О гражданской войне у нас написано немало книг, но книга Йозефа Секеры, одного из старейших писателей Чехословакии — он родился в 1897 году, — вызывает особый интерес. Знаменателен сам по себе факт, что о гражданской войне в России пишет иностранный писатель, пишет взволнованно, глубоко, как бы изнутри передавая атмосферу событий полувековой давности.

«Чешская рапсодия»… Это книга о простых чехах и словаках, на которых надели австрийские шинели и погнали на смерть за чуждые им интересы. Это книга о тех чехах и словаках, которые не желали выполнять направленные против своих же братьев славян приказы и группами сдавались в русский плен. Это книга о тех из них, кто не принял участия в контрреволюционном мятеже так называемого Чехословацкого корпуса, а добровольно вступил в ряды Красной Армии, чтобы вместе с ней сражаться против белогвардейцев и интервентов. Книга эта в конце концов о самом главном — об интернационализме, о классовой солидарности, о братстве по оружию чехословацкого народа с революционными народами России.

Книга Йозефа Секеры — художественное произведение. Это роман. Исторический фон, на котором развертывается его действие, чрезвычайно сложен: падение царского самодержавия, борьба трудящихся масс во главе с партией большевиков против Временного правительства, на Украине — против Центральной рады, Октябрьская революция, Брестский мир, гражданская война, покушение на вождя революции В. И. Ленина.

Обо всем этом мы узнаем в романе из уст его героев — людей разной национальности, которые судят о происходящих событиях горячо и заинтересованно, пусть иногда наивно, но, бесспорно, с классовых позиций.

Меня, как солдата, особенно привлекает в романе Йозефа Секеры одна из центральных его тем — военная тема. Эту тему, разумеется, следует понимать широко, не только как описание боевых действий отдельных частей и целых воинских соединений, что, кстати, Йозеф Секера делает с поразительной точностью и знанием истории, но и как раскрытие психологического облика бойцов и командиров недавно созданной рабоче-крестьянской Армии Революции, о бойцах и командирах интернациональных частей молодой Красной Армии, которым, собственно, и посвящена настоящая книга.

Известно, что в 16-ю дивизию, действовавшую против белоказаков на магистрали Москва — Царицын под командованием легендарного «начдива 16» Василия Исидоровича Киквидзе, входил чехословацкий революционный полк, получивший впоследствии наименование Интернационального полка.

Чехи и словаки, бывшие военнопленные австрийской армии, самоотверженно сражались под командованием Киквидзе: они ходили в штыковые бои, совершали кавалерийские рейды и разведывательные вылазки, разили врага с пулеметных тачанок, сражались не жалея собственной жизни, памятуя при этом, что свобода их родины, находившейся под двойным ярмом, куется здесь, на просторах России.

Имея в виду именно подобные проявления революционной солидарности трудящихся, министр обороны, Маршал Советского Союза А. А. Гречко в связи с пятидесятилетием советских Вооруженных Сил говорил: «В трудный для Советской республики час в ряды ее вооруженных защитников встали болгары и поляки, сербы и хорваты, чехи и словаки, венгры и румыны, корейцы, монголы и китайцы, революционно настроенные представители других национальностей».[1]

И все же книга Йозефа Секеры не стала бы художественным произведением в полном смысле этого слова, если бы автор ограничился описаниями различных боевых операций, войсковых учений и революционных митингов, где действует коллектив, в котором растворяются индивидуальные судьбы и черты действующих героев. А ведь у каждого из них своя биография, свой особый путь к революции, а иногда и отход от нее, от этого пути: кто-то сложит голову на поле брани, кого-то поразит шальная пуля, а кто-то и вернется к своему порогу, сохранив в душе воспоминания боевой революционной молодости. Все это называется жизнью, и все это присутствует на страницах романа Й. Секеры. И в этом его идейно-эстетическая ценность.

Как происходило, например, становление революционной сознательности бойцов Интернационального полка, в частности чехов и словаков? Ведь автор не создает их по одному рецепту и при этом уже готовыми, сложившимися «вооруженными защитниками революции». Он терпеливо ведет их по сложному пути идейной и нравственной закалки, показывает от боя к бою процесс превращения бывших солдат и младших офицеров австрийской армии в сознательных бойцов за дело социалистической революции. И поэтому читатель верит каждому из них, верит в их искренность, честность, преданность.

