Ни временные денежные неурядицы, ни переход на работу в цирковой конвейер не мешали Немар заниматься главным — подготовкой нового воздушного номера. И если обстоятельства никак не позволяли приступить к изготовлению давно задуманной аппаратуры, то только потому, что все сбережения немедленно уходили на приобретение материалов для осуществления очередного замысла Жоржа. Теперь он занимался проблемой финального спуска. Обычный сход по веревочной лестнице его уже не устраивал. Хотелось чего-то эффектного, непосредственно связанного с воздушной работой. Так появилась идея парашюта, на котором Рикки могла опуститься на манеж, вися в зубнике. Еще в Сталинграде, на Тракторном заводе, удалось изготовить металлическую конструкцию парашюта-зонта. Но в работу этот трюк не пустили по причине уж совсем непредвиденной.

Приехавшие из Москвы артисты рассказали о гастролирующей там немецкой гимнастической паре. Их номер не вызывал особого внимания, за исключением финала, в котором гимнастка висла в зубнике под бочонком, и от ее веса боковые стенки раскрывались, как спицы зонта. Она оказывалась висящей как бы в шатре, но не сплошном, а состоящем из большого количества цветных лент. Конечно же, грех было не воспользоваться такой отличной выдумкой. Правда, Жорж не повторил сам аппарат, привезенный немцами. Он воспользовался только идеей лент, а не сплошного шелкового купола, как им было задумано вначале.

Атласные ленты тогда стоили дорого, а требовалось их несколько сотен метров, так что к тому времени, когда были накоплены деньги для их покупки, Жорж внес в конструкцию парашюта, который они с Рикки уже окончательно переименовали в зонтик, столько дополнительных приспособлений, что он стал так же мало напоминать бочонок немцев, как и его собственную первоначальную конструкцию.

Покончив с финалом номера, Жорж занялся его началом.

В те годы артисты цирка увлекались различными прологами, прямого отношения к жанру самого номера не имеющими. Эти в основном танцевальные вступления почитались таким неоспоримым свидетельством современной композиции, что Жорж с его страстью ко всяким новшествам никак не мог не заняться и прологом.

Все, за что брался Жорж, он старался делать на профессиональном уровне. Так и на этот раз, работая в Харькове, он много общался с театральными артистами, неоднократно приглашал их в цирк на представления и репетиции. Жорж даже ухитрился привлечь для творческих консультаций ведущего артиста и режиссера театра Русской драмы А. Г. Крамова. По его совету танцевальный выход к номеру ставила хореограф театра Е. М. Вислоцкая.

Готовили сразу два варианта — танец с китайской лентой (очевидно, дань внешности Рикки) и танец с воздушными шарами и костюмом по мотивам Аэлиты (разумеется, кино-Аэлиты, декорированной прославленной художницей Московского Камерного театра А. А. Экстер). Одновременно с репетициями Жорж мастерил на заводах аппараты для иллюзионного появления самой Рикки и шаров в ее руках, приспособления для надувания этих шаров. Пришлось срочно разыскивать черный бархат, атласные ленты, материал для костюмов.

Танец с воздушными шарами шел под модное тогда танго «Жалюзи», а с китайской лентой — почему-то под вальс Штрауса. Правда, это не смущало ни балетмейстера, ни артистов. Да и зрители не обращали внимания на эту несуразицу, когда Жорж решился наконец представить театрализованное начало номера на их суд.

Еще перед Тифлисом Немар перешли в Центральное управление цирками, созданное вместо ГОМЭЦ. И вот теперь, после Харькова, их послали в Иркутск, что было совсем некстати. Все деньги они потратили на реквизит, и теплую одежду купить было не на что. У Жоржа — кожанка, у Рикки — жакеточка, но сын экипирован, как на Северный полюс, — доха, унты, шапка с длинными ушами.

