- Ничего, Дусь, я уже оклемалась, - поднимаясь с улыбкой на губах, сказала Рая.

- Ничего, Рай? - спросила Полина, на лице, которой все еще были видны следы душевных переживаний.

- До свадьбы все пройдет, - ответила шутя Раиса, стряхивая с юбки приставшие былинки сухой травы.

- Будет ли она? - с грустью сказала Полина, и голос ее дрогнул. Но никто этого не заметил или постарались не заметить, чтобы не прорвалось все наружу, как у Раисы.

- Девочки, смотрите, уже начинает темнеть! - опомнилась, как ни странно, первая Раиса. - Заболтались мы и коров растеряли, - говорила она всматриваясь в горизонт, где по ее мнению должны быть коровы.

- Вон они, у могилок! - сказала Мотя, указывая рукой в сторону могилок. Все повернулись в ту сторону, куда она показывала рукой, и в сгущавшихся сумерках увидели расплывчатые тени животных.

- Ох, как не хочется подниматься к ним, - произнесла Дуся, потягиваясь.

- И мне не хочется, подхватила Полина. - Может с Мотей пригоните их сюда, -спросила, она у Раи.

- И не подумаю, - ответила ей Рая, направляясь в сторону коров. - Не потому, что не желаю услужить тебе, а просто гурьбой идти туда будет веселее.

- А может, пусть они там пасутся до утра, - предложила Дуся, и в голосе ее слышалась ирония. - Все равно завтра их туда гнать.

- А доить кто их там будет? - спросила Полина, не уловив иронии в словах Дуси. - Да и ночью забредут куда-нибудь, что не найдешь.

И они, перекликаясь шутками, побежали догонять Раю, которая ушла далековато, поднимаясь в гору.

Рая медленно поднималась на пригорок, и с обидой думала про то, зачем это судьба так жестоко поступает с нею, восемнадцатилетней, никому не сделавшей зла, желавшей себе и всем людям на свете одного лишь счастья? Отчего? Чем прогневила она, девчонка, судьбу? После ухода Миши на фронт, у Раи жила, глубоко припрятанная в сердце, хотя и хрупкая, но все-таки надежда. А теперь... Она, так верила в сон, что решила про себя: Миша погиб, и не когда-либо, а сегодняшней ночью. Она, так уверила себя, что другой мысли и не держала в голове. Поднимаясь на пригорок, вдали от подруг, она дала волю слезам, которые так и полились по щекам горячим ручьем. Землю под ногами не видела и шла ощупью, но услышав разговор подруг сзади за спиной, она поспешно вытерла слезы, хотя в сумерках слез и так не было заметно.

- Далеко ты, девушка, ушла тебя и не догонишь, - прерывающимся голосом от быстрой ходьбы в гору, произнесла Полина за спиной Раи.

- Надо спешить, видишь как быстро смеркается, - обернувшись, ответила ей Рая. – А то совсем стемнеет, коров не найдем.

Полина поровнялась с Раей и они пошли неспеша к могилкам. Дуся с Мотей не стали подниматься напрямик, а пошли по дороге, огибая взгорок.

Пока они поднимались к могилкам, совсем наступили сумерки и они долго искали коров, пока не собрали их в одно место.

- Чуть не проболтали коров, - произнесла Дуся, когда они гнали коров домой. Во дворе Дусю встретила мать и стала ругать ее за то, что поздно пригнала корову, что корова совсем голодная, а завтра чуть свет выезжать боронить, и вдруг заплакала навзрыд.

- Мам, ты что? - кинулась Дуся к матери. - Что с тобой! Случилось что! Мать продолжала рыдать, не отвечая Дуси. И Дусю потрясла догадка. - "Наверное, с отцом что-то случилось," - подумала она. Ноги подкосились. Она присела на порожек, а в голове роились мысли: отец.. , отец.., отец...

Мать притихла, какое-то время молчала, вытирая слезы фартуком. Затем заговорила, всхлипывая: "Считай, скоро год, как ушел отец с тракторами, а писем до сих пор нет. Сгинул где-то на чужбине." Она затряслась снова.

Дуся не раз слышала разговор матери о письмах и тяжесть в сердце стала проходить, она успокоилась.