Не в безвоздушном пространстве создаются характеры этих людей. Повседневное их общение с мирными жителями русских городов, деревень и даже казачьих станиц, где в те времена еще были сильны сословные предрассудки, раскрывает им глаза на характер русской социалистической революции, которую, как они видели, поддерживает большинство простых русских людей.

И поэтому чехи и словаки — участники гражданской войны — все больше и больше убеждаются в жизненной необходимости прочной дружбы с русским, советским народом: «Я люблю вашу страну, — говорит один из главных героев книги Войтех Бартак, впоследствии генерал Советской Армии Бартаков, — но и свою родину тоже… Я был бы счастливейшим человеком, если бы обе наши страны жили под одной фригийской звездой…»

Классовая солидарность, вера в революционную Россию, которая делом выразила свое уважение к трудящимся любой национальности, породила искреннюю любовь воинов-интернационалистов к вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ленину. Страницы романа, посвященные Ленину, нельзя читать без волнения. А сцены народного гнева, охватившие страну в связи с покушением на его жизнь, поражают своим эпическим размахом. Вот она — верность коммунистическим идеалам, выраженная простыми чувствами простых людей, нашедшая добрые и точные слова подлинного художника.

Последняя глава романа через огромный разлив времени переносит нас в весенние дни 1945 года. Кончилась вторая мировая война, Советская Армия с боями освободила Чехословакию от фашистского ига, и судьбе было угодно снова свести, но теперь уже на чешской земле, бывших однополчан — чехов и русских — по гражданской войне в России.

Трогательные сцены этих встреч, написанные автором с глубоким внутренним волнением, — лучшее в чешской литературе о дружбе между нашими народами.

Конечно, роман Йозефа Секеры не свободен от известной «экзотики», в нем присутствуют и русские морозы, и самовары, и разудалые тройки, и чернобровые хохлушки. Короче, почти весь тот обязательный набор, который так любят на запад от Чопа. В нем есть также и загадочные русские души, и демонические красавицы — хотя бы пресловутая Маруся, начальник бронепоезда, — но вместе с тем в романе присутствует такая неуемная искренность, такой революционный накал, такая, в общем, верная оценка всего, что происходило тогда в России, что невольно прощаешь автору все его «прегрешения».

Книга Йозефа Секеры, изданная в ЧССР к 50-летию Великого Октября, бесспорно сыграет свою роль в военно-патриотическом воспитании нашей молодежи, в том числе и армейской. Познакомившись с этой книгой, читатель еще раз убедится, сколь неисчерпаема тема революции, тема гражданской войны, тема Родины, как обогащают они человека нравственно и идейно, заставляя его еще и еще раз как бы пережить события той неповторимой эпохи.

— Верно, только на войне узнаешь, как мало стоит порой человеческая жизнь. Затянут тебя в мундир твоих недругов, повесят на плечи ранец с винтовкой и — пошел: ать-два… Запевай! Посидишь в окопах, постреляешь в тех, напротив, и жрать тебе нечего, а самого тебя жрут вши до потери сознания. И сам себе кажешься вроде пустой жестянки, которую выскреб до дна, и сам ты себе противен. Сгоняют ненадолго в тыл, и там — пока не муштруют на плацу — околачиваешься вокруг офицерской кухни: не перепадет ли кусочек пожирней. Потому как птичью порцию солдатского хлеба уминаешь за один присест. Ты и рад бы купить чего-нибудь, да у галицийского крестьянина у самого нечего в миску положить. Даже у патлатых нет ни шиша, я в Галиции впервые увидел нищих евреев. Говорю это одному — сапожник он был, седой такой и кудрявый, а уши торчком, — слушай, говорю, брат Исаак, сдается, у обоих у нас собачья жизнь? Посмотрел он на меня, точно овца: не знал, улыбнуться ему или нахмуриться, и слова не обронил. Однако сердце у него было: дал мне горбушку хлеба…