После сеанса от сцен на экране у деда ничего в голове не осталось, ибо в темном зале он только и делал, что то перебирал, то перекатывал приятно пружинящие горы ее грудей. Да и соседка и впрямь немного сдерживала его, чтобы интимного шума в зале было меньше. Проголодавшись, они быстро вернулись в апартаменты. Кузьмич раскрыл сумку и выставил на стол все припасенные яства. Поставив греть курицу и клубни, разрезая огурцы, сало и хлеб, Егор стал рассказывать барышне про свое житье-бытье, про деревню и окружающую природу, про домашнее хозяйство, про свое одиночество. Поглядывая на добрые и жаркие формы дарительницы любви, он описал ей самыми теплыми словами и свою Матрену. Помогая в сервировке стола, привыкшая ко всем капризам клиентов, девушка спокойно и ненавязчиво ждала главных намерении и притязаний гостя к ее телу. К тому же ей было интересно слушать, еще видать, сильного, симпатичного ей и мудрого от жизни старика, которому она с самого начала знакомства не мешала называть себя Матреной.

Высыпав горячую картошку и поломав на куски пулярку, Кузьмич плеснул только в свой стакан немного самогона и, выпив за упокой своей Матрены, перекрестился им, одновременно прося за грехи скорее у нее, чем у бога, прощения. Затем, уже делясь самогоном, пригласил к трапезе жрицу. Служительница сексуальному удовольствию сама с большим удовольствием потребляла деревенскую еду, хотя самогон только пригубливала. Через несколько тостов глаза мужика стали масляными, а девушка в них еще обворожительней.

— Пойдешь за меня, Матрена? — даже неожиданно для себя, нежно глядя в глаза, и не менее нежно гладя ее колени, тихо спросил он. Егор снова представлял себя ухажером из молодости.

«Ну, вот его и развезло, а ведь завтра все эти слова он забудет», — подумала временная наложница, но парировала:

— Посмотрим тебя в деле, ты все-таки стар.

Последние слова встряхнули Егора, он перевернул стакан

вверх дном и отрубил:

— Все! Пошли спать.

На уютном ложе Кузьмич начал обнимать девушку со всех сторон, греясь об нее и грея ее, шуршать ладонями по всем упругим выпуклостям, растирая нежную и ароматную кожу арендантки, щекотать и покалывать выросшей за день щетиной мочки ее ушек, шею г. плечи. От предыдущей физиотерапии ее два красновато-шоколадных в лунном свете, набухших малининами узелка, тщательно выверяющие центры таких же добротных поля и, уже предвосхищали бурный экстаз всему телу. И надо же! Именно в этот, предшествующий ее высшему восторгу момент, несмотря на собственное неистовое желание, снова представив рядом Матрену, Егор вдруг, укоряя свою совесть, твердо решил оставить постельную подругу для себя честной. Решил — и все! И тем принести еще. Один подарок, как доказательство единственности своей прикованности, навсегда ушедшей любимой жене.

Так и не спавши, не дожидаясь рассвета, Егор встал, со-"брался и, обратившись к несколько удивленной яловой телке, спокойно объявил:

— Ну, прощай, Ма… — и вдруг смутившись, извинительным тоном спросил: — А как зовут-то тебя?

— А, — на прощанье, плеснув рукой, — зови меня Матреной, — сонно улыбаясь, тепло ответила она уходящему необычному клиенту.

Медицина города Авксом в изумлении. Проживающий там 72-летний житель Иван Евсеевич Девушкин прямо на глазах соседей стал молодеть. Казалось, что его коснулась обыкновенная моложавость на почве стимуляции ребра бесами. Но потом горожане и он сам заметили, что в течение года бывший рядовым стариком Евсеич вдруг помолодел лет на 20. На следующий год неизлечимая болезнь, продолжая прогрессировать, свела его возраст уже почти к 30 годам.

Врачи не знают, что делать с этим недугом. А между тем старческий сиплый голос бывшего деда, сменившийся на бархатный баритон, уже начинает ломаться, все чаще переходя в детский дискант. Это волнует грудь созревших местных, никогда неломающихся красавиц. От не принимаемого ни в одну больницу с такой болезнью мужа поспешно ушла жена, ибо все ее уже начали принимать за его бабушку.

