По дороге четверо детей, которые были сильно побиты полицией при облаве, умерли. У них хватило силы только вырваться на волю и свободно вздохнуть. Как раз главный зачинщик подкопа Еська и умер первым. Ему Гарабец прикладом отбил внутренности. Еська словно чувствовал свою скорую гибель, всех торопил с побегом. Другим помог, а сам лишь сутки пожил на воле. И то все время только плакал о том, что наконец-то перед самой войной разыскали его папу и что папа уже, может быть, ехал к нему, потому что в письме обещал вот-вот приехать.

Ребята похоронили Еську и написали на могильном камне:

— Про Данко я им рассказала уже после смерти Еськи, — закончила свой рассказ Элеонора Семеновна.

Партизаны долго молчали.

Наконец Михаил решительно встал и спросил, сколько в селе полицаев и может ли она начертить план села.

— Полицаев было девять! — ответила Эля. — А план я вам сейчас начерчу.

— И пометьте, где комендатура, а где жилой дом этого Гарабца, — добавил Михаил.

— Э-э, дома вы его не застанете! — махнула рукой Эля. — После того как в соседнем районе обезоружили полицию, полицаи только днем, и то на часок, забегают домой, а на ночь, как куры на нашест, собираются в комендатуру. Обгородились колючей проволокой. И кажется, кирпичный забор начинали строить.

— Здание комендатуры кирпичное? — спросил Михаил.

— Нет, деревянное. Старинное, еще при поляках там была тоже комендатура.

— Вот вам бумага, — достав из кармана подобранную возле могилы Стародуба и сложенную вчетверо небольшую школьную карту, сказал Михаил. — Рисуйте по возможности подробнее. А мы пойдем посоветуемся, что делать. Вы, доктор, пойдете к ребятам, когда они поедят, может, еще чем сможете им помочь. Сделайте им полный медосмотр, как перед отбором в армию.

Возвратившись к своим, Михаил рассказал об услышанном от воспитательницы и спросил совета, что делать.

— Тут разных мнений быть не может, — развел руками Чугуев, — детей надо обеспечить сытной и теплой зимовкой, а уж потом идти дальше.

— Этих детей должен обеспечить сам Гарабец, прежде чем мы его уничтожим! — жестоко взмахнув кулаком, ответил Михаил. — Заберем в его доме все, что может пригодиться детям. Даже скот порежем. Мяса можно навялить на зиму по-калмыцки. Операцию проведем ночью. Его семья под конвоем сама должна все погрузить на подводы. А с подвод мы перенесем в лодки. Вода следов не оставляет. Это первая часть операции. — Он замолчал, ожидая реакции.

— Правильно, — кивнул Чугуев.

— А вторая часть, без которой я не уйду из села, — это беспощадная расправа с полицией. Если не удастся пробраться в комендатуру, то забросаем гранатами окна. Гранатой прорвем крышу и бросим факел, чтоб дотла сгорело их кубло.

— А где ты возьмешь факел? — спросил Морячок. — Нужно горючее.

— Комендантша обеспечит. Уж керосин-то у нее найдется. А может, и бензин. Идем всем отрядом.

— Михаил, а может, двоих — доктора и товарища Чугуева — оставить тут, — заговорил пока что соглашавшийся с командиром комиссар. — Товарищу Чугуеву тяжело ходить. Нога-то у него болит, хоть он и крепится. Кстати, он здесь принесет больше пользы.

Михаил удивленно вскинул глаза.

— Я узнал, что товарищ Чугуев неплохо владеет топором, — ответил комиссар на безмолвный вопрос. — Пока мы ходим, он тут сможет срубик наметить. А мы потом скоренько смастерим жилье по типу солдатских землянок.

— Это было бы здорово! — загорелся Михаил. — Но сможете ли, товарищ Чугуев?

— Прикажете, товарищ командир, значит смогу, — серьезно ответил Чугуев, уже вынимая из-за пояса свой топорик, с которым и пришел в отряд.

Тут-тук-тук! — раздался стук в дверь.

— Кто там? — удивленно спросонья спросила жена коменданта, вставая с постели. — Батя, вы что, двери в сенях не запирали?

— Что? А? — проснулся и отец.