Иркутск встретил их страшными морозами. Жили далеко от цирка, в маленьком общежитии с русской печкой. Возле нее и отогревались. В цирке было так холодно, что во время работы руки буквально примерзали к рамке. Однако сына повсюду возили с собой. В гримировочной стоял вечный шум от радиоустановки с электролой и громадными громкоговорителями, но только там можно было согреться у керосинки. Жорж решил пустить работу нового номера не под оркестр, а под радиосопровождение. К его величайшему огорчению, из этой затеи ничего не вышло, так как доверять аппаратуру приходилось случайным людям, и звук противно «фонировал». Но уж, конечно, все ночные репетиции шли под радио.

Не следует, конечно, думать, что, увлекшись внешним оформлением будущего номера, Жорж забыл об основной трюковой работе. В том же Харькове была изготовлена необходимая для подготовки одной из задуманных воздушных комбинаций лесенка. Отработке трюков на ней и были посвящены в основном все ночные репетиции в Иркутске.

Репетировали после представлений, потому что тогда от дыхания зрителей хоть немного поднималась температура в зрительном зале. Жорж и Рикки взяли за правило все воздушные трюки отрабатывать внизу, добиваясь автоматизма исполнения. Работа предстояла довольно кропотливая, требующая согласованности действий обоих партнеров, так что Рикки с Жоржем было на что тратить репетиционные часы в Иркутске. В Красноярске, куда они вскоре переехали, дела складывались удачней.

Во время репетиций скучать не приходилось, тем более что постоянным участником их ночных трудов стал дрессировщик Викардо (под таким псевдонимом выступал тогда Э. А. Рогальский с номером «Немые друзья»). Когда работаешь рядом с кем-нибудь, то невольно стремишься продемонстрировать соседу, на что ты способен. Вот и старались друг перед другом Немар и Рогальский, он — дрессируя собак, Жорж и Рикки — шлифуя до совершенства каждый жест.

В те годы жили они, целиком уйдя в цирковые репетиции, в номер. Каждую копейку откладывали на реквизит. Ничего не приобретали из одежды. Рикки все это, конечно, угнетало. Хорошо еще, что время года было такое, что лишний раз и нос на улицу не высунешь. Да и города не очень располагали к прогулкам. После Красноярска молодая семья переехала в Кемерово.

Кемеровский цирк был с огромным белым портиком в три яруса и с бесчисленным количеством гипсовых колонн. Однако главным его достоинством было для артистов не это, а хорошо отапливаемое помещение. Поэтому и репетировать здесь было одно удовольствие.

Комбинацию с лестницей стали проходить уже на рамке. Сразу стало сложнее сохранять равновесие. Ведь здесь под ногами Жоржа были узкие пластины, а не обширный манеж. Да и Рикки приходилось с особой осторожностью следить за переносом центра тяжести собственного тела, чтобы не сбить мужа с баланса. А ведь ей кроме эффектного арабеска предстояло, встав на последнюю ступеньку лестницы (площадок на ней не было, только небольшие ручки-упоры для стойки), жонглировать факелами. Каждый трюк и каждое движение на лестнице так долго и тщательно готовились внизу, на манеже, что Рикки и Жорж без всяких опасений перенесли репетиции в воздух. Комбинация была настолько отработана, что даже когда горящий факел попал Рикки в лоб, она не шелохнулась, не потеряла баланс. Правда, лоб довольно сильно обожгло и Жорж принудил заменить факелы на никелированные палочки. Вот так, по крохам, придумывался, проверялся трюковой репертуар будущего номера. Остановка была за самим аппаратом.

За все эти годы конструкция неоднократно меняла свой облик. Хотелось, чтобы сам вид аппарата напоминал о воздухе, о небе, о полете. Можно без преувеличения сказать, что мечтами о полете жила тогда вся страна. Ведь это было время первых полетов через океан, попыток покорить стратосферу, фантастических планов изучения других планет. За каждым из этих проектов стояли, как равные, человеческая дерзость и совершенная техника. Было бы естественно, если бы Жорж захотел в новом задуманном аппарате повторить внешний вид какой-ни-будь летательной машины. По тем временам они были достаточно разнообразны и полны той конструктивной романтики, которой жило все искусство начала 30-х годов. Аэропланы, дирижабли, ракеты — здесь было на что ориентироваться и из чего выбирать. Но Жорж сразу же отверг этот путь. Постараюсь объяснить почему.