– В Швейцарии, – повторил Орж, и лицо его преобразилось от каких-то приятных воспоминаний. – Мы с отцом любили там отдыхать, жаль, получалось редко. Моя мачеха больше любила море. Такая забавная, она могла просаживать деньги отца и улетать на Багамы или Виргинские острова по три раза в год. Она не любила снег.

– Вы не похожи на уличного мальчика, Стайлер, – прямолинейно заявил Лазар.

– Когда мне было пятнадцать, я сбежал из дома со своим любовником Артуро. Мой отец очень богатый человек и очень властный. Он много вложил в меня, чтобы я стал образованным и успешным. Он очень меня любил, а я любил его. После смерти моей матери он долго горевал, но через десять лет женился во второй раз – и меня отправили учиться в Англию. Артуро был старше меня на два года, горячий, красивый и бесшабашный. Когда он закончил школу – учителя устроили большую попойку с фейерверком и танцами. А я, четырнадцатилетний мальчишка, влюбился в него по уши. Он делал, что хотел, был свободным и независимым, ему было плевать на мнение окружающих, он обладал поразительным себялюбием. Я никогда так не умел, и потому восхищался им. Он трахнул меня на чердаке, через две недели после нашего знакомства, предварительно подпоив пивом, а утром сказал, что влюблён по уши. – Орж откинулся на спинку стула, слегка улыбнулся воспоминаниям и заодно Лазару. – Я тратил на Артуро все деньги, которые мне высылал отец, потакал любым прихотям и не вылезал из его постели. Я забросил учебу, стал курить травку и грубить учителям. Мне казалось, что тот год, который я провёл, живя такой жизнью, лучшее, что случалось со мной. Но, в конце концов, отец всё узнал. Меня силой увезли домой, устроили грандиозный скандал. До этого отец никогда не кричал на меня и, наверное, в запале я сказал ему, что сплю с парнями, хотя мне никто не был нужен кроме Артуро.

– Отец выгнал вас из дома?

– Нет, что вы? Он любил меня, даже таким. Я был его единственным сыном, и я был плохим сыном. В один прекрасный летний вечер я просто собрал ценные вещи в сумку, взял документы, перелез через забор, совсем забыв, что у моего отца больное сердце. Я пришёл к Артуро и заявил, что буду жить с ним в его нищей съёмной квартирке, в трущобах, что найду работу, и мы будем любить друг друга. Артуро не слишком обрадовался моему сумасшествию, но разрешил остаться у него. Сначала мы продали все, что я забрал из дома, потом мою дорогую одежду. «Здесь надо носить что-то поскромнее. Потёртое и клёвое!» - сказал мне Артуро тогда, и подарил мне свои старые джинсы и прокуренный свитер. Знаете, и я был несказанно счастлив и горд. Дурачок. Когда же у нас кончились деньги, Артуро начал меня уговаривать вернуться к отцу. Я отказывался, а он сначала начал приходить домой пьяным, потом кричать на меня, потом бить. Он вынудил меня поехать домой, но когда я вернулся, то узнал, что мой отец уже восемь дней как умер. Острая сердечная недостаточность. Мачеха обвинила меня в его смерти… – Стайлер помолчал, опустив глаза в пол, и голос его стал тише: – Я был так потрясён и подавлен, что подписал отказ от наследства. Так я оказался на улице, с одним паспортом в кармане. Я снова пошёл к Артуро, но лишь потому, что мне больше некуда было идти. Мне казалось, что в нём ещё есть что-то человеческое – и он не сможет бросить меня в такой беде. Он не бросил, он поступил дальновиднее: я стал для него средством погашения карточных долгов. Каждый раз, когда он проигрывался, он предлагал своим собутыльникам поиметь меня. Бывало, что за ночь я ни разу не надевал одежду, а утром не мог сесть на стуле прямо. Я стал всерьёз бояться, что умру от сифилиса или СПИДа, потому что денег на презервативы у нас тоже не было.

– Почему же вы не ушли от Артуро?

Орж усмехнулся и помотал головой.

– Я ушёл, точнее, попытался, но Артуро отнял у меня документы, а потом вообще увёз в другой город и продал в какой-то бордель. Наркоманы, алкоголики и всякие психи были моей клиентурой целых пять месяцев. Я уже ни на что не надеялся и смирился с мыслью, что плохо кончу; или от болезни, или какой-нибудь садист-придурок порежет меня во время секса. Я считал, что всё это – моё наказание, кара за смерть отца. А потом моя жизнь снова изменилась.

– Вы встретили Астайле, – догадался Бергот и Стайлер согласно кивнул.

– Он появился в нашем прогнившем приюте как ангел среди тьмы; в дорогом костюме, ухоженный, и его взгляд сиял добротой и весельем, а потом, представьте себе, всю ночь трахался со всеми, кто попадался под руку. Я тоже оказался в их числе. Всё это казалось мне странным. Рауль не походил на шлюху – скорее на респектабельного человека, но его ненасытность, огонь, страсть – их хватало на всех без исключения. Утром Астайле рассказал мне про Голубой Рай и предложил поехать с ним. Чего мне было терять? Я согласился. Рауль выкупил мои документы и меня – за всё про всё выложив двести долларов. Своим бывшим хозяевам я доставлял много проблем тем, что часто сбегал, потому они считали, что только выиграли от сделки. Первое, за что я всегда буду благодарен Билли, за то, что он оплатил моё медицинское обследование, страховку, помог с парой богатеньких клиентов, один из которых купил мне эту квартиру…

От последних слов Стайлера Лазар ощутил в груди укол странного волнения – до этого момента он слушал Оржа со спокойным выражением лица и мерным стуком сердца в груди.

