Закономерно возникают вопросы: А так ли уж необходим человеку в его и без того нелегкой и перегруженной жизни этот с трудом понимаемый и почти неописуемый гармонизирующий «контакт», это неуловимое никакими другими способами ощущение «полноты бытия»? И действительно ли именно он реализуется в эстетическом акте, а испытываемое при этом удовольствие, к которому с такой подозрительностью (и небезосновательно) относятся философы и богословы, свидетельствует именно об этом контакте? Это трудные вопросы. Может быть, самые трудные в эстетике. И дать на них прямые, точно аргументированные, экспериментально подтвержденные и убеждающие всех ответы вряд ли возможно в принципе. Создается впечатление, что фактически именно этим и занимались все мыслители, так или иначе с древнейших времен рассуждавшие о прекрасном, красоте, искусстве, а в поздние времена и собственно об эстетике и эстетическом. Именно на их суждения я и опираюсь в своих исследованиях и в данном изложении, полагаю их в качестве фундамента возводимого здания. Кропотливое изучение истории эстетики и духовной культуры в целом, непосредственный личный эстетический опыт и, прежде всего, богатый и целенаправленный опыт восприятия искусства, а также интуиция исследователя (а в эстетике она играет существеннейшую роль) убеждают меня в адекватности приведенного определения. Понятно, что читателю этого может оказаться недостаточным. Поэтому в дальнейшем разворачивании темы я буду иметь в виду эти «трудные вопросы» и пытаться при каждом удобном случае привести какие-то косвенные (на прямые, как показывает история эстетики, не приходится^ рассчитывать) аргументы в пользу заявленной выше концепции, хотя она уже в какой-то мере логически вытекает из всего хода эстетических исследований последних столетий, что можно ощутить даже из краткого исторического экскурса Главы 1. Тем не менее вся эта книга является специфическим разворачиванием предложенного концепта в модусе его последовательного разъяснения и углубления; эстетика разворачивается из ее предмета, как Универсум разворачивается из его Первопринципа.

Здесь необходимо еще подчеркнуть, что проблема эстетического относится к одной из глобальных проблем человеческого бытия, которой до появления эксплицитной эстетики подспудно занимались такие уважаемые дисциплины, как философия, богословие, филология. И действительно, изучение обозримой истории культуры показывает, что эстетическое относится к одной из сущностных универсалий бытия и культуры. В феномене, так обозначаемом сегодня, сконцентрирован некий специфически человеческий опыт, без и вне которого человек практически не мог бы существовать в своем нынешнем виде homo sapiens. И это отнюдь не профессиональная гипербола.

Как это ни парадоксально, но человек, этот венец творения согласно христианской доктрине или высший продукт эволюции, по другим гипотезам, являющийся сам творцом глобальной цивилизации и культуры, — так вот, только он во всем Универсуме находится, на что уже указывалось, в постоянном конфликте и диссонансе с ним в целом или с его составляющими: Богом, природой, социумом, культурой, со своими ближними, с самим собой. И конфликтность эта с историческим ростом «разумности» человека, от чего он находится последние столетия в упоении, не уменьшается, но возрастает вплоть до того, что сегодня человек поставил себя на грань самоуничтожения.

«Венец творения» оказался предельно конфликтен со всем творением и с самим Творцом. Результат грехопадения, — утверждает религия; ошибка эволюции, ее тупиковая ветвь, — полагают некоторые ученые. Как бы то ни было, все крупнейшие (и не только) умы едины в этом не поддающемся объяснению парадоксальном факте, а все основные институты и формации Культуры (в первую очередь религия и искусство) направляют свои усилия на преодоление этого рокового для человека конфликта. Однако сегодня и Культура со всеми ее традиционными институтами и интенциями находится в стадии, мягко и модно говоря, деконструкции, а точнее — последовательного разрушения, но об этом позже.