- Ну, мама , . . Нас только освободили от немецких захватчиков, а ты уже хочешь письма получать, - говорила Дуся, успокаивая мать, и как бы собственными словами успокаивала себя.

- Я уже тебе говорила, что почта работает еще с перебоями. Вот начнет нормально работать и мы письмо получим.

Мать от слов дочери, как-будто успокоилась и, всхлипывая, пошла за подойником.

А Дуся , как села на порожек, так и продолжала сидеть, думая об отце. Но ничего утешительного не придумала, встала и тяжелой походкой пошла в избу.

3

Дуся в семье родилась вторым ребенком. Первая дочь Мария была старше ее на пять лет, вышла замуж, когда Дусе было только двенадцать лет.

Все работы, связанные с домашним хозяйством, легли на ее хрупкие плечи: мать, застудившая легкие, часто недомогала, и Дусе приходилось многое делать за нее. Отец работал трактористом: летом пропадал в поле, а зимой - на ремонте в МТС.

Для троих младших братье и сестры она стала няней и на правах старшей кормила, ухаживала за ними.

Кроме присмотра за малышами, у Дуси было еще много дел. Она носила от колодца воду почти за километр от дому, помогала матери по уходу за коровой, убирала в комнатах и не един раз в неделю, как в других домах, где нет маленьких детей; а по несколько раз в день.

Собралась мать замазать глиной дыры, образовавшиеся за долгую зиму в стенах сараев, избы, без Дуси и здесь не обойтись.

Она помогает глину привезти, воды принести, глину замесить и, повязавшись, как взрослые, старой косынкой. Спешит замазать дыры, а затем и побелить.

А сколько работы на огороде: посадка овощей, их прополка, полив. И тут мать без Дуси не обойдется. Не то, чтобы пожалеть девчушку, а покрикивает на нее, если что не так.

А что поделаешь, такая была жизнь детей в селах в довоенное время и в период Отечественной войны.

Все делалось вручную, и одной матери в доме без помощи детей не управиться. Угля не было, леса поблизости нет, вот и приходилось топить соломой, тальником, а при выпечке хлеба - кизяком, который делали из навоза в летнее время года.

И тут не обходилось без детей.

А сколько стирки с большой экономией хозяйственного мыла? Больше делали упор на щелок, приготовленный из золы подсолнечных будыльев.

Лето - самая благодать для заготовки корма скоту на зиму, особенно разворачивается сезон в июне, когда каждый погожий день на вес золота. Не зря в народе бытует пословица: "Весенний день - год кормит, а летний приумножает."

В такие дни крестьянину не до отдыха, не до сна. Хватает работы и детям. Утро, солнце только что подсветит восточный небосвод, а мать уже будит Дусю и наказывает ей проводить к стаду Лысуху. Вставать не хочется. Какой сладкий сон у ребенка утром, но настойчивый голос матери заставляет подняться. И вот она, полусонная идет за коровой, оставляя на холодной и сырой от утренней росы, след детских ног.

Затем надо принести от колодца воды, несколько вязанок сырой травы с поля, а завтра тоже найдутся дела только успевай поворачиваться.

От всей этой недетской работы осенью спасала школа. Только в ней можно было забыть окрики матери, стирку белья, заготовку корма, уборку овощей и слушать учителя о далеких странах, о других народах и, мечтая, улететь вместе с голосом учителя далеко-далеко в другие страны, в другой мир, где люди живут хорошо и привольно.

А как только кончались уроки, сознание возвращалось из голубых далей в реальный мир, к которому ох как не хотелось возвращаться. Но деваться было некуда, приходилось идти домой и таскать воду от колодца, подбирать картошку и носить ее в погреб и так до бесконечности.

Матери тяжело было одной управляться по дому и она, умаявшись, ворчала на Дусю, что та ходит в школу бездельничать.

- Мочи совсем у меня нету, доченька, управляться за всеми вами, - жаловалась часто она. Дуся знала, куда клонит мать, но, прикинувшись непонимающей, молчала.

Иногда мать не выдерживала ее молчания и говорила напрямую: "Может, в школу бросишь ходить, как вон другие девчата?"

Дусе становилось жаль ее, но школу бросать она не хотела и по-прежнему молчала, сердя мать.