Все это — о героине американского фильма с Мадонной в главной роли. Об Эвите Перон мы знаем только из этого фильма, вне зависимости от того, имеет ли он отношение к правде. Создан образ святой. Специалист может сказать о Пероне, что это — дважды президент или диктатор Аргентины, об Эвите, что она — его жена и дожила до тридцати пяти лет. Хотя Перон дожил до весьма преклонного возраста. Никто не задается вопросом, не вышла ли она замуж за хрыча и в ее ли пользу говорит этот факт».
Антонович сделал паузу, обвел взглядом слушателей и стал читать дальше:
— «А кто самая известная американка, я имею в виду — гражданка США, которая годилась бы на роль матери нации? После некоторых умственных усилий и с долей сомнения многие вспомнят Жаклин Кеннеди. Кроме того, что она — жена самого молодого президента США и обладательница незаурядной внешности, кто-то вспомнит ее не слишком знатное происхождение и то, что ее появление в одной из богатейших семей Америки — символ американской демократии. Но ни первое, ни второе, ни третье — не есть заслуга Жаклин. Если бы не ее измена памяти первого мужа с Онассисом, из нее вполне можно было бы сделать национальную героиню.
Кто-то может сказать, что в этой красивой сказке про Эвиту Перон есть какая-то фальшь, нечто такое, что коробит. Возможно, это та легкость, с которой кинематограф игнорирует реальные факты, события, недавнюю историю, что есть судьба народа. Но кого это коробит? Кучку думающих людей, причем думающих инако и не имеющих доступа к СМИ, к тому же и не желающих навязывать другим свою точку зрения.
Должно ли иметь значение, что еще живы люди, которые чувствовали по-другому, переживали другое, совсем не то, что показано в фильме? Да, у них была другая драма, но их настоящую драму у них забрали, объявив их память фальшью, и сказали: вот что у вас было в действительности, вот почему вы страдали! Для вас это — годы молодости, годы счастья, время надежд и дерзаний? Все это неважно — вот как все было! И люди начинают сомневаться в том, что их память соответствует реальности, а их дети уже будут уверены, что все было совсем не так, как утверждают их родители. А вот созданная, мифологизированная героиня — не на сезон, даже не на десятилетия. Она вечно останется в истории.
Такая героиня нужна и России. Эффективность такого образа-мифа доказали наши зарубежные коллеги, доказала современная массовая культура. Пророк умер. Да здравствует святая!» Ну как?
— Похоже на завещание Даллеса, — ответил Маковский.
— Я имею в виду вот что: не нужна ли нам героиня, еще более управляемая, чем Илья? Кроме того, она будет связана тем, что уже проповедовал Илья. Рамки очерчены очень точно.
— В общем-то интересная мысль, — задумчиво произнес Фимин. — Кто бы это мог быть?
— Я об этом давно думаю. У меня есть такой человечек.
Марина сидела в своем офисе и листала журнал. Был очередной период, когда заказов не было. Не было и денег. Марина не могла сосредоточиться и отложила журнал в сторону. Иногда ей казалось, что жизнь закончилась вместе с жизнью Ильи. Она так думала, потому что еще недавно верила в то, что рождена для него, что ее жизнь без него не имеет смысла, что они будут вместе, что он будет принадлежать ей. Она знала, что добьется этого, потому что по-другому просто не может быть. И теперь все изменилось.
«Илья умер, и его жизнь закончилась, — думала Марина. — То, что происходит сейчас, для него не существует. Он этого лишен. Но почему этого должна быть лишена я? У меня впереди длинная жизнь, длиннее той, которую я уже прожила. Лучше той, которую я уже прожила, потому что она будет новой и неизвестной».
Еще недавно она жила тем, что Илья должен принадлежать ей. В этом был смысл. Но он погиб. Это была самая большая подлость с его стороны. Напоследок. Но теперь он будет принадлежать ей после смерти и тем самым составит ее счастье. Если это можно назвать счастьем. Ведь все-таки ей нужен был он, а не его деньги и его слава, хотя, конечно, и деньги, и слава — это не так уж плохо.
Разрывы с близкими людьми никогда не проходили для нее безболезненно. Она переживала, когда расставалась с любовниками, она долго не могла прийти в себя после единственного развода. А здесь была смерть. Самого желанного человека, самого ненавистного человека.
