«В конце концов, статус умного человека не обязывает его обладать вкусом», — подумал Шустер об Антоновиче. Поговаривали, что его финансирует какой-то американский фонд. Если это было так, то, судя по всему, американцы не особо следили за тем, как расходуются их средства, а может, не считали это главным в сотрудничестве с Антоновичем. Кроме того, Шустер понимал, что у бывшего министра и пожизненного советника осталось достаточно должников с тех времен, когда он был министром. Эти долги и обеспечивали пока что бесперебойный денежный поток в Фонд и другие контролируемые Антоновичем организации.

Чувствуя некоторые уколы зависти, Шустер вошел в здание.

II. Фотограф (осень)

Илья работал в журнале «Перфект». Он числился фотокорреспондентом, но предпочитал называть себя фотохудожником. В его основные обязанности входили портретная съемка, съемка интерьеров, принадлежавших их многочисленным клиентам: разнообразных салонов, косметических и стоматологических кабинетов, фитнес-центров, ночных клубов и ресторанов, домов мод и других заведений, плативших за якобы случайные репортажи как за рекламу. Практически вся съемка — вне зависимости от того, где она проводилась, — была постановочной. Клиенты хотели, чтобы фотографии их салонов выглядели как в рекламных буклетах.

По роду работы Илья часто общался с моделями и, поскольку сам был весьма симпатичным молодым человеком, пользовался женским вниманием. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он был им избалован. Для этого, как он считал, ему недоставало зарплаты. Девушки же из редакции, оказывающие ему знаки внимания, на его взгляд, ему не подходили. Он бы сказал, «не возбуждали». Хотя скорее дело было в том, что он боялся длительных, обязывающих к чему-то отношений и предпочитал им мимолетные знакомства, благо встреч по работе было немало. Кроме того, руководством не приветствовались близкие отношения между сотрудниками редакции. Правда, менеджер по распространению женился на секретарше, по случаю чего им подарили компьютер. Но когда молодая жена ушла в декретный отпуск, никто не обещал, что она снова будет принята на работу. Еще одного паренька, который слишком настырно интересовался моделями, часто посещавшими редакцию, уволили.

В свободное от съемок время Илья, как правило, сидел в Интернете или просматривал фотокаталоги, которые редакция приобретала по его инициативе, либо просто валял дурака — общался с народом в курилке или на кухне. Редактор-американец считал Илью обладателем тонкого вкуса, поэтому видел в его свободной манере поведения причуду творческого человека и смотрел на его невинные шалости сквозь пальцы. Так он относился к нему и до того, как узнал, что отец Ильи имеет какое-то отношение ко всем общероссийским СМИ, хотя так и не понял, какое.

Невинные шалости заключались в слишком свободной, на взгляд многих, манере общения с женской частью коллектива и в слишком частых возлияниях с мужской его частью.

У Ильи был отдельный кабинет — крохотная комната перед фотолабораторией. Сейчас в этой комнате, кроме него, была Наташа, невысокая невзрачная девушка, работавшая в редакции корректором. С некоторых пор она стала проявлять повышенное внимание к фотографии. Сначала Илья думал, что таким образом она решила добиться его внимания, потом услышал от редактора, что она мечтает сама вести какую-нибудь рубрику и фотографировать для нее. Он напрягся, но потом решил, что даже если у Наташи и начнет что-нибудь получаться, пройдет немало времени.

Наташа принесла новый номер журнала с фотографиями, спрашивала его мнение о разных работах и, как ему казалось, с большим, чем следовало, вниманием выслушивала его безразличные резолюции, часто выражавшиеся односложно: «Фигня».

— Что-то ты неважно выглядишь, — озабоченно сказала Наташа.

— Да что-то спина болит…

— Продуло?

— Или перепил. Может, разомнешь мне плечи?

— Хорошо, — согласилась она. — Садись.

Наташа зашла за его офисный стул и начала массировать спину.

— Ну как? — спросила она через несколько минут.

— Значительно лучше.

— А ты мне? — спросила она робко.

