***

Парк, в котором обычно гулял Стайлер, прозвали в народе Ветлов, потому что большую его часть насаждали белые ивы, а дорожки были усыпаны светло-серым гравием. Но для Бергота как для полицейского, этот парк был всего лишь местом, в котором пару лет назад кто-то украл сумочку у молодой женщины; кто-то выбросил тело ребёнка в пруд; кто-то… Много чего ещё можно было припомнить: и грустного, и нелепого, и до абсурда смешного даже. Слушая, как под подошвой ботинок мягко шуршит мелкий гравий, Лазар бродил по аллеям, размышляя над тем, что уже знал и, надеясь всё же отыскать Стайлера здесь, а не ждать под дверью его квартиры до восьми вечера. На улице стояла пасмурная холодная погода – лёгкая куртка, что сегодня надел Бергот, не годилась для долгих прогулок, и он пожалел, что оставил машину у дома Оржа… Всё-таки у этого мальчишки изумительно ласковые губы. Бергот поймал себя на мысли, что невольно вспоминает их ночь и это, в самом деле, начинало его раздражать. Забытое возвращалось слишком легко – так словно только и ждало момента всплыть в памяти, оживить ярко чувства, мысли, следы прикосновений на коже. Лазар поёжился, присел на пустую деревянную скамейку, мимо которой ходили люди, достал из кармана плитку шоколада и немного перекусил. Он посмотрел на часы. 18.45.

– Господин Бергот? – знакомый тихий голос за спиной заставил обернуться и встать. Стайлер вышел откуда-то со стороны увядшего, припорошенного первым мокрым снегом газона и, держа руки в карманах серого шерстяного пальто с отложным воротом и лацканами, удивлённо смотрел на Лазара. А потом он стушевался, будто устыдившись того, что окликнул полицейского. У проституток нет хороших знакомых, с которыми следует поздороваться и пожать руку при встрече. Потому нарочито отводя взгляд, Орж ждал, когда Бергот скажет, что он обознался, а после уйдёт без оглядки.

– Здравствуйте, Стайлер, – проговорил Лазар, и хастлер снова посмотрел на него с удивлением.

Они решили один раз пройтись вокруг озера, чтобы после направиться домой. Собирался дождь, попасть под который у Бергота не возникало ни малейшего желания. Первые зимние дожди и снегопады всегда наводили на него тоску, напоминая о серости и унынии жизни, о том, что дома его никто не ждёт, что даже пожаловаться на скверную погоду некому. Они напоминали об одиночестве. В такие пасмурные дни Бергот с головой уходил в работу, спасаясь от глупых пустых терзаний – точь-в-точь как сейчас. Однако присутствие Оржа поначалу вызвало у Лазара чувство неловкости – и это было странно, прежде у напористого и прямолинейного полицейского никогда не возникало подобных проблем, особенно во время дознаний.

Стайлер шёл рядом, лениво рассматривая парковый пейзаж и долго молчал. Казалось, что мыслями он вообще находиться не здесь, а где-то очень далеко. В его болотно-зелёных глазах стыла задумчивая грусть.

– Вы извините меня, господин Бергот, – нарушая хрупкую грань отчуждённости, Орж улыбнулся – нет, не своему бывшему клиенту или нынешнему собеседнику, а в сторону – так улыбаются чужим малознакомым людям. – Признаться, я до последнего думал, что ошибся. Не ожидал встретить вас тут.

– Почему же? В этом парке вам никогда не встречаются знакомые? – неуклюже пошутил Лазар.

Хастлер просто пожал плечами в ответ, продолжая так же идти и смотреть вперед.

– Клиенты, обычно, не любят, когда их узнают, поэтому я просто не замечаю никого. Ни к чему.

– Но меня-то вы заметили.

Стайлер помрачнел и мельком взглянул на Лазара – виновато взглянул. Потом какая-то фальшивая улыбка поддёрнула его губы, показавшись Берготу отвратительной; красивая улыбка на красивых губах, но она не вызывала ничего, кроме желания стереть её – словами, гадостью… поцелуем?

– Знаете, господин Бергот, за ночь у меня бывает от двух до четырёх посетителей. Я не запоминаю лица этих людей – это правило. В тот вечер вы были моим третьим клиентом, но вы почему-то мне запомнились.

