В следующем году умирает его любимая жена. На руках у вдовца четверо детей.

Несколько месяцев спустя его женой становится — так ее будет называть Мор — «дама Алиса». Она вдова, немного старше Мора, самой заурядной внешности, но домовита и хозяйственна. И хорошо относится к детям.

Впрочем, за воспитанием детей тщательнейшим образом следит и сам Мор. В семье в основном девочки. Мор твердо придерживается той точки зрения (для тех времен это необычно, странно), что им надо дать самое широкое, «мужское» образование. Языки, в частности хорошее знание древних языков, обязательны. Особенно много внимания он уделяет своей любимице Мэг — она очень способна.

Томас считает, что муж, придя домой, должен позаниматься с детьми, посоветоваться с женой, поговорить со слугами. Он музицирует сам, обучает игре на гитаре, лютне, флейте жену, детей.

В специальных вольерах у Мора чуть ли не все виды птиц — разноперое и разноголосое царство. Среди них два попугая, жители дальнего острова, — английские корсары, взяв на абордаж испанский корабль, захватили пряности, золото, а заодно и попугаев. Один из них акклиматизировался довольно быстро. Другой иногда похварывает и не слишком вежлив: бранится по-испански. Мор относится к его высказываниям хладнокровно. Он обучает и грубияна и его собрата здороваться по-английски и благодарить. Ребятам нравится эта забава, тем более что оба попугая постепенно преуспевают в науке.

Живут в доме собаки, несколько золотых фазанов, лисица, ласка. В одной из комнат большой аквариум. Там целые стаи необычных заморских рыбок — золотистых, красных, с чудными хвостами-вуалями.

Томас Мор любит все необычное. Его внимание привлекают и старинные монеты, которые немало путешествовали на своем веку, нередко уже тусклые, стершиеся, но иногда и относительно новые — лежали в чьих-нибудь сундуках. Монеты всех стран: испанские дублоны, имперские немецкие талеры, деньги, вывезенные торгашами из бесчисленных итальянских княжеств, французские ливры. И он по-детски счастлив, когда может приобрести какую-либо занятную вещицу: шотландскую волынку, резную шкатулку необычной формы, с искусно скрытым замком, часы с удивительно мелодичным боем.

Мечей, кинжалов, пистолетов в его коллекции нет. Томас Мор не охоч до оружия. Зато в доме в чести книги. Их много. Книги древних авторов. Но и книги его современников тоже. Все мало-мальски занятное: будь то философский или богословский трактат, книги по медицине, о природе, о животных, исторические хроники и исследования об открытии новых земель. И рукописи: не всем удавалось увидеть свою книгу напечатанной.

…Вот и сегодня, сидя в кресле у весело пылающего камина, Томас Мор читает и перечитывает раздобытый с немалым трудом, переписанный от руки том.

Четырнадцать лет провел его автор Роджер Бэкон в тюрьме, обвиненный в ереси, и вышел на свободу семидесятивосьмилетним стариком, за два года до смерти

Двести с лишним лет прошло с того времени. Но какие глубокие мысли в этой удивительной книге!

«Можно сделать орудия плавания, идущие без гребцов, суда речные и морские, плывущие при управлении одним человеком быстрее, чем если бы они были наполнены людьми. Так же могут быть сделаны колесницы без коней… Можно сделать летательные аппараты, сидя в которых человек сумеет приводить в движение крылья, ударяющие по воздуху, подобно птичьим… Можно сделать аппарат, чтобы безопасно ходить по дну моря и реки. Прозрачные тела могут быть так отделаны, что отдаленные предметы покажутся приближенными, и, наоборот — так, что на невероятном расстоянии будем читать малейшие буквы и различать мельчайшие вещи, а также будем в состояние рассматривать звезды, как пожелаем, сумеем приблизить к Земле Луну и Солнце…»

«Мы, потомки, — писал Бэкон, — должны выполнить то, чего недоставало древним. Входя в их труд, мы должны, если мы не ослы, побуждаться к улучшениям».

…Можно ли сделать так, чтобы хотя бы в будущей люди были свободны и равны? Счастливы?

