— Я не уверена, что смогу делать это так же, как делал Илья.

— От тебя это и не требуется. Ты должна будешь выступать, давать интервью, освящать экономические соборы. Просто присутствовать и открывать рот. Может быть, вместе с другими возглавишь Экономическую церковь. Понимаешь, у тебя замечательные внешние данные, у тебя замечательная легенда. Тебе не надо ничего выдумывать. Все, что ты скажешь об Илье, будет искренне.

— А что надо сказать?

— Тебе дадут текст, так что об этом не беспокойся. И запомни, у тебя будет все. Скажи: неужели ты думала, когда я снял тебе офис рядом с редакцией, что так все обернется? Вспомни, ты должна была просто получше его узнать. И ты согласилась на это. Разве ты могла подумать тогда, что решила свою судьбу? И если бы ты не влюбилась в него, может быть, мы не сделали бы его Пророком. Представь, как мне это было тяжело.

И в этот момент Марина осознала, что Антонович искренен. Даже если в его словах лишь часть правды. И она действительно стоит на пороге богатства и настоящей славы. Цветы у ее ног, толпы поклонников, длинные лимузины, салюты в ее честь — все самые фантастические мечты ее юности становятся реальностью. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Она не могла себя сдержать. Всё — эта комнатка, стол с блестящими приборами, Антонович — куда-то отодвинулось. Сбывалась ее мечта, сбывались видения детства.

Антонович неправильно истолковал причину ее слез. Вернее, он вообще не понял их причину. Но ему не нужна была истерика. Он нежно взял Марину за руку и почти шепотом произнес:

— Марина, успокойся. Прошу тебя. Ты должна решиться на это ради него. Такое дело достойно его памяти.

Марина оторвала ладони от глаз и посмотрела на Антоновича. «Да, это то дело, то самое дело, которому можно посвятить жизнь», — думала Марина.

— Ладно, успокойся. Выпей шампанского. — Он опять налил полный фужер прохладного напитка и поставил перед ней. Она залпом выпила.

Марина молча плаката. Антонович ее успокаивал. Разница в возрасте давала о себе знать. Иногда он испытывал к ней почти отеческие чувства. Особенно когда она плакала и казалась беспомощной. Он продолжал ей что-то говорить, она кивала и всхлипывала, глядя на него. Он начинал убеждаться, что справился со своей ролью.

Антонович считал себя хорошим психологом и сейчас получал удовлетворение от мысли, что достиг своей цели в этом сложном, как ему казалось, поединке. Это было интереснее, чем убеждать министров.

— Думаю, еще имеет смысл выпустить книгу, — и поспешил добавить: — Не волнуйся, тебе придется только подписать ее.

Увидев недоумение на ее лице, он уточнил:

— Разумеется, тебе надо будет поработать с ребятами. Они будут задавать вопросы, ты будешь надиктовывать. Словом, будешь делиться своими мыслями.

Дома Марина попыталась привести в порядок свои мысли. «Да, это то дело, которому можно посвятить жизнь», — стучало у нее в голове. Ей казалось, что она уже где-то слышала эти слова, произнесенные с той же убежденностью, с какой она убеждала сама себя. Она подумала, что если даже поделить на десять то, что сказал Антонович, то получается много. Если она напишет только книгу, и то это будет уже много. Она была уже почти уверена в том, что напишет эту книгу. Она будет диктовать. Если она не будет знать, что диктовать, кто-то будет задавать ей вопросы, она станет отвечать на них. Этот кто-то расшифрует запись, секретарь ее распечатает, кто-то переработает и скомпанует в книгу. Эта книга будет продаваться во всех магазинах, украшать все прилавки роскошной обложкой — с ее портретом и портретом Ильи. Она уже видела эту обложку перед собой. Книга разойдется миллионными тиражами. Она станет богатой только на книге. Хорошо, если за книгу еще и доплатят. Те, кому это надо. Она станет знаменитой. Журналисты начнут добиваться интервью с ней. К ее мыслям будут прислушиваться, ее взглядами будут интересоваться, она будет совершать турне. Для отдыха ей понадобится дом на Лазурном Берегу. И еще… в Швейцарии. Да, в Швейцарии.