В сумочке зазвонил мобильник. Она ответила.
— Привет, Марина! Это Гена. — Геной звали телохранителя и доверенное лицо Антоновича. — Приезжай сегодня к семи в подвал.
— Брать кого-нибудь с собой?
— Да нет, просто поужинаем.
— Хорошо.
Разговор означал, что Антонович приглашает ее поужинать в свой «филиал Давоса». Приглашение было вежливой формой распоряжения. Может быть, он хочет ее? Или предстоит важный для нее разговор? Марина надеялась, что он даст ей денег на квартиру. Она когда-то об этом спрашивала. Может, он созрел?
В семь вечера у входа в подвал ее встретил Гена, помог раздеться в гардеробе и проводил в комнату, где сидел Антонович. Стол был накрыт на двоих.
— Твой Лев ждет тебя. — Антонович шел ей навстречу, слюняво улыбаясь.
— Здравствуй, Лева.
— Здравствуй, дорогая. Шампусику?
За столом Антонович, как всегда, задал несколько вежливых вопросов о жизни. Марина ответила, что все нормально, хотя без квартиры, конечно, плохо.
— Да-да-да, я помню, — кивнул Антонович. — Как раз об этом хотел с тобой поговорить.
Марина старалась не показывать виду, что она волнуется, но не смогла сдержать радостной улыбки.
— Я хотел поговорить с тобой о вере, — с напускной серьезностью произнес Антонович.
— О какой Вере?
— Не о Вере, а о вере. В смысле — о религии.
Марина недоуменно смотрела на него.
— Ты ведь знала Илью лучше, чем кто бы то ни было.
— Ты так думаешь, Лева? — Марине стало грустно при мысли об Илье.
— Я не хочу делать тебе больно, но давай поговорим об этом. Ради его памяти.
— Не заставляй меня, пожалуйста.
— Но ты же не знаешь еще, о чем я буду говорить.
— Лев, я не хочу.
— Марина, ты должна. — Он убежденно покивал головой, полузакрыв глаза, и подлил ей шампанского. — Ведь ты мне обязана. Если бы не я, ты бы никогда не узнала Илью.
— Лучше бы я его не знала.
— Не уверен. — Лев Семенович воткнул выкуренную наполовину сигару в дно пепельницы. — Ладно. Тебе или мне нужна квартира? Не ты ли хотела стать звездой?
Она молчала, нервно теребя в руках тонкую сигарету.
— Мария, я хочу предложить тебе продолжить дело Ильи. — Лев Семенович особенно подчеркнул имя, назвав ее не Мариной, а Марией. — Ты ведь читала Библию? Я хочу, чтобы ты стала своего рода Марией Магдалиной…
«Не может быть!» — Марина представила себе ярко освещенную сцену и себя — в переливающемся под софитами платье. Не отвечая, она внимательно смотрела на него.
— Ты видела рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда»?
— Когда-то смотрела.
— Тогда ты меня поймешь. Мне неприятно, конечно, об этом говорить, но ведь ты, как я догадываюсь, была влюблена в Илью. — Он посмотрел на нее в ожидании реакции, но она промолчала. — Теперь ты сможешь этого не скрывать от меня. Наоборот, я даже хочу, чтобы ты мне сейчас это рассказала. Более того, теперь ты будешь иметь возможность рассказать о своей любви всему миру. И рассказывать станешь как можно искреннее. И за это будешь получать большие деньги. Это чище, чем торговать телом — своим или чужим.
«Сволочь», — подумала Марина, услышав последнюю фразу.
Антонович улыбался, глядя ей в глаза, и ждал — проглотит или не проглотит? Это была своего рода маленькая месть за то, что она любила Илью не так, как его. Погибни он на его месте, она бы так не изводилась.
— Я, конечно, не предлагаю тебе стать новым Пророком. Просто ты продолжишь его дело. И будешь проповедовать его идеи. И наконец-то ты не будешь ни в чем нуждаться. У тебя будет все, что ты пожелаешь.
Продолжая неподвижно смотреть на Антоновича, Марина удивленно приподняла брови. Она еще не могла осознать до конца слова Антоновича, и ей вдруг показалось, что он издевается над ней.