– И, по-вашему, это должно мне каким-то образом льстить? – Лазар уцепился взглядом за идущую немного впереди них влюблённую пару; парень обнимал за талию стройную брюнетку, и они о чём-то воркуя, время от времени обменивались невинными нежными поцелуями, не замечая при этом других людей. Наверное, именно так выглядит простое человеческое счастье, о котором Орж Стайлер, как и Лазар Бергот, не имеет ни малейшего представления.

– А почему нет? – Хастлер остановился и, повернувшись к Лазару лицом, заботливо запахнул ворот его куртки. Он пытался смотреть в глаза Берготу, но больше секунды у него это не получалось и он начинал следить за движением собственных тонких пальцев, соприкасающихся с одеждой полицейского. Было во всем этом и что-то донельзя пошлое, интимное, но и что-то очень нервозное. Привычка – быть проституткой.

– Или мне кажется, или вы пытаетесь со мной заигрывать. – Бергот подумал о том, что ещё мягко выразился. Он перехватил руку Оржа у своей груди. – Я не взял с собой денег.

– Можно и за так. – Кажется, Стайлер не понимал намёка, потому что продолжал разговор в том же духе. Он был уверен в том, что Бергот не прочь трахнуть его – по-другому поводу люди редко общаются со шлюхами. Орж сейчас не собирался всё усложнять. Это тоже было правило – всё просто. Всё. Наслаждение. Похоть. Слова: – Вы доставите немного удовольствия мне, я – вам, и мы никому ничего об этом не скажем.

– Ни дня без работы, да? – Лазар испытующе смотрел в глаза хастлера. – Скажите мне, Стайлер, вы так сильно любите свою профессию?

Орж побледнел и с его лица разом сошёл только появившийся нежный стыдливый румянец. Моргнув, Стайлер медленно высвободил запястье из хватки полицейского и принялся поправлять выбившийся из рукава пальто манжет белой сорочки. Но Орж не перестал улыбаться – хотя делал это сейчас грустно, неловко. Чего он ждал от человека, который ему платил за разовый секс? Жарких объятий? Нет. Стайлера оскорбил не отказ, но форма, в которой ему был брошен последний вопрос, тон Бергота и взгляд синих глаз – казалось, всё это пронизано презрением насквозь как ядом. Но ещё обиднее стало то, что Лазар действительно нравился ему, но не допускал даже такой мысли.

– В общем, – сказал Орж несколько отстранённо, – это действительно ваше право – не уважать таких как я. Но для меня проституция – работа, господин Бергот, тяжёлая работа. Думаете, это просто притворяться, что тебе хорошо, когда откровенно скучно? Раздвинул ноги и клиент воет от кайфа, но только в том случае, если видит ответную реакцию. С тобой далеко не всегда обращаются по-человечески, и невольно начинаешь ценить именно таких – невозможно редкостных клиентов, нежных, аккуратных, не считающих, что ты – вещь для всеобщего пользования. Не все из нас любят свою работу, а делать её приходится хорошо. Мне показалось, что вы – редкий клиент… – Стайлер осёкся и резко выдохнув, посмотрел на озеро. Необходимо было вытряхнуть себя из этого состояния, когда очень хочется говорить никому не нужную правду и быть самим собой.

Бергот тоже вздохнул – почти устало.

– Простите меня, Орж, я не хотел вас обидеть. – Сунув руки в карманы, Лазар ждал снисходительного взгляда или полуулыбки – чего угодно, лишь бы знать, что он прощён. Ему не хотелось продолжать эту тему, и он поспешил перейти к делу, понимая, что открытый внимательный взгляд Стайлера заставляет ощущать совершенно глупую юношескую неловкость. Снова. С чего бы? Он задавался этим вопросом, но ответа по-прежнему не знал. – Вообще-то, мне необходимо с вами просто переговорить. – Лазар шмыгнул носом и, видя, что ему холодно, Стайлер продолжил их путь.

– Поговорить? – изумился он. – О чём?

– О Рауле Астайле.

Орж нахмурился и смерил Бергота быстрым растерянным взглядом.

– Я не знал, что этим делом занимаетесь вы, – сказал он так, словно это стало для него малоприятным откровением – такие напряжённые реакции бросались Берготу в глаза, что тоже было издержкой профессии. Он как собака, чуял за версту: ложь, вражду, смятение, неуверенность и даже страх преступников, и что-то в Орже сейчас очень не нравилось ему. С другой стороны именно это ощущение ищейки, напавшей на след, приводило в действие его безошибочную интуицию, а она подсказала ему, что Стайлер может рассказать много интересного о Рауле Астайле, много такого, о чём вездесущий Билли Морган даже не догадывается.