчивым взглядом слушателей, покатывавшихся со смеху. Потом затянулся несколько раз дымом и стал продолжать свою исповедь: — Я рвусь, а бортмеханик отталкивает меня и ругает на чем свет стоит. Наконец вместе со стрелком они швырнули меня куда-то за мешки и начали их выталкивать в дверь. Тут я стал приходить в себя. Самолет взял обратный курс, а я стал просить летчиков, чтобы высадили меня, чтобы повернули назад, да куда там…