Марина позвонила Кате и позвала ту к себе домой. Она не могла удержаться и рассказала Кате о предложении Антоновича, о своих планах. Катя завидовала подруге и восхищалась ее будущим, надеясь, что какая-нибудь роль в этом будущем найдется и для нее.

Катя даже не уточнила, какая это может быть роль, она была уверена, что такая роль обязательно будет. Сейчас ее больше интересовал вопрос: «Когда?» Однако говорить о будущем предметно было сложнее. Марина могла только представлять лица звезд эстрады и кино, фигуры миллионеров, политиков, знаменитостей, которые будут ее окружать но… как это будет происходить конкретно?

Да, ей нужен был Он с деньгами и славой.

Поздно вечером к Антоновичу пришел Маковский.

— Ну как девушка? — спросил он.

— Девушка как девушка…

— Не пора ли тебе, мой друг, жениться?

— Что-что?

— Может, говорю, ты хочешь на ней жениться? Чего желать лучше? Бывшая жена, пусть даже гражданская, самого Пророка. Станешь родственником бога.

Вместо ожидаемой улыбки на лице Антоновича появилось саркастическое выражение:

— Для таких, как она, мужчина — прежде всего спонсор, а потом все остальное. Долго ли жениться? Можно повезти Марину на Канары… Она увидит мой дом, например, и сразу влюбится. И скажет: «Я люблю тебя. Давай поженимся». А тебе уже лет ого-го. И ты скажешь: «М-м-м, я ведь до загса не дойду», а она скажет: «Ничего, лишь бы человек был хороший, я сама дойду».

XXXIV. Погребение (ноябрь)

К десяти часам утра воскресного дня Красная площадь была полна народа. Море голов колыхалось на Манежной, Театральной и Лубянской площадях, по которым должна была проехать траурная процессия и на которых были установлены огромные экраны. Толпа стояла и на Тверской улице вплоть до Пушкинской площади. Центральные станции метро были закрыты на выход во избежание давки.

Над городом ползли рваные тучи, воздух был напоен влагой. Несмотря на усилия мэрии создать для скорбящих москвичей и многочисленных приезжих ясную погоду, солнце лишь изредка проглядывало на небе, снова погружаясь в серо-голубую дымку.

На Красной площади у стены ГУМа был установлен помост, задрапированный золотисто-желтой тканью. С трех сторон помост переходил в пологие ступени, так что все сооружение напоминало нижнюю часть пирамиды. На помосте находилась трибуна, на некотором расстоянии от нее — прозрачный павильон из оргстекла, где был установлен постамент для гроба. Надо всем этим на стене здания магазина находился огромный экран — световое табло.

Первым выступил президент. После официальных соболезнований от имени правительства он сказал «всем, кто вместе с нами скорбит в этот час»:

— Мы должны продемонстрировать истинное величие идей и духа Пророка. Пантеон в его честь будет построен на Красной площади — на месте торговых рядов, которые сейчас называются ГУМом. Вершина Пантеона будет выше всех архитектурных сооружений города. Так когда-то был создан «Иван Великий», а потом печально известный Дворец Советов, так и оставшийся историческим фантомом.

Пусть напротив Пантеона будет ютиться мавзолей Ленина — он будет казаться рядом с ним кустом роз рядом с пирамидой. Пантеон будет символом превосходства идей и духа Пророка, его великого учения. Это будет также символ терпимости экономического общества, восславленного Пророком.

Место для Пантеона выбрано не случайно. Красная площадь — сердце России, гордость ее истории, а ГУМ долгое время являлся крупнейшим торговым центром Москвы. Именно здесь — на месте, где можно купить все и вся, живет дух экономического общества. Именно здесь будет покоиться прах величайшего сына нашей земли, Земли с большой буквы, который вслед за Буддой, Христом и Магометом показал человечеству новый путь к спасению, открыл ворота в золотой век. Он провозгласил рай на земле. Этот рай выпало создавать нам, он уже построен в сердце каждого, кто слышал и видел Пророка, в чью душу проникло его слово.