Сержанты уже считали конников Акилле Ла Сенты, пытаясь разглядеть выравнивающуюся в линию пехоту. Если внуки однажды спросят, на какой войне Дженнардо Форса проторчал почти три года, он не будет знать, что ответить. В Испании ему платили за изгнание полумесяца и торжество креста, но, черт побери, временами он готов был драться бесплатно! Мерзнуть на пиренейских перевалах, голодать под Малагой, чтобы увидеть, как последний мавр удирает прочь. Знать охотно вставала под знамена королей, крестьяне шли в бой не под свист плетей, но по собственной воле, и даже королева Изабелла поклялась не менять сорочку, пока войска ее мужа не добьются победы. Дженнардо и сейчас жалел о том, что отец отозвал его домой участвовать в этих крысиных бегах и не позволил пойти вместе с Великим Капитаном к Гранаде. Кое в чем мудрецы все же правы: деньги деньгами, но солдат лишь тогда воюет на совесть, когда его сердце в согласии с кошельком. В Италии подобному не бывать никогда. Каждый правитель тянет «лоскутки» к себе, «одеяло» трещит по швам, но самые жадные руки у Реджио. Если б место Красного Быка занял какой-нибудь Альмохад или французский король, смогли бы в Лаццаро протянуть руку дружбы Риму, а Венеция побраталась бы с Генуей? Дженнардо в подобное чудо не верил. Эмир Гранады помог христианам под Малагой, выступил против сородичей. И что получил взамен? Вот и сейчас Валентино ди Марко и герцог Форса ненавидят Реджио сильнее всех мавров и франков вместе взятых. А Акилле Ла Сента, выходит, так же ненавидит отца и брата. Да поможет Господь Италии!

Пехота, наконец, заняла свои места. Сейчас начнется то, ради чего Дженнардо и притащился на тракт. Несколько всадников отделились от колонны, и лошади неспешным шагом двинулись к кардинальским навесам. Старый обычай велел, чтобы наниматели пересчитали солдат, дабы точно знать, за что они выкладывают золото. Если бить папского бастарда, то бить сразу, пока сопляк не опомнился! Дженнардо шепнул своим сержантам несколько слов и поспешил занять свое место рядом с ди Марко и кардиналом Лаццарским. У плеча сопел низенький Орсини – тоже не одобряет наемников Акилле Ла Сенты? Всадники уже спешились, шедший впереди сорвал шляпу с головы и поклонился прелатам. Черный камзол с темно-красными вставками в прорезях, белоснежные кружева сорочки… солнце мешало видеть, но у Дженнардо закололо ладони, а Орсини почти беззвучно пробормотал: «Реджио, Реджио!.. Как ни назови чудовище, пламя оно изрыгать не перестанет!» Кардинал Валентино кивнул с ледяной улыбкой и протянул наемнику руку для поцелуя. Вчера, развлекаясь с Дзотто, капитан в последний раз пытался понять, что на уме у ди Марко, вот только покорное тело неаполитанца отвлекало от раздумий. Резвый, с щедрой пухлой попкой, охочий до любви Андзолетто – вот все, что дала ему удача, могло быть хуже…

– Синьор Ла Сента, рад представить вам того, с кем вы разделите труды по защите Лаццаро, – Валентино как будто издевался. Повел холеной дланью – ярко блеснул кардинальский перстень, – и Дженнардо шагнул вперед. Служки уже разворачивали подготовленный договор, уже дрожали перья в походных чернильницах, но отцы церкви не приложат свои печати, пока не закончится подсчет. Акилле привел три тысячи восемьсот пехотинцев и двести сорок всадников, что ж, поглядим, каким будет улов и насколько нагл папский бастард! Ни один капитан наемников еще не обошелся без «летунов», были они и у самого Дженнардо, а Акилле сейчас расплатится за всех мошенников с проданной шпагой у бедра. Ла Сента ступил в тень навеса, золотые лучи блеснули в темных волосах и погасли. Дженнардо увидел смуглую скулу, прикрытую тугим завитком, и глаза, в которых будто полыхали ночи отчаянных набегов. Акилле вновь склонил голову, коротко и насмешливо глянул на Дженнардо и четко произнес:

– Я привык не полагаться ни на кого, кроме себя, Ваше Высокопреосвященство, – голос у бастарда был под стать внешности – дерзкий и жесткий, – я не нуждаюсь в помощи синьора Форсы. Его семья уже доказала свою неспособность справиться с Красным Быком.

