- У Данта был провожатый. Этот же отказывается нас сопровождать. Мы тебе платим, эй! - вскричал Алик. - Смотри, сколько тут! На реальный трипак.

   Он потряс своей карточкой. Не много ли хотят за свои жалкие деньги? И задание отработать, и трип за казенный счет себе устроить, еще и сэкономить на этом.

   - Вот что, мальчики. Я и без вас безбедно живу. Как держатель трипа и руководитель проекта ответственно заявляю: на эти деньги настоящего сеанса не организуешь. Никаких спецэффектов. Даже на балаган с куклами и бутафорскими топорами не хватит. Разве что что-нибудь совсем простенькое, как рок-н-ролл. Какой-нибудь легкий скетч, с кокоткой, но без кокаина, удушение ее чулком. Или дуэль. Хотите дуэль?

   Они подумали, переглянулись, потом Алик спросил:

   - С какой площадки стартовать будем? Где, я спрашиваю, мы эту дуэль провернем?

   - Провернём мы это на Хованском болоте, - сказал я.

   - Вот те на! Протестую!

   - На хрена нам эта гиньоль? - возмутился Алик, путая гиньоль с гнилью.

   Место тихое, тухлое, доступ в него затруднен. Джуса нет, зачищать некому. А тут убоину бросил в трясину - и всё. Сам Харон надежнее не схоронит, подумал я. А вслух сказал:

   - Мне этот кусок природы чрезвычайно нравится. Прекрасные стартовые условия. Открывается именно то пространство потустороннего, какое нужно для вас. Ведь всё упирается в два вопроса. Первый: какого качества запредельное? И второй: удастся вам ли сохранить память о нем?

   - А ты на что?

   - Я обеспечиваю только качество трипа. Закинуть его в базу клиента я не могу.

   - То есть как не могу?

   Я не маг и не шаман, я всего лишь настройщик. Настроенья настраиваю. Я объяснил.

   Там открывается много такого, чему в нашей обыденности и аналогов-то нет. Ватное воображение не способно представить всего. Мыслеформы неописуемо разнообразны. Вернувшись в привычную реальность, воплощенный в новое тело, клиент неспособен восстановить в воображении, ограниченном пусть продвинутыми, но все-таки не достаточными представлениями и понятиями нашего века то, что не бывает вообще. Там геометрия другая. По сути это контрабанда. В нашем мире этого не должно быть. И поэтому посмертный опыт в наших понятиях вразумительно невыразим. Понятийного аппарата не хватает. А иные вообще ничего не помнят и даже не видят. Тренировка нужна. Опыт. Во-первых, чтобы продлить мгновенье. Сделать предсмертье более продолжительным. Выжать из него максимум. Во-вторых, чтобы сделать потустороннюю геометрию хоть немного привычной. Адаптация к потустороннему умножает возможности. Там понятия и органы восприятия совершенно другие. Тех, что привычны для нас, слишком мало. Это все равно, как если бы представления об этом мире мы получали посредством одного осязания.

   - А впрочем, еще раз вам говорю, - заключил я. - Вы вернетесь немного другими.

   Крайние случаи таких отклонений - в сторону идиотизма или гениальности - бывали редко, но все же бывали. Словно ходоку там придурь привили или вложили в него талант. Будто он там Бога узрел, а уж что ему Бог даровал - гениальность или помешательство - бывало по-разному и зависело от неизвестных причин. А бывало и так, что лазарь терял какую-то часть себя, возвращался с дефицитом, "не весь". Некоторые толкователи в таких случаях склонны считать, что ходок прихватывает частичку другой личности. Либо эта другая личность отхватывает и присваивает частичку его.

   - У одного моего коллеги - он уже полгода оттуда - непрерывно стоит, - сказал Алик. - Впрочем, это из другой оперы.

   База фиксирует последнюю конфигурацию уже с примесью того света: с ужасом или просветлением, дефицитом иль прибылью - с этим последним впечатлением лазарь и приходит в себя. Верней, восстаёт, как истинный Лазарь.

   - Все-таки болото как-то не по мне, - сказал Лесик. - Нельзя ли как-то иначе, чтоб не лезть в киселя? К чему нам такой изыск?

