Кризис длился почти месяц. И больше недели того месяца Политбюро вплотную было занято прениями о содержании острой публикации. Вполне естественно напрашивается вопрос: «А не стояли ли все это время в очереди на обсуждение высшим коллективным органом управления находящейся тогда у власти партии и другие, не менее важные вопросы?»

К данному вопросу мы еще вернемся в ходе нашего изложения. А пока отметим то, что в ходе вышеупомянутого «кризиса» Горбачеву удалось дискредитировать и разгромить всех своих противников «левой» ориентации в составе тогдашнего Политбюро. Так что, «случай Нины Андреевой», несмотря на возможные, противоположные тому побудительные причины и мотивы занятых в нем разных индивидуальных участников, на деле совпал по времени с самым решающим моментом поворота «перестройки» направо.

Вследствие этого «поворота» перестройка уже окончательно отошла от первоначального направления своего развития, когда ее усилия были направлены на продолжение начатых во время Андропова реформ с целью осуществления подлинно положительных перемен на благо дальнейшего совершенствования социализма. Вместо этого был взят курс на полное отрицание всего того, что считалось связанным с общественно-экономической формацией социализма, начиная с руководящей роли Коммунистической партии в обществе и доходя до обобществленной собственности на средства производства и системы единого планирования народного хозяйства.

Далеко не случайно со стороны самого Горбачева, его апологетов и большого числа аналитиков и комментаторов Запада была пущена в обращение и всячески поддерживалась и распространялась весьма односторонняя и предельно пристрастная версия о ходе событий в марте-апреле 1988 года. Все они хором объявляли и провозглашали письмо Нины Андреевой «образцом неосталинизма, антисемитизма и русского национализма». Его провозгласили даже «антиперестроечным манифестом», «программой консерваторов» и открытых врагов перестройки. К тому же, все это было приписано некой конспиративной группе со стороны Лигачева, предназначенной положить конец всему курсу «перестройки».

(Все эти слухи получили чрезвычайно широкое распространение по всему миру. Им было посвящено значительное место как в «Мемуарах» самого Горбачева, так и в книге его ближайшего помощника Анатолия Черняева «Шесть лет вместе с Горбачевым» (2000 г.) В том же духе об этом письме писали такие авторы как Рой Медведев и Джульетто Кьеза («Время перемен», 1989 г.); Роберт Кейзер («Как Горбачев вообще мог случиться», 1991), Ицхак М. Брудни («Предшественники оппозиции «перестройки» в сборнике «Краеугольные камни гласности и перестройки», изданном в 1991 г.); Антони д'Агостино («Революция Горбачева», 1998), Дэвида М. Котца и Фреда Виера («Революция сверху», 1991), Джозефа Гиббса («Горбачевская гласность», 1999) и т. д.

Среди них следует особо выделить позицию Медведева и Кьезы, объявивших письмо Нины Андреевой даже… «мини-попыткой государственного переворота». Как тогда, во время непосредственных событий, так и впоследствии, такие версии создавались исключительно на основании ничем не потвержден-ных слухов, якобы высказанных кем-нибудь во время опять-таки не доказанных публичных выступлений или полностью тенденциозных интерпретаций всего происшедшего на самом деле.

В действительности, однако, имели место не только попытки, но и вполне реально организованный и осуществленный государственный переворот. Группа Горбачева и Яковлева использовала исключительно успешно историю с письмом Нины Андреевой в целях преднамеренной дискредитации и полной организационной нейтрализации, политического устранения и уничтожения Егора Лигачева, а также всех его сторонников в партии и государстве, несогласных с неуклонно навязываемой со стороны окружения генерального секретаря новой «линией перестройки». Причем все это происходило в период, непосредственно предшествующий проведению внеочередной партийной конференции, нарочно созванной, как уже упоминалось несколько раньше, по инициативе Горбачева.

На фоне этой громкой кампании версия о совершенном тогда группой Горбачева действительном государственном перевороте, активно скрываемом за столь густой пропагандистской «дымовой завесой» вокруг мнимого «заговора» Нины Андреевой и Лигачева, кажется, остается единственным подтвержденным реальным ходом событий объяснением того, что на самом деле происходило в те месяцы в КПСС и в СССР в целом. Во всяком случае, как раз это действительно и произошло. Все остальное, что говорилось или писалось по этому поводу, как тогда, так и позже, было, по крайней мере, додуманным или дописанным — с тем чтобы послужить оправданием или хотя бы прикрытием реально происходящего.

Если же вернуться к конкретному содержанию дискуссионного письма Нины Андреевой, то не трудно будет убедиться в том, что оно далеко не являлось той «яростно антисемитской», «фронтальной атакой» на перестройку с «неосталинистских националистических позиций», на чем настаивают обычно такие авторы как И. Брудни, один из аналитиков известного Брукинского института в Вашингтоне, и другие, подобные ему. Более того, сам заголовок письма, определенный журналистом из США Робертом Кейзером как провокационный, был взят из одной из речей самого Горбачева. В конце также была цитата его выступления относительно «значения принципов марксизма-ленинизма». Кроме того, публикация Нины Андреевой вовсе не содержала какого бы то ни было анализа экономических, внутреннеполитических или международных аспектов курса тогдашнего генерального секретаря и его окружения.

В этом дискуссионном письме, по сути дела, выражалась всего лишь озабоченность одной университетской преподавательницы последствиями воздействия, прежде всего, на сознание студентов и других людей молодого поколения ряда весьма неточных и неясных представлений об истории и жизни страны, создаваемых и распространяемых некоторыми писателями и другими представителями творческой интеллигенции эпохи «гласности». Конкретнее, имелись в виду произведения драматургов-«перестойщиков» вроде Михаила Шатрова и писателей типа Анатолия Рыбакова, пишущих преимущественно на исторические темы. Андреева подвергает критике ряд моментов их произведений, изображающих, по ее мнению, в превратном и тенденциозном свете определенные периоды советской истории, в том числе и время правления Сталина. Она критикует также и две основные идеологические тенденции, имеющие место в советском обществе тех дней, отличающиеся по ее мнению серьезной антисоциалистической направленности. По ее мнению, такими тенденциями являлись «неолиберализм» (или даже так называемый «левый либерализм»), с одной стороны, и «новое славянофильство» (или «русский национализм») — с другой.

Андреева считает, что современные разновидности либерализма порождают ложные иллюзии некоего «гуманного социализма», которого якобы можно достичь и который может успешно функционировать без наличия каких бы то ни было социально-классовых противоречий и борьбы. Правда, никак не объясняется, каким образом можно такого идеального общества добиться. Зато, щедро восхваляются «демократические ценности» и «достижения» капитализма, превозносится индивидуализм и порицается коллективизм. Наряду с этим, объектом критики Андреевой являлись «модернистские увлечения» в области культуры, преднамеренное насаживание религиозных культов и настроений, преклонение перед всевозможными «технократическими идолами» и пр.

А «новое славянофильство», по мнению автора письма, неправомерно возрождает чересчур романтические представления о жизни в дореволюционной России и, в частности, о положении крестьянства в то время. Таким образом, указывается в письме, с одной стороны, забывается, что крестьяне все же были сословием прежде всего угнетенных и эксплуатируемых. Вместе с тем, считала Андреева, подобные взгляды откровенно преуменьшают и пренебрегают революционизирующей ролью рабочего класса и историческим значением стратегического союза трудящихся города и села для победы социалистической революции и последующего успешного строительства социалистического общества.