Ближе к ночи Лазар приехал домой; просмотрел счета за электроэнергию и воду, оплатил их через интернет, сделал переадресацию с домашнего телефона на мобильный. Потом он собрал кое-какие вещи, предметы личной гигиены и закинул в спортивную сумку. Спать Лазар лёг совершенно вымотанным и без единой мысли об убийстве Астайле, но едва проснувшись, он вскочил с постели, по привычке сделал зарядку, а после завтрака и душа поехал в Голубой Рай.

Моргана он застал глотающим сердечные настойки и в полном упадке сил – похоже, утратив одного из своих мальчиков, тот сильно загоревал. Но Бергот даже не представлял, что Рауль Астайле значил для Билли.

– Ах, Рауль! Он был лучшим из лучших, – причитал Морган, нервозно перекладывая бумаги из небольшой стопки на угол полированного офисного стола – делал он это с хирургической точностью, но в смысл документов не вникал. Им владела траурная рассеянность. – Какое несчастье. Боже мой. Боже мой.

– Скажите, Билли, у Астайле были враги? Возможно кто-то из клиентов или из работников Голубого Рая? – сухо поинтересовался Лазар.

Морган посмотрел на него с долей упрёка и, поразмыслив минуту, ответил:

– Вы, господин Бергот, даже не представляете, каким прекрасным человеком был Рауль. Его все любили. Он всем помогал, поддерживал, он был душой компании.

– Что на счёт конкуренции? В любом коллективе должна присутствовать здоровая конкуренция, а в таком, как ваш тем более. Может Астайле переманил у кого-то клиента? Или разбил любимое зеркальце?

– Не шутите такими вещами, – осторожно возмутился Морган, оставив наконец бумаги в покое и снова потянулся за пузырьком с сердечными каплями. – У Рауля было и так слишком много клиентов. Он был божественно красив! Он был мастером своего дела! Такие встречаются – один на миллион.

– Даже так? – Лазар сдержано улыбнулся, сделал пометку в маленьком блокноте, что лежал на его коленях, но заметив, как внимательно за ним из кресла напротив, следит хозяин притона, положил ногу на ногу, тем самым усложнив последнему задачу. В принципе, Морган всё равно не смог бы ничего прочитать, тем более что читать было нечего – Бергот нарисовал на листе в крупную клетку забавную рожицу с одним глазом и припущенной на правую половину лица чёлкой. Она кого-то ему напоминала, но сейчас его волновало иное: стало почти стыдно за ту пассивную безалаберность, с которой он относился к делу. Сдался заранее? Вот уж дудки!

Лазар раздражённо убрал блокнот в задний карман джинсов и коротко вздохнул.

– Ну, хорошо, – согласился он показательно просто и отметил про себя, что напряжённый взгляд Моргана смягчился. – Вы говорите, что Астайле был уникален.

– Это так.

– Допустим. Чем он занимался помимо проституции?

Билли Морган побледнел и как-то сконфузился от прямоты вопроса – он не знал ответа, и интуиция подсказывала Берготу, что отношения этих двух людей – начальника и подчинённого, хозяина и вещи, – никогда не выходили за рамки деловых. Зачем же тогда такое слепое обожание? Зачем эти сердечные капли и траурные бархатные шторы на окнах скромного маленького кабинета?

– Вы его любили, – усмехнулся Лазар и понял, что попал в цель.

Морган дрожащими руками налил в стакан воды из стеклянного узкогорлого графина, внимательно отсчитал взглядом тринадцать капель сердечного средства, и когда те окрасили воду в бледно-коньячный цвет, залпом опрокинул в рот своё спасение от стресса. Он долго морщился и кряхтел, виновато прятал взгляд. Ему трудно давались слова, голос стал тише:

– Когда я начинал, мне было всего четырнадцать, господин Бергот. Я был наивен и не знал, как опасен мир мальчиков по вызову. На моём теле много шрамов от побоев, которые оставляли разные психи и пьяницы, но в моём сердце их куда больше. Мои мальчики как дети мне. Я их всех люблю, и вот это всё, – Морган обвёл кабинет грустным неторопливым взглядом, но словно зрел на целый мир, показывая никчёмному полицейскому, как он важен для него, как дорог, – это всё я создал для них лишь затем, чтобы защитить от людской жестокости. Их всего двадцать пять – моих мальчиков… Нет, – Билли совсем сник и Лазар заопасался не только за его разбитое больное сердце, но и за рассудок, – их теперь шесть. Рауль погиб – и многие испугались. Я отпустил их потому, что я оказался не способен защитить даже одного. Всё, что вы видите, это – моя иллюзия, в которую я верил. Я сам прошёл через ад, я выбрался из него и мечтал помочь сделать это другим. Пусть немногим. Пусть одному Астайле.