Грозную кличку брата бастард произнес иначе, чем все прочие. Легко и без страха, будто бы призывал сравнить и понять: там, где есть интересы Реджио, остальным нечего делать! Ну и щенок… Лет десять назад Дженнардо сам был таким. Не имеет значения, что Акилле появился на свет двумя-тремя годами позже его самого, видно, младшего папского отпрыска жизнь еще не выучила. Впрочем, Реджио и в преклонных годах отличались поистине дьявольской неукротимостью, недаром папа Адриан тридцать лет добивался тиары.

– Очевидно, синьор Ла Сента последний раз играл с Красным Быком в куклы, а не в войну, и потому столь в себе уверен, – процедил Дженнардо. Что это? Неужели бастард уже успел его разозлить? Сделал то, что даже герцогу Форса давненько не удавалось?

– Ну-ну, наемники всегда держатся друг за друга, не стоит начинать общее дело со ссоры, – Валентино удобнее устроился в кресле и дал сигнал служкам: – Читайте договор!

Акилле опустил наглые глаза, выказывая смирение, и Дженнардо последовал его примеру – время бить еще не настало.

– Во имя святой матери-церкви, Акилле, капитан Ла Сента клянется! Привести к присяге славному городу Лаццаро своих людей поименно! Клянется не отменять назначенного штурма, не отказываться преследовать врага и не оставлять поста в случае несвоевременной уплаты жалованья! Клянется, что подчиненные ему будут приносить свои жалобы по отдельности, а не все вместе, дабы не допустить бунта! Клянется, что при любом столкновении не позволит своим подчиненным созывать на помощь земляков или родичей! Клянется, что обеспечит несопротивление аресту виновного в непослушании или преступлении!..

Не смотреть на щенка оказалось трудно. Лицо бастарда – точно смешение овалов и теней… резкие, фамильные очертания чисто выбритого подбородка и нежданно нежный изгиб рта… высокие, тонкие брови и эти окаянные глазищи, сейчас прищуренные с издевкой. Совсем не похож на Родриго Реджио… не в этом ли разгадка?.. Вито Паскуале – самый смышленый и преданный сержант его отряда – тронул Дженнардо за плечо. Зашептал, обдавая вчерашним перегаром:

– Синьор капитан, мы нашли по крайней мере трех женщин в первой роте. Они местные крестьянки и божатся, что в других ротах бабы есть еще – бастард притащил с собой шлюх из Фаэнцы. Вон одна, поглядите!

Дженнардо обернулся: чуть в стороне от навесов высокая, упитанная бабенка, в мужской одежде и кожаном нагруднике, отбивалась от его сержантов. Замечательно! Еще не каждый поставит «летунами» женщин, но Акилле так хотелось получить побольше денег, что он рискнул.

– А еще в первой роте двадцать крестьян из деревушки Аконья, что в сорока милях отсюда, – продолжал шептать сержант Паскуале, – а в пятой – одиннадцать нищих… тащить шлюху сюда?

Дженнардо кивнул, и Паскуале исчез. Служка дочитывал договор, а капитан позволил себе разглядывать щенка. Акилле слушал внимательно, отчего-то прикусив губу. Раздавить сразу или насадить рыбку на крючок?

– Клянется во время нахождения на землях кардинала Лаццарского не брать у жителей более одной лошади, одной овцы или четырех мер зерна! Клянется вывести подчиненных ему с земель кардинала Лаццарского немедля, как только завершится срок договора! И да постигнет Акилле, капитана Ла Сенту, суровая кара, если он нарушит данное слово! Клятвопреступник будет отлучен от матери нашей церкви, и закроются пред ним двери в царствие небесное! Аминь.

Бастард уже потянулся к Библии, и Дженнардо поднял руку. Пора! Орсини и кардинал Лаццарский недоуменно воззрились на дерзнувшего прервать присягу, а Валентино лишь хлопнул по подлокотнику кресла раскрытой ладонью.