Потом ей призналась в том, что мне доставляло удовольствие сталкивать между собой детей, и как я поступала некрасиво с ребятами. А потом ей призналась, что я впервые испытала с девчонкой, доброй и той, которая пожалела меня, а ее коварно отблагодарила по-взрослому тиская ей грудь, обманывая. А потом, как в нее же влюбилась, как сначала насмеялась над ее привязанностью ко мне. И конечно призналась, как мальчикам раздавала налево и направо свои французские поцелуи бездумно и насмехаясь над ними. Сказала, что если бы не книги, которые старалась читать каждую минуту, и не такой добрый и порядочный человек, мой отчим Кузьмич, что вырвал, вытащил мать и меня следом, то я бы точно пропала, к тому же уже осознавала свою силу, потому что красивая стала, и мне казалось, что лучшая. А потом, школу оставила и на фабрику.

О том рассказала, что сначала как на каторгу ходила на фабрику. А потом втянулась, стало получаться, и пошла потихонечку удаляясь от ступеней этой страшной лестницы вниз, по которой уже скатились не одна подружка — хулиганка, которых я знала, с которыми вместе росла.

Рассказала, как набросилась на книги, понимая, что мало знаю, как собой занялась, как старалась по работе, и люди мне поверили, стали звать уже не Бест как раньше, а снова Вера или чаще Верочкой называли, прибавляя при этом, что я стала для них — наша Вера.

А потом, как решила за счет красоты и косы своей стать недосягаемой и вырваться, наверх выскочить. Рассказала о Бленде и даже не пощадила себя, честно ей все о своих с ней отношениях. И о том, что все время мечтала пробиться, подняться, стать самостоятельной и делать то, о чем мечтала, что уже хорошо у меня получалось. А потом, как случай помог. И вот, даже сама не знала и не гадала, а в парня! Заметь, не в девочку или женщину, с кем уже во всю и дым столбом, а в мужчину поверила. И теперь с ним не меньшую радость испытываю сейчас в браке. К тому же он у меня хороший, но не настолько, чтобы его мне оставить в покое. И потом ей говорю.

— Я ему покажу себя! Обязательно займусь бизнесом, пробьюсь сама. Добьюсь с его стороны признания моих способностей и значимости собственной в жизни. Потому я решила создать свое агентство модельное, и я добьюсь этого, встану на ноги!

Потому, — говорю, — я и добьюсь своего от кутюрье. Пусть он уже со мной поработает, покажет, поможет мне, чего бы мне это ни стоило. Потому что я прошла огонь и воду, медные трубы, и знаю чего надо женщинам, а теперь и мужчинам! И пусть все те, кто мне попытаются помешать знают, что для них я не Руссо-мадам с косой, а коварный, изворотливый и непобедимый конкурент, который пришел на их территорию, где пока своего не добьется, то и их не оставит в покое.

— Понятно? — Глянула, а она девочка милая и несостоявшаяся любовница, с претензией на мое тело, спит.

Сопит носиком своим у меня на груди. Ну, что вы хотите — дети есть дети, и даже такие взрослые девочки девятнадцатилетние, что в Москве, что в Париже все они засыпают от сказочек и даже таких страшных, как рассказ о моей жизни.

— Ну, спи, спи. И пусть тебе никогда, даже во сне, не приснится то, что я испытала в своей жизни!

Тихонечко, чтобы не будить ее встала, прикрыла одеялом и вышла.

А ночью ой, мамочки-мама! То-ли тело ее, то-ли мое признание все во мне сдвинуло в сторону той бесшабашной девчонки, которая себя не жалея, играясь с перышком или руками, нащупывала в себе, ощущала себя окаянной, неугомонной женщиной. Уснула только под самое утро, самоудовлетворенная впервые за неделю и счастливая.

На другой день мы все время вдвоем.

Не успели зайти как звонок от Халиды. Мари переспрашивает, а потом мне:

— Мы идем с ней? — А куда и зачем не успеваю сообразить, а только головой киваю.

— А ты уверенна?

— Да! Так и передай, пусть говорит — куда и во сколько, а мы подъедем.

— В десять вечера, а вот место… Что? Как Ле Пулп? Опять?

Потом заливается краской и мне виновато.