Лазар заставлял себя слушать сосредоточено, запоминая каждое слово. Его мозг заработал чётко и безупречно как швейцарские дорогие часы. Мелочь за мелочью, деталь за деталью в его голове складывались странные несуществующие образы безнадёжно влюбленного и далеко немолодого человека – его слепое обожание и восхищение… проституткой. От такого финала из фантазии Бергота смыло весь романтизм. А ещё хуже оказалось то, что Билли не походил на убийцу. Разумеется, в системе подозреваемых это было лишь первичной расстановкой действующих лиц.

– Я могу осмотреть его комнату?– Лазар поднялся с места раньше Моргана и, получив положительный ответ, вместе с хозяином притона отправился туда, где уникальный Рауль Астайле встретил свою смерть.

Комната сильно напоминала ту, в которой Бергот провёл ночь со Стайлером, лишь с разницей, что теперь она была залита солнечным ярким светом, делавшим всё вокруг добрым и безобидным. Но снова в груди полицейского неприятно засвербело от воспоминаний: красивые, чётко очерченные губы, целующие его, мягкие, пахнущие мятой и яблоком.

Лазар осмотрелся: кровать стояла у окна – на ней не лежало матраца и подушек, только новое сатиновое кремовое покрывало, поверх голого жёлтого дерева; дальше – простой комод с тремя ящиками, сиротливо забившийся в затенённый угол; овальный стол был покрыт клеёнчатой белой скатертью – за ним вдоль стены вряд стояли три стула. Справа тёмным пятном в стене зиял вход в ванную комнату. Большую часть Рауля Астайле нашли у дверей – вероятно, пока он ещё был жив, он пытался выбраться в коридор. Кричать к тому моменту он уже не мог. Убийца какое-то время наслаждался этой игрой в «кошки-мышки», но дотянуться до ручки, чтобы открыть дверь Астайле не позволил и нанёс острым ножом удар в плечо. Потом ещё раз. Потом прошёлся острым лезвием по лицу крест-накрест и только после этого трижды ударил в грудь жертвы. Труп разделывал он, обложив тело одеялом, видимо затем, чтобы кровь не сильно растекалась вокруг. Этим же одеялом перед уходом убийца вымазал стены, кровать и внутреннюю часть дверей.

Оставив печального Моргана за порогом комнаты, Лазар прошёлся до окна, взглянул на маленький сад, редко засаженный тополями – сквозь их голые, дремлющие зимним сном ветки, проглядывалась дорога, и шум от автомобилей доносился сюда приглушённо. Несмотря на то, что комната Астайле находилась всего лишь на втором этаже, забраться в неё через окно по отвесной стене довольно непросто – это осложняло Берготу задачу и сужало ореол обитания преступника. Дело обстоит гораздо хуже, если убийца вошёл через дверь, вышел через неё же и при этом остался никем незамеченным. Убийство было спланировано очень тщательно: преступник знал, когда Астайле находился один, знал, как остаться неприметным, пройдя сквозь толпу хастлеров и клиентов, ускользнув от внимательного взгляда Билли Моргана. Неужели всё-таки кто-то из своих? Лазар уже был уверен в этом на девяносто девять и девять десятых процента.

– Скажите, Билли, Рауль работал в день своей смерти? – Бергот кинул беглый взгляд на остатки обоев на стенах, где ещё местами проступали бурые небольшие пятна, и обратил всё внимание на хозяина Голубого Рая.

– Нет, – уже заучено ответил тот, – у него был выходной. Зачем вы спрашиваете это всё заново? Я уже тысячу раз говорил вашим полицейским, что и как было.

– Иногда тысяча первый оказывается самым верным, – философски улыбнулся Лазар.

Морган покорно кивнул. Он старался больше поглядывать в коридор словно атмосфера комнаты тяготила его, грозя уничтожить остатки и без того расшатанных нервов.