- Гм... Неплохо, молодой чело... сын мой, неплохо. Ну-ка... - старик мягко вынимает из моих пальцев перо и, освежив чернила на хитро заточенном кончике, низко склоняется над страницей. Похоже, работа в полутёмном помещении никак не идёт на пользу глазам пожилого человека. Подпись отца келаря аккуратной цепочкой знаков выстраивается ниже моих 'кучерявостей'.

  Выпрямившись, монах сдвинул крышку ящичка, перемещавшуюся в пазах, словно в советском школьном пенале и вынул один из трёх лежащих в нём кошельков-мешочков того типа, который я уже не раз видал в этом времени. Глянув на привязанную к 'калите' деревянную бирку, он привычным движением распустил узелок завязки и аккуратно вытряхнул на стол содержимое.

  - Убедись, сын мой, что все описанные ценности находятся в сохранности!

  - Вижу, святой отец. - Киваю согласно.

  Келарь выудил из кучки драгметаллов один за другим два неровных кругляшка и протянул ко мне бугристую ладонь с тускло желтеющими монетами.

  - Прими, сын мой, владей и распоряжайся!

  - Благодарю, святой отец!

  Пара монеток весила около девяти-десяти граммов, а вместо подсознательно ожидаемых гордых королевских профилей их украшала причудливая вязь мусульманских надписей.

  - Прошу прощенья, но не могли бы Вы, святой отец, пояснить, какое соотношение установлено сейчас между этими... да, безантинами и маркой? Дело в том, что вчера я узнал, что за право торговать в городе с меня потребуют четыре марки, но я не представляю, что это за валюта...

  - Хм-м... Затруднения твои, сын мой, понятны: со слитками постоянно происходит чехарда цен. Баварская марка имеет один вес, рейнская - иной, используемая в наших местах пражская - третий, отличный от прочих. Твои два безантина в пересчёте на серебро стоят примерно пять шестых долей пражской марки или же сотня денариев. Это весьма приличные деньги.

  'Эге ж! Помнится, мой знакомец Йозеф Коковач говорил, что за лемех к сохе кузнец берёт не меньше денария. Выходит, на эту пару монеток можно купить сотню лемехов? Солидно... А что он говорил об арендной плате за землю? Вроде бы двенадцать в год? Ого, действительно, немалые средства мне покойный 'ротфронтовец' Джованни Чиппо завещал. Однако за право открыть в городе цех придётся заплатить гораздо, гораздо больше... Будем думать, где гроши брать'...

  - Ещё один вопрос: его преосвященство распорядился, чтобы я обратился к Вам, святой отец, относительно продуктов для воскресной трапезы, приготовление которой поручено мне...

  - Да, я знаю. Но до воскресенья - ещё два дня. Не слишком литы спешишь с подготовкой?

  - Отче, ещё древние латынцы говаривали: 'торопись медленно'. Если будут заранее определены основные продукты, будет проще и быстрее готовить кушанья.

  - А что именно тебе велено приготовить? - заинтересованно поинтересовался старый монах.

  - Его преосвященство не дал чёткого распоряжения. Сказал лишь, что необходимо одно постное блюдо, а второе - скоромное. Если это не пойдёт в разрез с монастырским правилами, я думал приготовить шпроты с гарниром из тушёной капусты и горохового пюре, а в качестве скоромного - фаршированные яйца.

  - А что такое 'шпроты'? Чистая ли это пища и дозволена ли она отцами Церкви?

  - Шпроты - это рыбное кушанье, отче. Никакой непотебности при готовке не используется: однако ингредиенты не самые дешёвые.

  - Хм-м... - отец келарь сразу принял озабоченный вид. - А что именно должно входить в состав твоих 'шпротов'? Наставления Святого Бенедикта учат нас жить в скромности и бережливости...

  - Видите ли, святой отец, там, откуда я пришёл, все эти продукты всегда в продаже и стоят весьма недорого. Но, путешествуя с Востока на Запад я, с сожалением убедился: то, что на Востоке встречается почти повсеместно и стоит пару хеллеров на ваши деньги, не дороже кружки пива, здесь, в Европе, считается редкостью и ценится высоко.

  Вон, брат Теодор говорит, что специи у вас здесь настолько дороги, что используются не чаще двух раз в год. Подозреваю, что с лавровым листом и с растительным маслом - та же история...

