-Ничего Эн, - он отвернулся, - хочешь есть? Или чая?

-Нет, я хочу лечь – так и не взглянув на него, она ушла.

Кровать в спальне была большой и мягкой, шелковые простыни холодили кожу, многочисленные подушки создавали ощущение огромного гнезда. Тепло, уютно, но все же как-то беспокойно. Она тысячу раз прокручивала в голове события прошлого года. Тысячу раз, но так и не вспомнила. Память заканчивалась на том моменте, когда они вышли из магазина, она помнила, как Миша завел машину, а потом ничего. Но это ничего хранило в себе нечто важное, нечто, без чего ее жизнь теперь будет пустой и потерянной. Саша рассказал, что в магазине, точнее в пекарне, как раз у стены, где Миша припарковал машину, произошла утечка газа, а в самом магазине замыкание. Энна вспомнила, как выключился свет тогда, в зале. «А ведь мы могли ждать, что бы чек пробить… тогда…» Просто чудо, что машина не загорелась, они получили серьезные повреждения обломками здания, джип несколько раз перевернулся, и их доставали из машины спасатели.

Миша не помнил ничего и никого, только ее имя, и то, что ему нравился Саша. Жена и дети стали ему чужими, всеми силами он пытался не показывать этого младшему сыну, Тоха безумно любил его, а старший все понял сам.

«Это так страшно», думала Энна, «жутко и ужасно, когда человек, которого ты любишь, безмерно и преданно однажды утром просыпается и не помнит тебя». Именно это, не позволяло ей уйти от Саши. Он любит ее, и не его вина в том, что она забыла свое чувство. Не его. Ей было жалко и себя и его, ситуация в которой они оба оказались, была не стандартна, и не у кого было спросить совета. Как быть не мог сказать никто.

Психолог, Виктория Давыдовна просила не принимать скоропалительных решений, может она и была права, думала Энна. Может все и пройдет. Но никогда не станет как прежде.

«Он изменился. Ходит на работу, не бывает в клубах,… мне нужно было практически умереть, что бы он понял это…»

Сашка постучал, прежде чем открыть дверь в спальню.

-Не спишь? – он говорил тихо, стоя в дверях, как будто не решаясь зайти.

-Нет, - Энна рассматривала его стыдясь силе того чувства что отражалось в его глазах, и не имея ничего чем ответить на него.

-Если хочешь, я могу лечь в зале – спокойный голос, уравновешенный тон, и глубоко засевший страх, вот что исходило от него, поняла Энна, страх.

-Только на одну ночь, не обижайся, просто… – слова не шли с языка, и голос померк.

Он ничего не ответил, молча закрыв за собой дверь.

Она проснулась рано, когда солнце только только поднялось над спящим городом. «Еще один день», думала она, «наступил еще один день. Сколько их еще пройдет?». Ее слуха коснулся звук работающего телевизора, и тихий, приглушенный храп. «Как там Миша?». У нее есть воспоминания, а у него нет. Пустота, все чужое, жена - которую он не помнит, дети- которых не любит, жизнь - которую не знает.

Встав с кровати, она заправила постель и накинув халат, пошла на кухню, стараясь не шуметь, она заварила себе чай. Черный с бергамотом, другого в доме не было, она открывала все баночки в поисках трав, так хотелось добавить мяты, сушеных ягод земляники, но в доме ничего подобного не нашлось.

Утро тянулось медленно, хотелось движения, действий. Но применения себе она не находила, открыв холодильник, Энна долго рассматривала его содержимое, желая что-нибудь приготовить, пока пищание не сообщило что дверку пора закрыть.

-Ты напугал меня! – закрыв дверцу холодильника, она отпрыгнула от стоящего за ней Саши.

-Прости – он взъерошил волосы, стараясь проснуться, зевнул и прошел мимо нее к кофеварке. Прибор загудел, перемалывая кофейные зерна, и кухня наполнилась бодрящим ароматом.

Энна завороженно наблюдала за ним, видя, как легко и непринужденно он делает кофе, дополняя его сахаром, как свободны и естественны его движения, и как напряжена его спина, выдавшая тот страх в завтрашнем дне, с каким он жил весь прошлый год. И вот теперь, когда она снова дома, страх, который должен был отступить, вернулся став сильнее прежнего. Раньше он боялся, что ее отнимет смерть, теперь боялся, что жизнь заберет ее.