— Она хочет нас пригласить в ночной клуб. Клуб…

— Ну что там за клуб такой, что вы все с ним носитесь как с писаной торбой?

Она осерчала от моего согласия и того факта, что все пошло именно так, как она не хотела и что мы идем именно в этот Ля Пульп, потому она раздраженно мне.

— Как это? Что значит торба? И почему она писанная? Ты объяснить можешь? Что ты имела в виду? Эта торба, она хорошая или это такое плохое? Это что, опять какое-то ругательство?

— Так! Хватит. Давай лучше мне скажи, ответь на вопрос о клубе: как надо одеваться, что с собой брать, что посоветуешь одеть на ноги. Это что, дансинг? Там танцуют?

— Что-то вроде того. Да там музыка самая современная и танцпол. Одеться лучше как на коктейль. Свободней.

— Что-то такое? — Показываю ей короткое темно-лиловое и очень свободное платье на двух тоненьких бретельках с очень завышенной талией, которое она мне сама выбрала, и я его купила тут.

— А туфли?

Потом возимся с выбором для меня, а потом для нее импозантного, но она просит, чтобы не очень броского. И сколько ее не спрашиваю, она молчит как партизан. Ничего больше о клубе не рассказывает. Заинтриговала даже. Тем более, что я вижу, как она с каждым часом все глубже в себя уходит. Между прочим, в отличие от меня.

А меня словно подхватывает, и тело в ожидании чего-то необычного, и оттого даже слегка тревожно. Переспросила ее об опасности. Она как-то рассеянно ответила, что никакой опасности там нет, и если и есть какая-то, то она связана только с тем, как себя будешь там вести сама. А на мой вопрос, как вести себя надо, она ответила — как все. Придешь, увидишь и сама уже примешь решение. Какое решение, о чем это? Так и не добилась от нее больше ничего. Потом столкнулись в ванной.

У французов туалеты в каждом номере, а вот ванная комната почему-то одна на весь этаж. Правда на всем этаже только моя и ее комнаты, но все равно непонятно? А еще отель считается, чуть ли не люкс, тоже мне.

Мари почему-то на меня посмотрела как-то странно, особенно когда я стала менять при ней трусики на стринги. Ничего не сказала, перехватила мой взгляд и глазки отвела сразу же, затем уставилась на себя в зеркало и стала сильно подкрашиваться. Что-то за всем этим скрывается? А что не пойму? Ну ладно, посмотрим, чем тут угощают авантюристок, особенно таких, как я!

Машину не заказывали. Мари сказала, что мы быстрее доберемся на метро. И потому спустились в довольно тесное и совсем некрасивое метро. В нем и сам народ какой-то не тот, негры в основном все, и потом такой запах, бр… Ну совсем не московские подземные дворцы!

Потом протиснулись в вагон и понеслись сломя голову навстречу. А вот какую? Полная неизвестность!

В вагоне хоть и сидим вместе, и полицейский, а все равно не ощущаю себя в безопасности. Уж больно у них много тут народа из Африки и китайцев, а я их всех не очень люблю. Потом эти бомжи и музыканты какие-то на станциях, вообще все не такие уж дружелюбные.

Выход из подземки восприняла с радостью, тем более что как вышли, так сразу же нам на встречу Халида. Ждала нас у выхода. Она так и сказала о том, что знала, что мы к назначенному часу на метро подъедем.

На ней шикарное желтое и тоже довольно короткое платье, все в металлической отделке, чешуе. И при каждом ее шаге плащ, что небрежно накинут и не застегнут, распахивает полу, обнажая довольно высоко ее стройные ноги. А они, несмотря на довольно теплую погоду, обтянуты лосинами ниже колен точно такого же цвета облегающими, плотно обтягивающими ее бедра. На ногах туфли с такими же блестящими чешуйками, что и на платье. Голова открыта, прическа, макияж несколько яркий, но в целом она очень эффектно вырядилась и выглядит просто аппетитно. Интересно думаю, сколько у нее сегодня будет мужчин, сколько приглашений, сколько ей сегодня придется отказов дать мальчикам. Улучшила секунду и, подхватив Мари под руку, тихо ей об этом говорю. А она вдруг от меня как от ненормальной и тут же громко, почти крикнула, что ни одного.