Далеко не все потенциальные эстетические субъекты достигают того уровня эстетической культуры, при котором их эстетический акт доходит до полного завершения, то есть до сущностного контакта с Универсумом, и тем более — с его Первопричиной, до ощущения полноты бытия. У многих реципиентов в силу тех или иных причин он ограничивается достаточно низкими или срединными промежуточными уровнями, о чем мы еще будем иметь возможность поговорить. Здесь важно другое, что именно эти субъекты составляют основную массу потребителей искусства и именно на их неполном промежуточном опыте и при их участии складывается достаточно превратное представление об эстетическом опыте в целом и его значимости (как правило, невысокой в понимании таких субъектов) для человека и социума. Свидетельства истинных и достаточно редких эстетических субъектов до сих пор, к сожалению, остаются «гласом вопиющего в пустыне».
И последнее. Эстетический субъект и профессионал эстетик — это отнюдь не одно и то же. Эстетическим субъектом теоретически может быть любой человек, обладающий достаточно высоким эстетическим вкусом и интенцией к эстетической деятельности (восприятию или творчеству). Профессионал эстетик — это мыслитель, исследующий эстетическую сферу, то есть представитель науки эстетики. Совершенно очевидно, что он, прежде всего, должен быть эстетическим субъектом, то есть иметь личный и достаточно богатый опыт реальной эстетической деятельности, обладать высоким эстетическим вкусом, но этого отнюдь не достаточно. Кроме того, ему необходимы неплохой аналитический дар и высокий уровень знаний практически из всех сфер гуманитарной культуры в их историческом и теоретическом ракурсах (философии, религии, мифологии, искусствознания, филологии, лингвистики). Только такой исследователь может претендовать на какое-то вразумительное и адекватное слово в этой с трудом поддающейся аналитике и вербализации сфере.
3.5. Эстетический предмет
Эстетический процесс активного взаимодействия субъекта с объектом ведет к формированию того, что известный польский эстетик XX в. Роман Ингарден (1893-1970) назвал «эстетическим предметом». Так он обозначил сугубо интенциональный предмет, то есть идеальный продукт деятельности сознания (в философском смысле), возникший в нем в процессе восприятия эстетическим субъектом эстетического объекта, или, как пишет Ингарден, предмет, формирующийся в результате эстетического переживания ( См.: Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С. 123 и далее). Фактически это тот идеальный образ эстетического объекта, возникший в духовном мире субъекта на его основе, но не идентичный ему, и реально участвующий в эстетическом акте (например, акте эстетического восприятия — о нем ниже). Понятно, что «эстетический предмет» не следует смешивать с «предметом эстетики», о котором шла речь в Главе 2, хотя он и входит, естественно, в качестве одного из компонентов в предметное поле нашей науки.
В случае с искусством Ингарден именно эстетический предмет называет «произведением искусства» (живописи, литературы, архитектуры) в собственном смысле слова, а не тот материальный объект (живописное полотно или архитектурное сооружение), на основе которого он возник. По Ингардену, сам материальный продукт художественного творчества — только «бытийная основа» произведения искусства, которое в своем глубинном смысле является чисто интвнционалъным эстетическим предметом, то есть идеальным образованием («предметом эстетического чувствования»), вспыхнувшим в сознании реципиента в момент эстетического восприятия артефакта. Так понимаемое «произведение искусства» не во всем идентично реальному артефакту, его породившему ( См.: Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С.122,136-137,147,214-216 и др. ). Оставаясь при своем и традиционном для классической (в том числе и отечественной) эстетики понимании произведения искусства как, прежде всего, материального объекта, имеющего бытие вне субъекта, я тем не менее считаю целесообразным и продуктивным для современной эстетики использование понятия «произведение искусства» в ингарденовском смысле при разговоре об эстетической коммуникации в целом. Оно помогает уяснить некоторые сложные моменты в самих актах художественного восприятия и творчества. Очевидно, что такое неклассическое использование традиционного понятия должно всегда специально оговариваться.