  - Ну отчего же! Елей, также называемый деревянным маслом, у нас в обители, разумеется, есть: и освящённый и не освящённый. Но о том, что его можно употреблять в пищу в здешних краях и не слыхивали...

  - Можно, святой отец, вполне можно. В Италии, где, как известно, находится Вечный Город Рим, хлеб с оливковым маслом - это пища бедняков, и ни один итальянский монах не откажется вкушать эту пищу, дабы не попасть под подозрение в грехе гордыни и недостаточном смирении...

  - Ну, коль такое дело... Думаю, масло я найду. Что ещё?

  - Рыбу мелкую...

  - Мелкой - нет: последнюю в Великий пост подъели. Купишь сам. Если трапеза будет одобрена - возместим.

  - Лист лавровый, перец чёрный...

  - Перцу - не дам! И не проси. А листов таких у нас не было и нет.

  - Ладно. Поищу, чем заменить. Далее: лук, соль, горчица имеются?

  - Найдём. Вот только насчёт горчицы... Погоди-ка...

  Старик поднялся со стула и довольно резво для своих лет зашагал в дальний угол кельи, где принялся перекладывать небольшой штабель мелких горшочков. Отыскав, наконец, нужный, он выколупнул из него глиняную заглушку, заглянул, и, сокрушённо вздохнув, вернулся вместе с посудинкой на место.

  - Ну-ка, взгляни, сын мой: этого хватит?

  На дне горшочка сиротливо перекатывались десятка три крохотных желтоватых зёрнышек, совершенно не похожих на привычную в наше время баночную горчицу.

  Да... этого точно не хватит...

  - Не хватит, святой отче. А на здешнем рынке горчица дорога ли?

  - Не ведаю. Давно не покупалась: этих вот запасов братии хватило на четыре года: хвала Всевышнему - никто почти не хворал застыванием...

  'Ага, похоже, горчицу здесь используют при лечении. Это уже радует: если верить большинству фильмов про Средневековье, здешние врачи якобы признавали исключительно кровопускание. Как всегда, Голливуд брешет...'

  - Ну что ж, попытаюсь сам отыскать на городском рынке. Вот только имеется одно препятствие: местного языка я не знаю, а мой немецкий не каждый торговец поймёт...

  - Сын мой, не стоит переживать из-за такой мелочи. Жатец стоит достаточно близко от границы с Судетским герцогством, а в приграничье даже самый тёмный крестьянин способен связать несколько слов на чужом языке. Так что ступай, и не беспокойся...

  'И не беспокой меня' - явно читалось на лице отца келаря. Ну что ж, понял, не дурак... Но...

  - Простите, отче, у меня последний вопрос: нельзя ли поменять мои никелевые монеты на серебро - мелких денег в кошельке почти не осталось...

  - Нет! Кому требуются услуги менял - тот пусть ищет иудеев, а не отвлекает занятых людей.

  - Простите, святой отец. Благодарю за помощь! - отвесив вежливый поклон, я попятился к выходу из кельи. Монастырский келарь, облегчённо вздохнул:

  - Ступай, сын мой! - и изобразил в воздухе крестообразный знак благословения.

  Простившись у монастырской калитки с братом-вратником, я вышел на Соборную площадь. Со вчерашнего дня здесь особых изменений не произошло, если не считать собравшейся неподалёку от помоста для казней кучки горожан, которым что-то зычным голосом зачитывал с листа всадник в нарядном ... я бы сказал - в нарядном кунтуше серого цвета, алой шапке и малиновым кушаке. Откровенно говоря - в названиях всех этих жупанов-кафтанов и прочих камзолов я путаюсь, но при виде свисающих рукавов с прорезями, из которых торчали руки чтеца, держащие пергамент, в голове всплыло именно словечко 'кунтуш'. Грамотея сопровождал стражник, вооружённый копьём и палицей с каменной ударной частью в накинутом на плечи плаще такого же сизого цвета с малиновой оторочкой по вороту. Когда я подошёл поближе, глашатай уже закончил чтение, и страж, приняв из его рук лист, принялся старательно приколачивать его гнутыми гвоздями к столбу, используя в качестве молотка ту самую булаву.