Конечно, с нашего «далека» и «высока» все аграрные культуры примерно одинаковы. Одинаково наивны; одинаково патриархальны; одинаково уютны в их неторопливости, стабильно-устойчивом воспроизводстве привычного из века в век, из поколения в поколение. Сейчас можно сколько угодно смотреть на все эти споры с высокомерной улыбкой — мол, нам бы да ваши проблемы... Но разве у нас сейчас «вокруг компьютеров» происходит что-нибудь другое?

Легко заметить границы исторических эпох, ознаменованные грохотом войн, социальных катаклизмов и нашествий... 1812 год... 1914... 1945... Тут все ясно, как средневековая эпическая поэма. Просто и очевидно, как манная каша или как роман Симонова.

А вот начало компьютерной эры ознаменовалось разве что тихим гудением неоновых ламп... Ничто как будто не мешало жить, как привыкли. Компьютер даже не обрушился на людей внезапно и неотвратимо, как машинное производство или как автомобиль Генри Форда. Он двигался медленно, вкрадчиво, и долго казалось, что применения его в какой-то профессиональной области вроде бы можно и избежать.

Очень постепенно «компьютеризованные» вытесняли «некомпьютеризованных» в разных областях деятельности. Последней павшей цитаделью были гуманитарные науки. Я еще помню бешеные споры профессионалов вокруг так называемой «математизации археологии». Порой выдвигались совершенно восхитительные аргументы: например, что имярек только потому в археологию и пошел, что в ней нет математики (а его, понимаете ли, математика и тут настигла!), или что применение количественных методов — это все происки буржуазных ученых, алчущих погубить марксистский классовый подход к истории... Порой было противно, но забавно.

На рубеже 1990-х последние принципиальные «ком-пьютерофобы», «антикомпьютерщики» частью повымерли, частью, кряхтя, сами начали давить на клавиши. Слишком большие преимущества давало применение машины — хотя бы в виде своего рода гибрида пишущей машинки и записной книжки. Сейчас «некомпьютеризованных» в науке нет, в искусстве — почти нет. Компьютерная эпоха наступила во всех сферах человеческой жизни, всего через сорок лет после первого гудения первых неоновых ламп. С 1947-го шел постепенный переход к качественно новым технологиям — практически везде. 1947—1990 — вот примерные годы технологического и структурного переворота. На исходе этого переворота человечество обнаружило самое себя в новой исторической эпохе...

И возник разрыв между поколениями разных эпох: компьютерной и докомпьютерной. Помню замечательный эпизод (1994 г.), когда Никита Николаевич Моисеев сбрасывал мне на дискету свою книгу. Операции Никиты Николаевича, знаменитого математика, руководителя проекта «Гея» и главы Международного «Зеленого Креста», над собственным компьютером привели в отчаяние и ужас моего семнадцатилетнего сына. Настолько, что парень согнал знаменитого академика со стула и сам отформатировал дискету...

Равнодушных к компьютерам у нас нет или почти нет. Как правило, все или «за» или «против». Само размежевание, кстати, ясно показывает, что компьютеризация задевает всех, и притом лично. То, что не задевает, и не воспринимается так эмоционально.

Те, кто «за», говорят весьма убедительно — о невероятной скорости ведения всех расчетов; об избавлении человека от монотонного, нудного труда. О том, что компьютер увеличил техническую мощь цивилизации в десятки раз, а увеличит, вероятно, в тысячи. О возможности меньше заниматься техническими деталями и больше — творчеством. Наконец, просто о возрастающих полиграфических возможностях. И они правы.

Те, кто решительно «против», говорят о детях и подростках, бездарно проводящих часы и чуть ли не сутки в компьютерных играх. Об изменении характеров тех, кто привык быть «богами микрокосмоса», палить во все, что движется, и быть «вершителями судеб». Об утрате опыта самых простых технических операций — естественных следствий освобождения от скучных, повторяющихся операций. Об оскудении лексикона, упрощении поведенческих реакций «компьютерной» молодежи. Самые образованные употребят слова типа «киборгизация», или «механизация поведения». Другие просто воскликнут: «Они же разучились разговаривать!» И они тоже правы. Нет, не «по-своему». Просто правы. «Компьютерные дети» с их диким жаргоном, с отсутствием каких-либо интересов помимо «ящика» производят отталкивающее впечатление.

И в этом, и во многих других случаях приходится признавать правоту разных, порой — противоположных позиций. Логика выбора «правы или эти, или эти» здесь не подходит. Верна только логика «и-и», правы все. Вопрос только, в какой именно степени и в каких конкретно случаях.

Научно-техническая революция уже произошла. Это факт. Возник принципиально новый пласт культуры — пласт информационных технологий. Само по себе это не плохо и не хорошо. Это просто есть.

К сожалению, в нашем обществе мало кто воспринимает социальные явления объективно. У нас до сих пор господствует совершенно первобытное, магическое отношение к социальным процессам: если что-то произошло — значит, есть тот, кто это сделал. Надо только выяснить, «хорошо» это или «плохо» и кто именно сделал эти «хорошие» и «плохие» вещи. Классический пример этого магического отношения к жизни — хронический поиск то масонских заговоров, то евреев, сожравших все мясо в России...

А вот идея естественных процессов в истории глубоко чужда нам. Даже, пожалуй, и не очень понятна. Но ведь многие изменения в жизни людей вполне могут возникать так же, по тем же законам, что и климатические зоны или способы ведения земледелия. Очень многое в жизни людей «просто есть»: так же, как дожди, ветра, морские волны.

С естественными явлениями бессмысленно бороться. Но их можно «приручать».

Как бы нам «приручить» компьютерные технологии?

Компьютерная культура не плоха и не хороша. Она разделила общество, но не только на новаторов и консерваторов. Не только на новое поколение и на «отсталое». Главное разделение: на тех, кто получил, и тех, кто потерял.

Во-первых, от внедрения компьютеров выиграли самые активные, самые мобильные из интеллектуалов. Они получили новые возможности работать быстро, легко получать оперативную информацию, связываться практически со всем светом.

Тот, кто был жаден до нового, кого интересовало происходящее далеко, кому хочется больше и давать другим, и больше получать всевозможных сведений.

Это касается и тех, кто хотел добиться успеха в своей профессии. Расширились возможности; сократилось время, которое приходится тратить на чисто технические операции. Помню, сколько времени отнимало у меня, начинающего археолога, зарисовывание каменных орудий. Сейчас это можно делать без туши, перьев и бумаги. И примерно впятеро быстрее.

Во-вторых, компьютер расширил число тех, кто может стать активными, мобильными интеллектуалами. Он ввел в число этих людей многих женщин. Уменьшилось значение физической силы. Расширились возможности надомной работы. Даже имея маленьких детей, можно работать, не выходя из дома.

Это же касается людей физически больных или людей со слабым здоровьем. Например, с болезнями двигательной системы. В Санкт-Петербурге, в центре «Динамик», я своими глазами наблюдал, как работали на «Макинтошах» дети, передвигавшиеся в инвалидных колясках. Увлеченные мордашки, умные, гибкие пальцы... и разрушенные тела. Зрелище было бы тяжелым — не будь компьютеров. Сегодня, спасибо компьютеризации, положение этих детей в мире, их возможности, их судьбы совсем иные, чем были бы в докомпьютерную эпоху.