— Ты что будешь пить, Бат?

— Я ничего не буду.

— Прости, я забыл.

— Джон не пьет? — спросила почему-то Найта Эйприл.

— При мне ни разу.

— Я пробовал, — сказал Джон тоже почему-то Найту, — но мне не понравилось.

— Но ему же необходимо согреться, — снова обратилась Эйприл к Найту.

— Может быть, он и не замерз? — сказал Найт. Он налил себе виски и уселся в кресло рядом с Эйприл.

Джон подумал, что они — прекрасная пара. Подумал как-то обреченно. Вообще, он чувствовал себя в присутствии Эйприл все более скованно. Словно была между ними тайна, которой оба стеснялись.

— Как ты сегодня провела вечер? — спросил Найт.

— Необычно. Я ходила в синематограф.

— Подожди, это что-то вроде движущихся фотографий? — спросил Найт.

— Да, вроде того. Черно-белое изображение, все движется, как в настоящей жизни. Знаешь, стало страшновато.

— Страшновато? Почему?

— Не знаю. Кажется, что увидел что-то потустороннее.

— Ты слишком впечатлительна. Ты же не считаешь настоящим волшебником ярмарочного фокусника.

— Нет, Найт. Знаешь, я почему-то подумала, что синематограф не просто ярмарочное развлечение.

— Да? А что еще?

— Может быть, я почти уверена, что синематограф еще покажет себя. У него, я думаю, большое будущее.

— Глупости, малышка. Люди никогда не примут это всерьез. Так, забавная штуковина.

Джон слушал их разговор вполуха. Почему-то он сравнивал Марию с Эйприл. Нет, он ни в коем случае не отдавал предпочтение сидящей прямо перед ним утонченной красавице. Наоборот, Эйприл казалась ему ненатуральной, слишком разумной, заносчивой. Он даже с каким-то наслаждением выискивал сейчас в ней непривлекательные черты. Она не умела улыбаться. То есть она, конечно, улыбалась, но это была не открытая улыбка, а как бы насмешка. Слишком много иронии, слишком много яду. Томные ее глаза тоже были вроде брони, взгляд свысока. Такой женщине не пожалуешься на жизнь, с ней не забудешься. С ней надо все время быть героем, причем неотразимым героем. Ощущение тайны между ней и Джоном постепенно пропадало, уступая место раздражению. Джон злился и на себя, и на Найта, но больше всего на Эйприл. Впрочем, он сам не мог объяснить эту свою злость.

— У твоего друга слипаются глаза, — сказала вдруг хозяйка.

И Джону почудилось, что в ее голосе звучит плохо скрываемое раздражение.

— Ты хочешь спать, Бат? — спросил Найт.

— Нет-нет, не хочу. Я внимательно слушаю вас.

— А вот я бы не отказался поспать час-другой, — сладко потянулся Найт.

— Ну и ложись, — сказала Эйприл. — Тебе постелили в розовой комнате.

— В розовой?! Мечта! — всплеснул руками Найт. — Но мне надо написать репортаж. Ты знаешь, что сегодня вечером погиб Янг-старший?

— Конгрессмен Янг?! — воскликнула Эйприл. — Боже мой! Я прекрасно знаю его! Они дружили с отцом! Боже мой!

Известие произвело на Эйприл очень сильное впечатление. Джону даже показалось, что она чуть-чуть переигрывает. Собственно, кто был ей Янг, чтобы так ужасаться?

«Стоп, что-то я перебираю, — самому себе сказал Джон. — Она вовсе не такая уж злодейка, какой я хочу ее представить. Просто я злюсь, и сам не знаю от чего».

— Значит, твой отец приедет в Нью-Йорк? — спросил Найт.

— Отец? Да, на похороны он обязательно приедет, — ответила Эйприл каким-то мертвым голосом. — А… От чего он?..

— Сердце, — сказал Найт.

— Правда? — как будто обрадовалась Эйприл. — Да, у него было больное сердце, — словно опомнилась она.

— Ты правда хорошо знала его?

— Правда. Но я ничего тебе не скажу.

— Я никогда не путаю свою профессию с личными симпатиями, — сказал Найт обиженно.

— Прости, я не это имела в виду, — сказала Эйприл, взяв Найта за руку. — Просто мне тяжело…

— Понимаю, — сказал Найт.

А Джон ничего не понимал.

— Значит, ты не хочешь спать, Бат? — спросил Найт, поднимаясь.

— Нет-нет. Правда не хочу.

— В какой комнате постелили Бату?

— В желтой, — ответила Эйприл.

