И не успели мурашки сойти, как тут же справа я обнаружил движение. Я пригляделся: параллельно тропе, шурша камышами, припадая на ногу и шлепая, словно ластами, по воде, ковылял леший. Он то пропадал, растворяясь в воздухе, то появлялся вновь и особо не настаивал на своей подлинности.

   По устоявшемуся обычаю первым должен был заговорить Нарушитель. Однако он всё шлепал своими ластами, пыхтел, откашливался, но молчал. А когда я окликнул его, он вдруг взмахнул руками-лапами и мгновенно ушел под воду, так ничего и не сказал, однако само его появление в такой ситуации служило предостережением.

   В самом центре урочища было озеро, подпитываемое ключами, из него вытекал ручей и несколько километров спустя становился речкой, мост через которую я миновал час назад. Тропинка кончалось мостками, нависшими над озерцом, край которых опирался на сваи. Справа перильца были сломаны, ошкуренные жерди обросли плесенью. Эти мостки были более позднего происхождения, нежели гать - для комфортной утиной охоты. Кстати меж свай плавал резиновый селезень, оставшийся, вероятно, с сентября.

   Озеро обступали осины, ивы, стояла, как в серебряной чаше, вода, испятнанная опавшей листвой - пейзаж, любезный поэтам и меланхоликам. Будь я не так стар, мудр, то возможно бы и увидал, как снуют над водой тёмные тени, бродят призраки юных дев, закончивших здесь одно из своих существований.

   Тут водились окуни, утки. Осень угнала дичь на юг, но рыба, вероятно, осталась.

   Над водой торчали черные заострённые бревна и двускатная крыша, словно опущенные крылья птицы. Всё это щедро поросло мхом. На крыше бродячим менестрелем расселся ворон, безмятежная птичка Божья. Он негромко прокаркал, увидев меня. Говорили, что под домом раньше был островок, да растаял.

   Относительно этого деревянного замка имелись разные мненья. Считалось, что это когда-то был монастырь с монахами, а после форпост с казаками, потом острог с каторжанами, позднее крепость с разбойниками, а в конце усадьба с безумным барином, который спасался от мира в сердце болот, никого к себе не пускал и сам не ходил никуда из своего ковчега. Часто это затопленное строение так и называли - Ковчег, а иногда - Китеж, в память о граде, что спрятался от непосвященных или врагов, погрузившись в воду. И сейчас в этом ковчеге-китеже другие жильцы - лини да утопленники. И отсюда иначе представлялось болото - словно метафора бытия, развернутая во времени и пространстве. Небо, крытое жестью, проржавело, прогнулось над ним. Было это место не от мира сего. Если где и случаются прорывы мира иного, то здесь.

   Чей-то вопль, испорченный расстояньем (а может, и временем) прервал мои медитации. А скорее, это ребятки увидели мою машину и проявили восторг. Я повернул назад.

   Над камышом, там, где я оставил машину, вился дымок, едва различимый в воздухе, тронутом сумерками. Потом до меня донесся запах дыма, голоса и собачий лай. Как бы мои клиенты болото не подожгли. Я ускорил шаг.

   Ребятки были на месте, попинывали шины моего автомобиля и о чем-то судачили. Мне навстречу выбежал пес, тявкнул разок и вернулся к костру. Присутствие собаки меня удивило. Словно они не умирать собрались, а пса прогулять вышли.

   - Собак и другую собственность придется оставить здесь, - сказал я.

   - Увязалась за нами, только мы из автобуса вышли, - объяснил Алик. - Собака охотничья и пока ничья, Йориком звать, наверно тоже ищейка.

   Пес почесался.

   - И что мне делать с этой ищейкой вшей? - спросил я.

   Пес, не переставая себя чесать, оскорблено осклабился.

   - Будет нам проводником в стране мертвых, - сказал Алик и отвернулся к костру. - Чтоб ты сдохла, зима, - проворчал он, ёжась и подставляя огню бока.

   Зима еще не родилась, однако одет он был явно не по сезону, в какой-то полотняный костюмчик цвета и покроя сафари. Словно в Африку собрался, на ловлю львов. Был, правда, под курточкой тоненький свитерок, на ногах старые, едва ли не кирзовые сапоги, каких я уже полвека не видел. Лесик оделся поосновательней.