Что нужно для этого?

Мор живет в Лондоне. Но и сюда доносится глухо рокот народа, угнетенного, задавленного нуждой, чей протест и негодование пока еще не выливаются в бунты.

Толпы нищих и бродяг заполняют дороги Англии. У всех на устах одно слово: огораживание.

Шерсть! Уже начиная с XII века она начинает пользоваться спросом на европейском рынке. Теперь, когда торговля и цеховое производство разрушают натуральное хозяйство, когда растут новые города, а из Нового Света уже хлынул поток золота, изделия из шерсти все более в чести. И английская шерсть все более становится золотым руном, надежнейшим средством обогащения.

Вот на чем будут теперь неслыханно богатеть владельцы больших стад овец. И владельцы мануфактур, использующих дешевую рабочую силу, скопившуюся в деревне. И уж, разумеется, торговцы-посредники, распоряжающиеся этими сукнами не только у себя дома, но и на рынках Роттердама и Антверпена.

И вот почему все больше крестьян остаются без земли. И без крыши над головой.

«Копыто овцы превращает песок в золото» — ясно всем. Но одновременно это приводит к тому, что на каждом шагу нарушаются вековые обычаи, что помещик запрещает пасти деревенское стадо на своей земле и собирает ее в один участок, огораживая рвом или изгородью.

Но и этого мало знатным и богатым! Существовали ведь еще и общинные выгоны, луга, пустоши. Прибрать их к рукам! Пусть теперь там нагуливают жир и отращивают свою шерсть овцы, принадлежащие господину!

…Тяжелые времена. Страшные времена.

Летом 1515 года Томаса Мора, который давно уже зарекомендовал себя как человек осмотрительный, честный, деловой, лондонские купцы в числе нескольких других уполномочили отправиться во Фландрию. Нужно было восстановить прерванные торговые отношения между двумя странами.

К тому времени Генрих VIII успел дважды ввязаться в войну с Францией, и хотя в июле 1514 года был заключен очередной мир, но посланников английских купцов все еще не очень жаловали в тяготевшей к Франции Фландрии.

Переговоры затягиваются. Проходит осень, а фландрские купцы все набивают себе цену. Они подданные Карла Кастильского, правителя Нидерландов. А Карл не очень уверен, стоит ли ему помогать умножать могущество Англии.

Мор никогда не любил терять времени зря. И поэтому перерывах между переговорами он объездил чуть ли не всю Фландрию и, уж конечно, использовал все возможности для того, чтобы завязать тесное знакомство с местными гуманистами.

Кости, карты и прочие игры, которыми обычно убивает время знатная чернь, — это не для него. Вот дружеские беседы, размышления, споры ему по вкусу.

Во Фландрии Эразм познакомил Мора с Петром Эгидием из Антверпена. Эгидий очень понравился Мору. Это был человек образованный, серьезный, добросердечный. Они быстро подружились и много времени проводили вместе.

И именно во время поездки во Фландрию в длинные осенние вечера Мор начал писать книгу, которая давно уже стояла перед его внутренним взором, книгу, в которой ему хотелось осмыслить все то, что давно уже откладывалось в его душе.

Книга эта понемногу пишется, а тем временем, благополучно выполнив поручение, Мор возвращается домой. Благополучно потому, что в конце концов нидерландским купцам торговать шерстью нужно было ничуть не меньше, чем их английским коллегам.

Вскоре с подобным же поручением Мора отправят в Кале. И здесь тоже его обаяние, его широкий ум, дипломатические способности в немалой степени содействуют успеху переговоров. Имя его становится все более широко известным. Впрочем, сам он в одном из писем к Эразму не без некоторой горечи признается: «Быть послом мне никогда особенно не нравилось. Для нас мирян, это далеко не так просто, как для вас, священнослужителей, не имеющих ни жен, ни детей… Когда мы, хотя бы на короткий срок, вынуждены уезжать из дома, наши сердца полны желанием вернуться обратно в семью. К тому же, когда мирянин, в данном случае я, уезжает, он должен жить на два дома…»