— М-м! К нему ты относишься лучше! — рассмеялся Найт.

— Я не буду ложиться, я, пожалуй, пойду. Уже половина шестого.

— Ну, тогда до завтра.

Найт пожал Джону руку и пошел писать свой репортаж.

Джон и Эйприл остались одни.

— Большое вам спасибо за приют, — сказал Джон. — Пойду.

Он думал, что Эйприл сейчас протянет ему руку на прощание, и уже поднял свою, но она сказала:

— Вы торопитесь, Джон?

— Да не так уж, чтобы очень, но…

— Тогда посидите еще. Посидите со мной, ладно?

— Хорошо, — пожал плечами Джон.

Они снова сели.

Эйприл молчала. Это было странно. Джон решил, что она о чем-то собирается с ним поговорить. Он смотрел на хозяйку выжидательно, но она молчала.

Пауза затягивалась и становилась все более мучительной. Джон хотел непринужденно взять со столика газету, но уронил всю пачку корреспонденции, и она разлетелась по полу.

Снова это были осколки некой мозаики — разноцветные конверты…

Джон усмехнулся над своей неловкостью и, опустившись на колени, стал собирать бумаги.

— Да бросьте вы это! — вдруг сказала Эйприл.

Она чуть ли не крикнула. Джон удивленно поднял глаза.

Эйприл смотрела на него умоляющими глазами.

Джон поднялся с колен.

— Уведите его отсюда! Умоляю вас, Джон Батлер, уведите отсюда Найта.

— Что случилось? — не понял Джон.

Эйприл вдруг заплакала. Она закрыла лицо ладонями, плечи ее мелко вздрагивали.

Джон стоял посреди гостиной с пачками разноцветных конвертов в руках и не знал, что делать. Все его раздраженные и злые мысли куда-то пропали. Он видел перед собой несчастную женщину, почти что девочку, которая горько плакала, всхлипывая по-детски, утирая платком глаза и шмыгая носом.

Джон подошел к ней и погладил ее по голове. Он сделал это, не задумываясь о том, что это может выглядеть неуважительно, даже оскорбительно для Эйприл. Так он пожалел бы любого ребенка. И Эйприл доверчиво прижалась к его руке, затихла.

Потом она быстро встала и, схватив Джона за руку, повела за собой.

Она привела его в кабинет, плотно закрыла дверь и даже два раза повернула ключ в дверном замке.

Она успела за это время взять себя в руки и теперь снова была прежней Эйприл. Только покрасневшие глаза выдавали ее.

— Простите, Джон, это был глупый порыв. У меня не выдержали нервы. Я не прошу вас забыть мои слова. Наоборот, я должна вам сейчас все пояснить. Но не стойте, пожалуйста, сядьте в кресло. Вот так, славно. А я буду ходить, мне так легче сосредоточиться. И потом, мне, вы должны это понять, трудно смотреть вам в глаза. Джон… Вы не хотите выпить? Ах, да, вы не пьете…

— Знаете, я сейчас выпил бы чего-нибудь, — вдруг сказал Джон.

Эйприл шагнула было к кабинетному бару, но потом махнула рукой:

— Это потом… Джон… Или вы хотите сейчас?

— Потерпит, — сказал Джон.

— Ну, тогда я начну, потому что чем дольше приступаю, тем труднее, собственно, приступить. Я понимаю, все это дико и глупо выглядит. Правда? Очень глупо… Джон… Нет, я все-таки налью вам виски…

— Потом, — сказал Джон.

— Потом? Да? — Эйприл остановилась. Она несколько раз глубоко вздыхала, словно собиралась начать говорить, но так и не начинала. Она до белизны сжимала свои пальцы, как будто собиралась выжать из них каплю крови.

— Ну, если вы не хотите говорить, не надо. Я забуду все ваши слова, — тихо сказал Джон.

— Нет! Нет! Джон. Я не люблю Найта. Он любит меня, а я его не люблю и никогда не любила. Мне с ним очень хорошо, интересно, весело, легко… Он прекрасный человек… Талантливый, добрый, сердечный… Но я не люблю его. И не хочу любить… Молчите!..

— Я молчу…

— Понимаете, он завораживает… Я чувствую, что тону… У меня все меньше сил уйти… Чем дольше мы знакомы с ним, тем труднее с ним расстаться. Но я не хочу обманывать его… Самое главное, я не хочу обманывать себя… Мне страшно, Джон… Мне страшно, что всю жизнь я смогу прожить с нелюбимым человеком… А я смогу прожить с Найтом всю жизнь и даже буду счастлива… Я говорю непонятно, да?..