Огонек цигарки выхватил из темноты вислые усы Андрея Николаевича, его скуластое, тронутое резкими морщинами лицо. Валя встала на колени, на коленях заползла ему за спину, обняла его за шею и крепко прижалась к его широкой, мерно колышущейся спине. Все она поняла, все уже знала, и ей не хватало только слов, чтобы сказать что-нибудь очень хорошее этому человеку — не мужчине, не командиру, не товарищу по опасной работе, а просто человеку.

Они молчали. Их осторожно обходили рожденные ракетами тени, над ними все так же летели самолеты и с ласковым, шепелявым присвистом проносились снаряды. Андрей Николаевич начал натруженно сопеть, тело у него налилось и набрякло. Он осторожно пошевелил плечами и попросил:

— Ты это брось… А то знаешь… Не старый я еще… Не нужно…

Валя не могла понять его намеков, она все еще находилась в состоянии внутреннего очищения и просветления, очень похожего на то, в котором она была в дни, когда поняла, что страшная точка в затылке ушла и не вернется. Но она покорно отстранилась от Осадчего, отметив, однако, что ее ласковый порыв не принят. Но эта отметина быстро забылась, хотя и осталась зарубкой на будущую жизнь.

В ту ночь она неожиданно заснула и проснулась странно легкой и светлой. Даже Лариса заметила это и, как всегда, хмуро, придирчиво буркнула:

— Ты сегодня, как старуха после причастия, — тихая уж больно. — И, вздохнув, добавила: — Об Онищенко не думай, женился он недавно.

Валя промолчала.

В поиск по захвату контрольного пленного пошли два взвода дивизионной разведывательной роты.

Один взвод назывался группой захвата и должен был ворваться в траншеи противника, принять бой, захватить пленного либо на основном объекте — дзоте, либо на одном из запасных и под прикрытием второго взвода и средств усиления отойти к своим позициям. Этот второй взвод был разбит на несколько групп прикрытия и обеспечения, в которые вошли не только разведчики, но и саперы, пулеметчики, артиллерийские и минометные наблюдатели.

План поиска был прост и сложен.

Вся поисковая группа вначале выдвигается по проделанному немцами проходу у высотки, потом круто поворачивает вправо между установленными в шахматном порядке минами и атакует противника с самого центра минного поля. Пока будет идти бой в траншеях, а этот бой казался неминуемым, потому что противник укрепился отменно, саперы проделают новый проход в минном поле, по которому и отойдет потом группа захвата.

Вале Радионовой и Андрею Николаевичу Осадчему отводилась довольно скромная роль — провести одну из групп обеспечения к своим окопам, потом выдвинуться вперед и вести обычное наблюдение и подслушивание. Однако на этот раз им был придан связист, который при нужде должен подавать сигналы не голосом, а иным, специально изобретенным на этот случай сигналом. Если же дело обернется не так, как предполагалось, «слухачи» и связист со своим телефоном станут передовым наблюдательным пунктом, а также запасной обеспечивающей группой.

Чтобы прикрыть выдвижение большого количества разведчиков, несколько ночных легкомоторных бомбардировщиков, или в просторечии «кукурузников», должны были совершить налет на весь этот участок. Известие это обрадовало разведчиков, но радость была омрачена: прошел слух, что «кукурузники» — из женского гвардейского полка.

— Ну, эти по целям много не наработают. По площади еще так-сяк…

Валя была оскорблена этими замечаниями и поэтому на обычный перед разведкой вопрос, не имеет ли она жалоб и может ли принять участие в поиске, ответила вызывающе:

— Я еще никогда не отказывалась!

Она знала, что несколько бойцов и один командир отделения из взводов сказались больными. Их никто не упрекал, но Валин намек поняли, и общего настроения он не улучшил. Осадчий отвел ее в сторону и спросил:

— Ты что-то уж слишком ершистая. Может, подумаешь? Время для отказа еще есть.

Теперь она не могла сердиться на старшего сержанта и, промолчав, тихонько, мстительно улыбнулась.