Человек с тех пор, как стал осознавать себя чем-то другим, чем окружающий его мир, оказался в ситуации вражды с этим миром и, конфликтуя с ним в борьбе за свое существование, начал одновременно сооружать здание Культуры, направленное на преодоление этой вражды, установление взаимопонимания и согласия с миром, с Универсумом. Именно на это были по существу ориентированы религиозные культы и обряды, великие религии, нравственные законы и моральные учения, наконец, вся сфера художественно-эстетической деятельности. Религии искали пути гармонизации человека с объективно существующим духовным началом Универсума — Великим Другим (духами, богами, Богом). Этика (в широком смысле слова) с древности занималась проблемами гармонии человека с остальным сообществом людей и, отчасти, с самим собой. Философские учения, издавна на дискурсивном уровне искавшие Истину и Знание о бытии, тоже не забывали о проблеме места человека в Универсуме и смысле его жизни. Но это была только theoria — интеллектуальное созерцание, узрение и констатация факта бытия. Фактически лишь религия и эстетический опыт (в модусе, прежде всего, практики) были внутренне ориентированы на универсальную и всеобъемлющую гармонизацию. Не случайно поэтому именно понятие и феномен гармонии с древнейших времени и во многих культурах занимали видное место в духовных и мыслительных практиках, а позже гармония была осмыслена в качестве важнейшего эстетического первопринципа (См., в частности: Шестаков В.П. Гармония как эстетическая категория. Учение о гармонии в истории эстетической мысли. М., 1973). Да, собственно говоря, и религия, и этика, и философия на своих высших уровнях не могли обходиться без эстетического опыта и эстетической терминологии (Для христианской культуры я аргументированно показал это в моем исследовании «2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica» (СПб-M., 1999).). И причина, по всей видимости, заключалась в том, что тот опыт, который мы сегодня осмысливаем как эстетический и который с древнейших времен связывали с понятиями красоты и прекрасного, имел своим двигателем глубинную энергетику бытия, с античности описываемую понятием Эроса, или Любви. В этой точке и религия, и этика, и философия сходятся и объединяются под покровом эстетики. Эрос во всех его ипостасях (космический, духовный, чувственный) объявляется Первопричиной и Перводвигателем бытия. «Бог есть любовь» (1 Ин 4,8). Все в Универсуме движется любовью, и только человек отпал от нее по неизвестным причинам, поэтому именно Любовь становится идеалом человеческого бытия. Любовь к Богу, к ближнему, к природе. Провозглашая целью человеческой жизни счастье, жизнь блаженную (vita beata), полное слияние (гармонию) с Богом в Царстве Божием и т.п., философские и религиозные учения сходятся в том, что любовь не возникает сама по себе или как результат волевого акта субъекта. Только Бог есть абсолютная, вечная, безначальная Любовь. Во всех же субъектах Универсума любовь возбуждается, и возбудителем ее является красота, прекрасное. „Еще Платон хорошо показал это в «Пире», а последующая философско-религиозная традиция, а также искусство и литература развили эту концепцию в бесчисленных вариациях.

Вожделение красоты, прекрасного инициирует путь любви, путь к счастью, к блаженной жизни, к Царству Божию, к полноте бытия, и одно из главных и наиболее доступных и эффективных для человека направлений этого пути издревле связано с эстетическим опытом, в частности, с чувственно воспринимаемой красотой и искусством. Показателем того, что акт любви реально осуществился является наслаждение. Для плотской любви — чувственное, чисто физиологическое или психофизиологическое наслаждение, сопровождающее физический контакт любящих, в пределе — сексуальный акт; для более высоких уровней любви (равно духовного эроса) — духовное наслаждение, «неописуемая сладость», как ее обычно обозначают мистики. Одной из главных разновидностей духовного наслаждения является эстетическое наслаждение, на высших уровнях эстетического созерцания сходное с «бесстрастным наслаждением» мистического опыта, мистического эроса.