Илья поморщился и отрицательно покрутил головой.

— Ну сделай массаж, — повторила просьбу Наташа.

— Не могу.

— Почему?

— Сегодня я могу тебя изнасиловать.

— Ну раньше ты же делал. И ничего.

Он действительно пару раз делал ей массаж — разминал плечи, но лишь для того, чтобы она могла воздать ему сторицей.

— Раньше у меня не было настроения тебя насиловать. Тем более у тебя нет презерватива.

— Вот ты какой… Ну ладно. — Она притворно надулась и отвернулась от него.

— Хорошо, завтра я приду с презервативами и сделаю тебе массаж.

Это, конечно, была шутка. Именно так она и поняла его слова, как и другие женщины редакции воспринимали подобные выходки Ильи. Хотя никто другой в редакции так не шутил.

Наташа застенчиво засмеялась, и разговор затух. Вздохнув, она вышла в коридор.

Илья снова остался один на один с Интернетом. Интересных анекдотов и историй сегодня не было. Он залез на любимый сайт новостей и стал просматривать сегодняшние сообщения. Вдруг в глаза ему бросилась знакомая фамилия. В одной из заметок сообщалось, что председателем какого-то комитета назначен Александр Яковлевич Шустер. «Тот ли?» — подумал Илья и внимательно прочитал предыдущий абзац. Там говорилось, что в соответствии с указом президента создан Комитет по идеологии Российской Федерации, в компетенцию которого будут входить разработка государственной идеологии, информационная политика государства и правительства, консультации со СМИ, работа с общественными, религиозными, молодежными организациями и «многое другое».

Шустер, если, конечно, это тот Шустер, был хорошим знакомым его отца и лет десять — пятнадцать назад часто бывал у них дома. Насколько помнил Илья, он был приятный дядечка лет сорока пяти, с интеллигентным лицом, черными, чуть тронутыми сединой редеющими волосами, что было заметно благодаря короткой стрижке. Тогда Илье нравилось, что Шустер не пытался скрыть все это с помощью краски или особой прически — это казалось ему признаком открытых взглядов на жизнь.

Открылась дверь, оторвав Илью от праздных воспоминаний. Дверь в комнатке открывалась внутрь, сокращая ее и без того небольшой объем. Появилась рука, потом лицо редактора отдела «Персона» — Юли Перениной.

— Привет, — сказала она. — Художники не нашли ничего приличного для меня. Пол сказал, что ты поможешь.

Такие фразы всегда означали «геморрои» с журналистами: придется что-то не только искать и фотографировать, но и ругаться, споря о том, что нужно для материала. Ругаться приходилось не со всеми, но с Юлей, Илья это знал по опыту, перепалок было не избежать.

Их видение материала, если не всего мира, не совпадало. Юля не принимала его идеи, считала своим долгом устраивать скандалы по поводу его фотографий, которые делались для ее статей. Если же он сразу соглашался с ее идеями, она начинала подозревать его в том, что он относится к заданию без души. И тогда, понукая его самого что-нибудь придумать, выматывала эту самую душу. Впрочем, так она вела себя и с дизайнерами. В остальном же она была милым и безобидным человеком.

— Что-то случилось? — спросил Илья.

— Посмотрим, — многообещающе ответила Юля.

— Так не мучь же! — голосом трагического героя воскликнул фотограф.

— Ты уже читал мою последнюю работу? — поинтересовалась Юля. Она считала, что все как минимум в редакции обязаны были читать ее последние работы.

— Нет, еще не читал.

— Это материал о Трушкиной, знаменитом модельере. Ну, ты знаешь.

— Ты хочешь сказать — «модельерше»?

— Модельере, — строго посмотрела она на него.

— Никогда не слышал.

— Ну ладно. Так вот в чем там дело. Она сильный, целеустремленный человек и в то же время религиозный. — Юля смотрела на него в ожидании реакции.

— Ну?

— Я бы хотела с тобой посоветоваться…

— Значит, ты пришла не за съемкой, а за советом?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: