Фарман и Квинн подошли к ряду огромных ламп Постоянного Напряжения, которые были расположены около радио-телевизионной зоны, а я отправился вместе с Адамсом. Я подошел к своей установке в самом конце ряда и ступил на площадку под лампой. Другие встали на такие же площадки. Адамс — последним.

Почти тотчас же корабль содрогнулся, замигали контрольные лампочки, потом как-то странно потускнели. Корабельный сигнал начал ритмично отсчитывать свое «бип, бип, бип…». Необычайно разноцветные омега-лучи потоками заструились из ламп над нашими головами, облучая нас. Я оцепенел и почувствовал под ложечкой приступ тошноты.

Внезапно сигнал прекратился, опять загорелись контрольные лампочки, а лампы Постоянного Напряжения автоматически выключились. Я сошел со своей площадки. Шея одеревенела, и я все еще испытывал легкую тошноту. Но ЭТО кончилось… Я сказал:

— Как бы было хорошо, если бы эти лампы применялись в момент состояния опьянения.

Но на меня никто даже внимания не обратил. Адамс и Фарман уже вернулись на свои места, а Квинн молча прошмыгнул мимо меня, направляясь к прибору, который, как мне помнилось, был коротковолновым радиотелевизионным приемником.

Потом, видимо, кто-то снова включил телевизионную установку, потому что экран осветился, засверкал, начал пульсировать, нагреваясь.

И вдруг Олтэя-4 заполнила весь экран, как огромная рельефная карта. Это было целое полушарие, заливаемое солнечным светом звезды Олтэи. Свет был необычным, голубовато-зеленым, как будто бы его пропустили через бирюзовый фильтр. Этот свет был изумительно чист и ясен…

Я стоял зачарованный, мое сознание, казалось, сосредоточилось в глазах, и все, что был в состоянии делать мой ум, так это только воспринимать впечатления. Это было похоже на гипноз, и я вообще не представляю себе, как долго это продолжалось.

Когда ко мне вернулась способность думать, первая мысль оказалась неожиданной и удивительной. То, что открылось моим глазам, все больше и больше походило на планету Земля. Здесь не было ни серовато-белой, изрытой кратерами лунной пустыни, ни красной, покрытой скалами и иссеченной пропастями марсианской однотонности. Здесь были равнины и океаны, реки и горные цепи — и ни одной преобладающей краски. Какой-то невообразимый калейдоскоп оттенков и постепенных переходов светотеней…

Внезапно мне захотелось поговорить об этом. С кем-нибудь, с любым человеком. Я оторвался от созерцания того, что было на экране, и сразу же почувствовал всеобщее напряжение. Никто не двигался, казалось, даже ничего не делал, но здесь царила атмосфера напряженности. Она была почти осязаемой.

Вдруг Адамс заговорил, и я чуть не вздрогнул от неожиданности. Он спросил:

— Все еще ничего нет, Лон?

Квинн, не оглядываясь, покачал головой. Я увидел, что у него на голове были надеты наушники странной формы. Он ответил:

— Ничего, командор. Я думал, что что-то появилось несколько секунд назад, но это были только атмосферные помехи.

Я заметил его хмурый взгляд за толстыми стеклами очков.

— Странные атмосферные помехи, — продолжал он, — но, видимо, это все-таки атмосферные помехи.

Фарман посмотрел на Адамса.

— Полетим к другому полушарию, командор?

— К чему такая поспешность? — резко ответил Адамс. Он снова взглянул на Квинна.

— Продолжайте настойчиво вызывать, Лон, — приказал он и повернулся к своим штурманским регуляторам настройки радиоприема.

Мне стало стыдно. Я, видите ли, находился в состоянии экстаза, переполненный своими чувствами, тогда как другие все это время думали о людях, ради которых мы прибыли сюда и которых обязаны были найти.

Теперь уже ни о чем другом я не мог думать и лишь рассеянно поглядывал на экран, чтобы видеть, что делает Адамс с кораблем. Он снижал его медленно, очень медленно, огромными кругами.