-У нас случайно нигде нет сушеной мяты или земляники, да хоть липы? Или чего-нибудь такого, что б в чай добавить?

-Мяты? Липы? – удивился Саша, присаживаясь за стол.

-Ну да, а что? – Энна присела напротив.

Он сделал большой глоток кофе:

-Ты раньше их не любила.

-Да? – странно, откуда же она точно знает их вкус и ей хочется именно их?

-Купим, - улыбнулся Сашка.

***

-Миш, я бы не хотела, что бы дети знали – Марина сидела рядом с ним в их спальне, на большой двуспальной кровати. Она так ждала его возвращения, так хотела снова прижаться к нему. Но теперь сидя рядом с ним, было лишь смущение, как будто рядом не он, не человек, с которым она просыпалась и засыпала двадцать таких долгих, и таких коротких лет, а чужой, неизвестный ей мужчина.

-Стасик все и так понял, а Антон слишком мал, - он не смотрел на нее, теребя в руках пояс халата, дверь внезапно распахнулась, и в комнату влетел младший сын, держа в руках листик, и кинулся к нему на шею.

Мишка поднял ребенка, усаживая к себе на колени, не от того, что так велело его сердце, а, не желая причинять боль маленькому, ни в чем не повинному созданию.

-Пап, смотри – Тоха показал листик, на котором он цветными карандашами нарисовал их семью – мама – ребенок указал на фигурку нарисованную красным карандашом, - Стасик, я и ты! Нравится?

-Очень, - малыш нарисовал его с Мариной рядом, «мама и папа, рядом», подумал Миша, «в глазах ребенка именно так и должно быть».

-Я хочу спать с тобой, - сообщил Тоха, обнимая папу.

-Не сегодня, папа устал – начала Марина, и даже слезы, выступившие на ее глазах, не затронули сердце Миши.

-Папа! – Тоха повернулся, заглядывая в глаза отцу – пожалуйста.

-Хорошо, - даже ничего не помня, и мало что, зная, он понимал, что детская любовь слишком искренняя, ее предавать нельзя.

Он уложил сына посередине, отгородившись тем самым от жены, и всю ночь вздрагивал, когда малыш прислонялся к нему. Проснувшись утром на рассвете, он обнаружил, что Тоша спит у него на груди, и крепко держит его за руку.

Злость и тоска охватили его в этот момент. Он не помнил ничего, но дети не лгут, он его сын, а она его жена. От жены уйти можно, но как уйти от детей?

-Папа, - сонно пробормотал Тоха, прижимаясь к нему всем телом.

-Спи, - прошептал Миша, аккуратно разжимая маленькие пальчики, крепко державшие его за руку.

Встав с кровати он с удовольствием обнаружил что Марина спит, и наслаждаясь одиночеством отправился на кухню. Заварив чай, он сидел на высоком барном стуле и смотрел в окно. «Как теперь жить? Может лучше уйти? Дети привыкнут, Марина найдет кого-нибудь». Хотя это не честно, она год боролась за него, год, была рядом, пока он был в коме, пока выходил из нее. Их связывает жизнь, целая жизнь, которую он не помнит. Но она же помнит ее! Часы в гостиной пробили семь, и в кухню зашел Стасик.

-Доброе утро, - сказал Миша, с интересом рассматривая сына.

-Доброе, - он сделал себе чай, и, достав из холодильники заготовленные бутерброды, положил их в микроволновку – Будешь?

-А что это? – Миша с любопытством наблюдал, как Стасик колдует над микроволновкой, нажимая какие-то кнопки.

-Бутерброды, через минуту будут горячие.

-Буду, - микроволновка звякнула, сообщая, что минута прошла, Стасик выложил горячие бутерброды на тарелки и поставил на стол, присаживаясь напротив.

-Странный вкус у этих помидор, - сказал Миша, с интересом рассматривая тянущиеся нити сыра.

-Это не помидоры, это кетчуп.

-Кетчуп, соус в смысле?

-Да.

-Ну, он же тоже из помидор делается, а на вкус как что-то неестественное.

Стасик пожал плечами:

-Раньше тебе было все равно. Скажи Ольге, она сделает тебе с помидорами.

-Ольге?

-Повару.

-А что, не мама готовит? – прикусил язык, но поздно, Стасик внимательно смотрел в его глаза.