   Но я не намерен был отступать. Мне нравилась тамошняя тишина и удаленность от полицейских постов. И с реквизитом никаких проблем, грубые реалии, минимум постановочных сцен. В естественных декорациях, что всегда предпочтительней.

   - Здесь игра на контрасте, - сказал я. - Представьте: болото, холод собачий, хлябей варево, вонь. Колыхание болотной слизи. Пузыри, как будто кто-то лезет оттуда, время вечернее, жуть. А встав на четвереньки, испытываешь первобытный ужас перед зыбью трясин. Все это усиливает предсмертный трепет, придаёт вашему умиранию неповторимый вкус, терпкий, своеобразный, специфический. А ваше последующее пребывание в небытии, даже довольно серенькое, по контрасту с этими последними ощущениями раем покажется.

   - Всякий кулик свое болото хвалит, - сказал Алик.

   Я приостановился. Не слишком ли туману нагнал?

   - Почему же оно серенькое? - неожиданно возмутился Лесик.

   - Вообще качество запредельного видения от личности зависит, - сказал я. - Вы личности?

   - Он еще спрашивает!

   - Разве что-нибудь в духе болотной твари,- сказал Алик. - Мы гуляем, она внезапно набрасывается и утягивает нас одного за другим в глубину. Как тебе такая предства, Лесь?

   - Сам ты тварь...

   - А ты ...

   Я попытался их успокоить:

   - Это очень дорогой перформанс. С привлечением статистов, техники и чудес, плюс спецэффекты. И гарантии нет, что представление пройдет без задоринки. Место хоть изредка, но посещаемое, могут нам помешать. Значит, нужны дополнительные расходы на оцепление. Чем вам дуэль не нравится?

   Мне - нравилась. Можно дело представить так, будто они сами поубивали друг друга. И рук не очень придется марать. Во мне до сих пор существует психический барьер, еще с дорубежья. Я удивлялся, с каким спокойствием представители нового поколения убивают тела, будто автомобиль в утиль разбивают. Немного жалко, но не трагично.

   - Значит, завтра, раз уж вам так не терпится. Доберетесь рейсовым автобусом, - стал закругляться я. - Автобусом, - повторил я с нажимом, видя недовольство ребят. - Если вы машину у болота оставите, то забрать, скорее всего, не сможете уже никогда. Раньше полутора месяцев вас из лазарета не выпустят. Ждите меня в северо-западной части. Я подойду.

   - Почему бы вам нас на своей не довезти?

   Я проигнорировал последний вопрос.

   Договорились на 17-00. Они скинули мне свои телефонные номера. Их фанки остались в памяти идентификатора. Мы разошлись.

  02 БОЛОТО

   Я выехал в четвертом часу, рассчитывая прибыть на место за полчаса до ребят. Город кончился, за мостом начиналось раздолье, а вдоль раздолья дорога легла. На пятьдесят пятом километре я свернул на проселочную.

   Ночью немного - на пробу - выпало снега. Он клочками еще лежал в колее: со времени снегопада никто в ту сторону не проезжал. Было тихо. Вороний поскок по снегу выглядел, словно шифр заговорщика. Или некая некропись, запечатлевшая то, что только готовилось произойти.

   Путь в глубину болота начинался дамбой, выполненной из песка и шлака. На ней за камышами я и оставил автомобиль.

   Когда-то здесь велись торфоразработки. Дамба разделяла два разных ареала. Если справа все поросло камышом, за которым вода поблескивала, то слева было менее топко, сосны росли, во мху меж стволов и стеблей торчали гнилые сваи.

   Чем дальше вглубь, тем насыпь становилась уже, а растительность по обе стороны принимала однообразный вид с преобладанием камыша и чахлых осин.

   Сучья потрескивали. Справа по ходу что-то попискивало. Где-то вверху дятел стучал. Словно руки кикимор торчали сухие сучья, понизу поросшие мхом. Камыш становился гуще и подступал плотней.

   Дамбу сменила гать из сгнивших бревен, перешедшая в свою очередь в узенькую тропу, по обе стороны от которой, скрытая камышом, разверзалась топь. Тропа подрагивала под ногами, единственным основанием для нее служили переплетения корневищ да метровый слой дерна, а под ним была та же топь. Я двигался как по ковру, настеленному поверх воды. Что за жизнь таилась под ним в темной воде - без тепла, света? На миг мне сделалось жутко, даже озноб по коже прошел.