– И что, этот щедрый покровитель до сих пор навещает вас здесь? – вопрос сам собой сорвался с губ Бергота и Стайлер начал заинтересованно приглядываться к нему, и в то же время робко, осторожно.

– Ему было восемьдесят два, и он умер в прошлом году, – ответил Орж. – Он возил меня на приемы, таскал за собой повсюду, просил читать ему книги на ночь и массажировать ноги. Ему нравилось, что я умею разговаривать как люди его положения и доходов, кое-что понимаю в банковском деле и желаю ему доброй ночи по-французски. Не все клиенты хотят нас иметь, господин Бергот. И хастлеры редко забываются. С моделями, конечно, чище, но в результате бывает, что обходиться слишком дорого.

– У меня сложилось впечатление, что вы не любите свою работу, – уверенно произнёс Лазар, отчего-то очень желая услышать утвердительный ответ. Похоже, находясь рядом со Стайлером, он давно перестал объяснять себе причины своего желания задавать вопросы, которые не должны были его интересовать по большому счету.

– Не люблю.

Лазару захотелось улыбнуться почти радостно, но он сдержался, а Орж, все-таки заметив блеск его глаз, осторожно коснулся руки Бергота своей и добавил:

– Но я не могу бросить. Проститутки никому не нужны в этом мире, и нам остаётся только держаться друг друга. – Стайлер смотрел в глаза Лазара долгим, немигающим взглядом, и вдруг словно очнувшись, убрал руку, спросил: – Хотите ещё кофе?

– Нет, – заторможено ответил Бергот. Тепло от приятного прикосновения осталось на его коже, вызывая лёгкое опьянение, затрудняя дыхание и сбивая с толку. – Знаете, я, пожалуй, пойду. Уже довольно поздно и я, наверное, засиделся.

Орж согласно кивнул и поднялся, чтобы проводить гостя.

В маленькой прихожей Лазар неторопливо надевал куртку и отчего-то всё время осматривался, словно боялся забыть что-то из своих вещей. Стайлер не пытался уговаривать его остаться, но в зелёных глазах этого побитого судьбой человека, Бергот сейчас видел нечто такое, от чего у него перехватывало дух.

– Спасибо за хороший вечер, Орж, – Бергот взялся за полы куртки, чтобы застегнуть молнию.

– И вам спасибо, – вежливо ответил тот.

Лазар взглянул на него – и замер, позабыв обо всём на свете. Этот миг, застывший перед его взором, потерянный взгляд Оржа, направленный куда-то в сторону – всё это будто ударило Бергота осознанием собственного одиночества. Они вдвоём в полумраке прихожей – два одиноких и несчастных человека… И Бергот подумал: «А может ну его это всё, а? Эти принципы, что во время расследования нельзя ни с кем сходиться слишком близко и привязываться. Ну, разве это не глупость? Ведь именно из-за них, этих чёртовых придуманных кем-то принципов Лазар так одинок. Орж ведь не убийца. Он не может быть убийцей, верно? Конечно, не может. Он хороший и не виноват, что его жизнь сложилась вот так, а не иначе. Он не любит свою работу, так почему бы им не попробовать соединить два горьких одиночества в одно настоящее и обыкновенное счастье? Будущее можно изменить, а прошлое оставить позади. Зачем же Лазар пытается отталкивать от себя, зачем поступает как трус! Разве Орж не нравится ему? Очень нравится. А он нравится Стайлеру и это видно, даже если не приглядываться. И то, как Орж стоит – опустив глаза и едва дыша – он будто ждёт чего-то, но эта грань, тавро проститутки мешает ему быть открытым в просьбах. Он не попросит Лазара остаться, но хочет этого; вот он чуть закусил губу, неловко улыбнулся, шаря руками по бёдрам, словно ищет карманы и никак не находит. И проститься не может, и куда себя деть не знает. Он искренен сейчас, и от такого – настоящего Стайлера у Лазара мутилось в голове, горело в груди, и стояло в штанах. «Да ну эти принципы ко всем чертям!» – подумал он, сбрасывая с плеч куртку. Два решительных шага вперёд, встреча взглядов – и вот уже губы прижались к губам, в поцелуе умоляя простить, продолжить и ничего не объяснять. И Орж ответил своё безмолвное «да», обвив руками шею Бергота, прижимаясь ближе, доверяя себя его желаниям. Они так и дошли до спальни – не размыкая объятий, стаскивая друг с друга одежду, подставляясь под нетерпеливые поцелуи. Кажется, Лазар задел локтем торшер у самой двери в спальню, но Орж не выпустил его из объятия, не дал ему отвлечься и никто из них не видел толком, как несчастная лампа грохнулась и разбилась вдребезги. И Бергот, заваливая полуобнаженного Стайлера на постель, отчего-то подумал: «Наверное, на счастье». Впрочем, развить эту мысль он не успел – Орж стал таким страстным и податливым, так покорно подчинялся рукам Лазара, что невозможно было думать ни о чём, кроме этого. Стащив с хастлера джинсы и нижнее бельё, Бергот нежно коснулся губами его живота, а потом ощутил, как в ладонь легло что-то маленькое и прохладное – это был презерватив, который Орж осторожно вложил ему в руку. Пальцы Бергота сжались, благодарно принимая дар, но от нахлынувшей страсти он словно очнулся. Дав Стайлеру немного перевести дыхание, Лазар снял с себя остатки одежды.