Итак, эстетический предмет — этот тот идеальный, как правило, образный, или эйдетический (визуальный или слуховой), продукт, который формируется в процессе эстетического переживания во внутреннем мире субъекта и как бы накладывается на реальный эстетический объект («бытийную основу», по Ингардену). Он в каких-то деталях, что хорошо и на разных видах искусства показал Ингарден, отличается от материального объекта, инициировавшего его появление, в сторону незначительной эстетической идеализации. В нем как бы стираются некоторые внеэстетические детали и мелочи объекта и, напротив, идеализируются качества, тяготеющие к эстетическим. В результате в сознании реципиента возникает эстетический предмет, являющийся в основном точным образом (эйдосом в плотиновском смысле) воспринимаемого объекта, но несколько доработанным на основе субъективных эстетических представлений реципиента, его эстетического опыта. Это эстетический объект, опосредованный сознанием эстетического субъекта. Он более целостен и органичен, чем вызвавший его объект, и выявляет эстетические качества объекта в более чистом виде, чем они наличествуют в его «бытийной основе». Именно в этом смысле византийские теоретики иконопочитания подчеркивали, например, что в иконе истинный образ Христа, его вневременной визуальный облик (лик) проявляется более ясно, чем он был виден в лице исторического Иисуса, подверженном всем преходящим изменениям обычного человеческого лица. Понятно, что в эстетическом предмете степень идеализации эстетического объекта значительно меньшая, чем при выявлении лика в иконописи, и тем не менее она здесь присутствует при эстетическом восприятии. Практически параллельно с Ингарденом (возможно, при взаимном влиянии друг на друга) в те же ЗО-е — 40-е годы и в близком феноменологическом смысле на понятии «эстетического предмета» строит свою «Эстетику» как завершение онтологии немецкий философ Я. Гартман (1882-1950). В его понимании эстетический предмет — это в общем случае некая объективно существующая целостность, состоящая из двух теснейшим образом взаимосвязанных «слоев»: 1) чувственно воспринимаемой реальности (например, весеннего пейзажа в природе или живописной картины) и 2) проступающего за ней «ирреального другого», которое тоже «существует предметно», но «является» (это именно явление по Гартману) только на основе данной чувственно воспринимаемой реальности и исключительно в акте ее эстетического созерцания конкретным эстетическим субъектом, существует только для него, открывается только ему в личном «откровении» ( Подробнее см.: Гартман Н. Эстетика. М., 1958. С. 55-59, 86,115-193). Понять и объяснить смысл этого «другого», реализующегося только в сознании эстетического субъекта и обязательно (у Гартмана на этом постоянно делается акцент) доставляющего ему наслаждение, удовольствие, радость, немецкий философов затрудняется. Он предполагает, что этим «другим» могут быть некие глобальные закономерности Универсума, не выявляющиеся другим способом, например, «великий ритм всего живого в природе, который полностью господствует как в нас, так и вне нас» ( Подробнее см.: Гартман Н. Эстетика. М., 1958. С. 57). Однако в принципе это «другое», составляющее основу эстетического предмета, не поддается описанию, но функционирует только в конкретном акте эстетического созерцания.
Именно с эстетическим предметом Ингарден и Гартман связывают понятие эстетической ценности, полагая, что она является объективной качественной характеристикой эстетического объекта и не зависит от «вкусов» конкретных эстетических субъектов. Если ценность в философском смысле — это нечто, сущностно значимое для человека, то эстетическая ценность — это нечто, эстетически значимое в указанном выше смысле эстетического. Традиционно эстетически ценное обозначалось в культуре, как прекрасное, и именно комплекс качеств объекта, вызывающих ощущение прекрасного, Ингарден, прежде всего, и имеет в виду, говоря об объективности эстетической ценности, актуализующейся в интенциональном эстетическом предмете. «Эстетическая ценность является особенным эстетическим качественным моментом или комплексом ценностных качеств, осевших на эстетическом предмете» (Ингарден Р. Указ. соч. С. 397). Шртман так же использует для обозначения эстетической ценности категорию прекрасного, вкладывая в нее более широкий смысл, близкий к тому, что современная эстетика обозначает категорией эстетического. Понятно, что эстетическая ценность эстетического предмета не поддается вербализации, а только проявляется в конкретных актах восприятия, или, согласно Ингардену, осуществляется конкретизация эстетического предмета (равно «произведения искусства»). И вот эти-то частные «конкретизации» уже существенно зависят от эстетического субъекта и ситуации восприятия, а, соответственно, и степени освоения им эстетической ценности, потенциально содержащейся в эстетическом предмете. Реципиент в зависимости от уровня своей эстетической культуры может конкретизировать все эстетические качества, присущие эстетическому предмету, а может — только какую-то часть их.