Еще с утра яркие голубые пятна неба меж потяжелевших, с серыми боками кучевок были подпачканы стрелками перистых облаков. Еще выше самолет-разведчик оставил за собой мерлушечью стежку инверсии. После полудня голубые пятна почти исчезли и кучевые облака спустились ниже. Разведчики ворчали:

— Везет бабам — как на задание, так погода нелетная.

Но предстоящему дождю радовались: больше темного времени, больше звукомаскировки.

В сумерках под первыми теплыми каплями неспешного, уже летнего дождичка стали выдвигаться на исходные позиции — в траншеи переднего края. И тут произошла первая заминка. Осадчий наотрез отказался идти с мешковатым молодым связистом.

— Не пойду — и точка. Лучше сами двинемся.

Валя не понимала, почему Андрей Николаевич восстал против в общем симпатичного и сейчас очень смущенного паренька. Связист вызвался идти на опасное дело добровольно, он комсомолец, дело свое знает.

— Вид у него не солдатский, — отрезал Осадчий. — Не пойду с таким. Прошляпит.

Вид у связиста был действительно не солдатский: грязная, тронутая варом пилотка с отогнутыми краями, — видно, по ночам грел уши; косо привязанные, тоже в пятнах вара, погоны; сползший на живот брезентовый ремень с подсумком, гранатами и лопаткой в плохоньком чехле; давно не чищенные, хотя еще и новые сапоги.

— Разгильдяй! — сдержанно кипятился Осадчий. — Он и в бою что-нибудь перепутает. У него вон и в шароварах-то один звон…

— Запасное… все, — пробормотал вконец смущенный связист и зарделся.

Осадчий уничтожающе взглянул на него, и связист стал торопливо вытаскивать из карманов мотки проволоки, плоскогубцы, отвертку, изоляционную ленту, винтики, гаечки, какие-то части полевого телефона, карманный нож и еще нечто неопределенное. Смущенный, суетливый, он походил в эту минуту на мальчишку, и, глядя на его богатства, Валя сразу поняла, что связист и в самом деле очень молод.

— Ведь мало ли что в бою может быть, — лепетал он. — Пригодится… Отремонтирую…

Глаза у Осадчего потеплели, под усами легла усмешка, но сказал он все так же сердито:

— Нет, парень, до разведки ты еще не дошел. Подрасти маленько.

У пария покраснели шея и оттопыренные, большие уши. И тут только все трое заметили, что рядом стоит старший лейтенант Кузнецов, как всегда спокойный и слегка насмешливый.

— А кого ж ты возьмешь, Андрей? Время-то не терпит…

— Там, товарищ старший лейтенант, на минометном, есть парень подходящий…

— А он пойдет?

— Я сам договорюсь. А этот за него подежурит. Он ничего, старательный. Только до разведки еще не дорос.

Кузнецов молча кивнул:

— Десять минут.

— Слушаюсь. Пошли.

Втроем они разыскали наблюдательный пункт минометчиков, и Андрей Николаевич с ходу предложил широкоплечему, сумрачному связисту:

— Понимаешь, Женя, дело серьезное, можно сказать, смертельное, а у нас связиста подходящего нет. Может, пойдешь с нами? Я тебя, однако, крепко прошу…

Связист Женя пожевал губами и, не глядя на Осадчего, уточнил:

— К проволоке поползете?

— Ага. К немецкой.

— У меня, понимаешь, автомата нет…

— Достанем. В третьем взводе возьмем, они все равно на прикрытии стоят.

Женя опять что-то прикинул в уме и сумрачно буркнул:

— За меня этот останется? Справится?

Связист хотел было что-то сказать, но Осадчий перебил его:

— Он старательный. Справится.

— Лейтенант знает?

— Старшой или майор прикажет.

Женя погладил небритый подбородок, искоса, быстро взглянул на Валю и решил:

— Ладно. Только я тут сбегаю… Аппарат у меня старенький. У соседа получше.

— Возьмите мой. Новый, — великодушно предложил молоденький связист, но Женя даже не взглянул на него.

Уже когда шли обратно, Осадчий шепнул Вале:

— Это он не за аппаратом. Это он своих предупредить. Все ж таки…

Он деликатно замолк, а потом добавил:

— Я тебя зачем с собой брал? Чтобы, если Женька отказываться начнет, ему бы стыдно стало.