Прошло полчаса, может быть, час, но наши поиски все еще были безуспешными. Складка между бровями Квинна становилась все глубже, линия рта Адамса очерчивалась все жестче. Даже Фарман казался обеспокоенным. В один из моментов я подумал, что мы что-то уловили. Над пилотским креслом включили большой громкоговоритель, и из него вдруг раздались какие-то звуки. Необычные, странные звуки. Они были похожи…

Собственно говоря, они ни на что, по-моему, не были похожи. Но Квинн утверждал, что это атмосферные помехи, а ведь он был специалистом. Наверное, был прав…

Время тянулось невыносимо медленно. Мы спускались все ниже и ниже по очень пологой спирали. По приказанию Адамса Фарман надел особо усиливающие очки и вплотную приблизился к экрану, внимательно разглядывая его.

— Никакого признака массового поселения, командор… Ни города, ни моста, ни плотины, ни дамбы. — На секунду к нему вернулась его мальчишеская ухмылка. — В самом деле, ни единого предмета.

Усмешка исчезла.

— Быть может, я не замечаю отдельных построек, но тогда они должны быть уж слишком маленькими.

Адамс проворчал:

— Продолжайте, продолжайте наблюдение.

Думаю, что он собирался добавить еще что-то, но не успел, потому что Квинн внезапно прервал его:

— Командор! Нас тщательно изучают локатором! Последовательность «К»!

Из громкоговорителя послышалось хриплое кудахтанье. Все тело Квинна напряглось в тот момент, когда он, поспешно протянув руку к одной из многочисленных, шкал настройки, быстро и осторожно регулировал что-то.

Кудахтанье прекратилось, и металлический голос из громкоговорителя произнес:

— Тщательно изучают…

Это было похоже на невероятное эхо Квинна, и оно сорвало меня с места. Я впился взглядом в рупор громкоговорителя. Адамс и Фарман тоже настороженно смотрели в него. Кажется, Квинн что-то сказал, но никто из нас не расслышал его, так как снова раздался голос. Это был низкий, размеренный голос. Он отчетливо произносил:

— Космический корабль, дайте свои опознавательные знаки. Вас тщательно изучают…

Адамс бросился к своему микрофону.

— Это межзвездный крейсер «С-57-Д», командор Джон Адамс. Кто вы?

Последовала пауза. Довольно длительная. Потом голос снова заговорил, и мне послышалось еле уловимое изменение в его тембре. Казалось, слова произносились неохотно.

— Это… говорит… Морбиус.

Фарман положил на край пульта перед креслом Адамса раскрытую газету. Адамс заглянул в нее.

— Эдвард Морбиус? — опросил он в микрофон. — С борта космического корабля «Беллерофонт»?

— Совершенно верно, — последовал ответ, и снова молчание. Адамс и Фарман обменялись взглядами. Они были так же озадачены, как и я. Реакция человека на первую связь с Землей, в которую он, быть может, впервые вступил за эти два десятилетия, казалась совершенно необъяснимой, неестественной с его стороны.

Адамс сказал:

— Приятно узнать, что с «Беллерофонтом» наконец установлена связь… доктор Морбиус.

Адамс пытался найти нужный тон.

Опять последовала пауза, а затем голос спросил:

— Вы собираетесь приземляться, командор?

На этот раз нельзя было ошибиться в холодности тона.

— Что? — недоуменно спросил Адамс. — Вы, кажется, не понимаете, доктор. У меня задание, касающееся именно команды «Беллерофонта». Я должен выяснить, в каком положении она находится. И оказать ей помощь, если необходимо.

После этого последовало больше, чем пауза. Стояла такая тишина, что Адамс удивленно взглянул на Квинна и спросил:

— Он что… все еще молчит?

Квинн утвердительно кивнул. Тогда Адамс повернулся к своему микрофону и снова заговорил:

— Послушайте, доктор Морбиус, вы что же, находитесь под чьим-то давлением, под какого-либо рода принуждением? Отвечайте «да» или «нет». Я ведь обязан продолжать разговор.

Эти слова вызвали немедленный ответ.

— Не может быть никакой речи о каком-то давлении или принуждении, командор. — Теперь тон был резким и насмешливым. — Никакой надобности в помощи нет. Нет необходимости и приземляться. Это просто нежелательно.

Снова пауза.

— Имейте в виду, это может оказаться гибельным.