   - Вы прямо с королевской обязательностью: точь-в-точь, - недовольно сказал он, словно я ему помешал мою машину пинать.

   Часы показывали ровно пять.

   Я оттер его от машины и открыл багажник. Вынул два револьвера.

   - Пользоваться умеете?

   - А как же, опробовал все системы. Как шутят у нас в шутере: Смит-энд-Вессон, Браун-унд-Браунинг, Сволочь-и-Скот, - быстро сказал Алик.

   Лесик только сглотнул слюну, как будто ему не терпелось всеми ими воспользоваться.

   - Делаем так. Пройдем по тропе до озера, ознакомимся с местностью. Вам - по револьверу и по фонарю в руки, - я отдал им фонари. Лепажа стволы роковые, как шутят в другом шутере, пока придержал. - Один останется у конца тропы, другой вернется со мной к началу. По моему сигналу - я нажму на клаксон - начинаете двигаться навстречу друг другу. Где сойдетесь, там и стреляйтесь.

   - А если разминемся?

   - Вправо-влево - вода, кое-где и трясина, так что не разойдетесь, - продолжал я, оставаясь серьезным. - Можно повернуть назад, но это немужественно. Оставшегося, так и быть, я пристрелю, окажу последнюю помощь. Трупы брошу в болото.

   - Вот-те на! Протестую! - вскричал Лесик.

   - Работа непотная, - сказал Алик.

   - Гасите костер, - сказал я.

   Некоторое время я возглавлял наш маленький караван, но потом пёс меня потеснил. Он носился вдоль тропы туда и обратно, совал нос в камыши, но углубляться побаивался. Алик время от времени ему посвистывал. У меня вдруг возникла уверенность, что они с этим псом давно знакомы, и более того - большие друзья.

   Ребята перебрасывались своими шуточками.

   - Вот если тонут в болоте Гитлер и Йорик, ты кого спасать бросишься?

   - Гитлер? В такую пору? В этой дыре? Да и вообще, я не понял, что ты этим вопросом спросил

   Справа что-то заклокотало, как у циклопа в горле, что-то тихое, тухлое поднялось со дна и разошлось вонью. В нос ударило запахом падали.

   - Что ты видел, Лесь?

   - Видел мушки в глазах.

   - А они тебя видели?

   Однако удаль пошла на убыль, по мере того, как темнело, и нас плотней обступал камыш. Они еще поёрничали, пошутили, да и затихли совсем.

   Мне вдруг тоже сделалось не по себе. Забытые инстинкты шевельнулись во мне.

   Смеркалось всё пуще, над болотом, словно окно в лучший мир, вставала луна, тень с тихим шорохом кралась за мной. Метрах в пяти, приотстав, пыхтел Алик. Он чертыхнулся, ступив мимо тропы, и включил фонарик, я включил свой.

   Минут через пять мы вышли к озеру. Оно выглядело еще таинственней и угрюмей: луна, черная вода, тусклые блики. Крыша напоминала корпус морского судна, опрокинутого вверх дном.

   - Что за дом на дне? - спросил Алик.

   Никто ему не ответил.

   Я раздал им оружие.

   - Средства связи и идентификации отдайте мне. Стреляйте наверняка. Не надо мучить друг друга.

   - Если этот субъект, вернее, объект, раньше меня убьет... - сказал Лесик и замолчал.

   Наверное, представил себе, как кусочек свинца вопьется в тело, сомнется о плоть. Трусость - весьма острое ощущение, когда ум в смятении, ноги не держат, а нижняя челюсть, пытаясь соприкоснуться с верхней, не находит зубов. Оба трусили. Да и кто б перед смертью не трусил? Инстинкт.

   Однако они с этим справились. Я напоследок взглянул на озеро.

   - Ты плавать умеешь? - спросил Лесик за моей спиной.

   - Да плевать я хотел! - ответил Алик.

   - Тоскливо-то как. То ли выпь кричит, то ли выпить хочется.

   - Не слышу...

   - Пошарь ушами.

   - В каком ухе гудит?

   - Это нервы звенят.

   - Что будем делать, Лесь?

   Я так и не узнал, что. Дальнейшее не отложилось в моей памяти. Но ведь оно было, верно?

  03 ПОКАЗАНИЯ

   - Ну-ну... - всё подстегивал меня Накир. - Так-таки ничего и не помните?

   - Не помню, - почти честно сказал я.