— Двери, спрашиваю, в сенях не запирали? — уже с раздражением спросила хозяйка, прислушиваясь к повторившемуся стуку.

— Да как же! На все запоры!

— А что ж прямо в комнату кто-то стучится? Как же они в сени попали?

Пока они спорили-гадали, как да что, дверь затрещала и подалась.

Чиркнувшая спичку хозяйка увидела лом, которым была отворочена дверь. Вскрикнула и, убежав за перегородку, притаилась.

— Кто тут? Кто? — строго закричал старик. — Это дом самого коменданта полиции Гарабца!

— Знаем. Он-то нам и нужен! — также резко оборвал его голос.

— Кто вы?

— Народные мстители! — проходя по комнате и присвечивая спичкой, ответил один из вошедших.

— Товарищ командир! — обратился к этому другой голос. — Там комендантша не выскочит в окно? Убежать-то она не сможет, а крику наделает.

— Взять ее. Заткнуть рот, чтоб молчала, и сюда. А ты, старик, садись и слушай… Вас сколько человек сейчас в доме?

— Нас д-д-д-вое. Вот я и невестка, — дрожащим голосом отвечал старик. — Н-н-но только это какая-то ошибка, господа.

— Мы не господа, чтоб вы знали! Вы слышали, что в соседнем районе сделали с полицией?

— Д-да-да-да, там… — старик заметно стихал. — Слышал, там какой-то Мишка Черный.

— Не какой-то, а командир партизанского отряда, — уточнил Михаил и неожиданно для себя добавил: — Народный мститель. Это я и есть.

Старик вдруг закашлялся.

Но Михаил не стал ждать, когда он успокоится, а, увидев перед собой связанную женщину в белой сорочке, стал излагать свои требования.

Он требовал все продукты: муку, крупу, жиры немедленно погрузить на бричку. Сложить туда и всю одежду.

— Сколько у вас всего бричек? — спросил он.

— Ччч-четыре. И лег-чанка, — ответил старик.

— А лошадей?

— Да теперь десяток.

— Ничего себе, нахватали, сволочи!

— На сколько подвод можно погрузить продукты?

— Да на три, пожалуй, и уберется, — жалобно ответил хозяин.

— Это откуда у вас их столько?

— С базы. Тут же склад раздавали, как ушли Советы. Все брали, ну и мы…

— Довольно! Быстро все показывай! Не вздумай кричать. Вам мы не собираемся мстить. От вас нам нужны только продукты и одежда. Пошли.

Пока хозяин под конвоем двух партизан выводил и запрягал лошадей, остальные выносили на повозки продукты и вещи. Кстати, у запасливых хозяев оказалась канистра бензина. И уж чего не ожидали — радиоприемник с запасами батарей.

Михаил вышел во двор, прошел за дом, где в палисаднике сидели два партизана, следивших за улицей.

Стоя здесь, Михаил понял: с улицы не слышно и не видно, что делается во дворе коменданта.

Через час комендантша со свекром остались связанными в пустой бричке. Кони паслись тут же на берегу. А все их добро поплыло в больших лодках вниз по реке. Впрочем, они не видели, в какую именно сторону отплыли тяжело нагруженные лодки. Да не все ли равно в какую? Вода следов не оставляет.

Первая часть операции длилась четыре часа.

К двум часам ночи партизаны уже вернулись на главную улицу села и, притаившись у большого дома, стали осматриваться, прислушиваться.

Стояла глубокая полуночная тишина. Ни говора людского, ни собачьего лая.

И вдруг словно струна лопнула, где-то чуть не над самой головой партизан резко закричал петух. Молодой, сильный голос его долго переливался на все лады. Выдав свою мощную тираду, петух еще и проворковал, словно сам себя хвалил за удаль.

— Чтоб тебя разорвало! — прошептал Саша, стоявший рядом с командиром. — Напугал до смерти.

На другом конце села тут же откликнулся второй, более басистый. И пошло.

— Это что ж, скоро утро, товарищ командир? — с тревогой прошептал Саша. — Можем не успеть.

— Как раз время, когда особенно хочется спать. Сейчас даже патруль клюет носом… — ответил Михаил. — Что-то его долго нету. Саша, Ефим, давайте пробирайтесь вперед от дома к дому, пока не увидите патруль.