Социальные органы пригрозили перестать выплачивать Ивану Девушкину пенсию. Молодой человек вынужден был несколько раз обращаться к косметологу для сохранения на лице морщин, и операбельного возвращения хотя бы щетины. Когда и это уже не помогло и пенсию чиновники все-таки изъяли, юноша стал искать работу. Сейчас его кажущийся возраст приближается к несовершеннолетнему. Наш корреспондент сообщает, что в последний момент парню удалось, кося от армии, устроиться работать в детский сад, с перспективой остаться там, в случае необходимости. Это мудрое решение, тем более что найти место даже в яслях сегодня очень трудно.

Недавно юный Иван своим последним поцелуем впервые осчастливил начинающую всюду хорошеть девчушку. Во взятом нашим коллегой интервью Ваня сказал, что чувствует себя великолепно, что девушки его уже почти не интересуют, что его тянет больше играть в «прятки» и «казаки-разбой; гики», а девчонок порой хватать и дергать только за косы. Сейчас Ванечка выглядит так же, как и на фотографиях из детства, но интеллект его не регрессирует. Вспоминая свои юношеские и детские шалости и назидания матери, он по-прежнему правильно и к месту пользуется крепкими, смачно закрученными нецензурными выражениями. В силу прогрессирующей детской наивности он называет это маминой руганью.

Главный медик города, осмотревший уникального больного, обратил внимание на то, что огрубевшие части его тела быстро размягчаются, и весь организм, становясь гибким, постоянно сокращается в росте. Врач с ужасом прогнозирует, что мальчик скоро будет интересоваться женской грудью, увы, не в том аспекте, в каком общепринято. И это все при его остающимся на прежнем уровне здравом рассудке.

В кажущиеся 14 лет правоохранительные органы отберут У ребенка паспорт и тем самым официально, на государственном уровне толкнут его на тропу беспризорности. Общественность должна помочь Иванушке, ибо кто даст гарантии, что пацан сам будет ходить по утрам в детсад, а вечером возвращаться домой и, встречая на пути, игнорировать изнанку и прочие соблазны нашей взрослой жизни? Государству необходимо срочно приложить финансовые усилия и направить медицину на развитие новой науки о человеке — антигеронтологии, хотя малышу Ванечке, видимо, все-таки придется сучить среди нянечек ножками.

Собираясь на работу, жена заявила Похмелкину:

— До моего возвращения будешь сидеть дома взаперти. Под домашним арестом. Твои ключи я изъяла еще вчера. Так что можешь даже не дергаться!

— Тогда я умру, — скорбно сказал Похмелкин. Скрестил руки на хилой груди и уточнил: — Без пива!

— Слышали! — взвизгнула жена. — Ты у меня уже двадцать лет умираешь. Как минимум, два раза в месяц. После аванса и получки.

— И что мне прикажешь делать? — спросил отходящий в небытие муж.

— Читай умные книжки, — посоветовала жена. — Надеюсь, благотворное влияние литературы поможет тебе всплыть со дна бутылки. И окунуться в семейную жизнь!

После ухода вредной женщины Похмелкин сполз с дивана и подошел к книжному стеллажу. Подумал: «Может, и в самом деле что-нибудь почитать?»

Идею приобщиться к Пушкину он сразу и решительно отверг: «Да ну его, вместе с собутыльницей няней! Только с толку собьет. Пожалуй, начну с Гоголя. Классик плохому не научит!»

Взял томик «Избранного», раскрыл наугад и сразу споткнулся на фразе: «Ну, Солоха, дай теперь выпить водки».

— Сгинь, искуситель! — завопил страдалец. Но Гоголя почему-то зауважал.

— Господи, как же мне плохо! — простонал Похмелкин.

И достал с полки поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?» Наметанный глаз сразу выделил из контекста строку: «Он до смерти работает, до полусмерти пьет!»

«А ведь это он писал про меня, — с теплотой подумал Похмелкин. — Правда, изрядно приврал про работу».

Усомнившись в благотворном влиянии поэзии, перешел к исторической литературе. Полистал роман Сенкевича «Потоп». И понял, что лучше бы этого не делал: