— Не иди ты по этой дороге. Слишком жарко и пыльно. Пройдись по аллее, затем берегом моря. Дорога выйдет не длиннее, а ты подышишь морским воздухом.

 — Да, так и впрямь будет лучше, — согласился Артур, но в этот миг леди Мюриел показалась у нас в виду, и он замолк. — Нет, путь получится кружной. Правда, там у берега попрохладнее... — Он в нерешительности остановился, глядя то вперёд, то назад — удручающий портрет слабоволия!

 Затрудняюсь сказать, сколько продлилась бы эта унизительная сцена, будь я единственным внешним побудителем, но в эту минуту Сильвия, проявив молниеносную решимость, достойную самого Наполеона, взяла дело в свои руки.

 — Сбегай за ней, Бруно, и поверни её в нашу сторону! А я займусь этим. — Тут она ухватилась за трость, которую держал Артур, и легонько потянула её в сторону аллеи.

 Артур пребывал в совершенном неведении, что его трость повинуется чьей-то чужой воле помимо его собственной. Мой друг, несомненно, решил, что трость приняла горизонтальное положение просто потому, что он указал ею вперёд.

 — Там случайно не ятрышник пробивается из-под изгороди? — спросил вдруг Артур и сам удивился своему вопросу. — Впрочем, прекрасное решение проблемы. Нарву себе по дороге.

 Тем временем Бруно подбежал сзади к леди Мюриел, а затем, непрестанно прыгая вокруг неё и покрикивая (а его крики мог слышать только я один), словно погонял овечку, он ухитрился развернуть её кругом и направить её шаги в нашу сторону. А она так и не оторвала затуманенного взора от земли.

 Наша взяла! И поскольку уже было ясно, что влюблённые, которых наши старания направили друг навстречу другу, неминуемо встретятся, я повернулся и зашагал прочь, надеясь, что Сильвия с Бруно последуют моему примеру. Ведь ни Артуру, ни его доброму ангелу посторонние зрители не были нужны.

 — Они поздоровались за руку, — сказал Бруно, семенивший слева, в ответ на мой мысленный вопрос.

 — И вид у них такой счастливый! — добавила Сильвия справа.

 — Отлично, пойдёмте же отсюда побыстрее, — сказал я. — Жаль, что я не знаю кратчайшей дороги до фермы Хантера.

 — В этом коттедже, наверно, знают, — сказала Сильвия.

 — Вполне вероятно. Не сбегаешь ли спросить, а, Бруно?

 Не успел Бруно рвануться, как Сильвия со смехом его задержала.

 — Погоди же, дай сперва сделаю тебя видимым!

 — И слышимым тоже, верно? — сказал я, а она вытащила драгоценный камень, висевший у неё на цепочке на манер медальона, и провела им над головой брата, а затем тронула медальоном его глаза и губы.

 — Верно, — отвечала она мне, — а то однажды я сделала его слышимым, но забыла сделать видимым! И он отправился в лавку купить сладостей. Продавец так перепугался! Ведь получилось, что из воздуха раздался голос: «Дайте мне, пожалуйста, две унции леденцов из ячменного сахара!» А тут ещё шиллинг — дзынь! о прилавок. А продавец и говорит: «Я тебя не вижу!» А Бруно отвечает: «Это не важно, ведь шиллинг вы видите?» Но продавец сказал, что он ни разу ещё не продавал леденцов тем, кого не видно. Так что нам пришлось... Ну вот, Бруно, готово! — И Бруно тотчас умчался.

 Пока мы дожидались его возвращения, Сильвия была занята тем, что делала видимой себя.

 — Довольно неловко бывает, — пояснила она, — когда мы встречаемся людей, а они могут увидеть лишь одного из нас, а другого не могут.

 Спустя пару минут Бруно вернулся. У него был расстроенный вид.

 — Там был хозяин с друзьями, и он был сердитый, — сообщил Бруно. — Он спросил меня, кто я такой. Я говорю: «Я Бруно, а кто они? Тогда он говорит: «Это мой браток, а это моя сестричка, и другие бездельники мне тут не нужны! Так что дуй отсюда!» А когда я его спросил: «В какую сторону мне подуть?» — он как заорёт: «Брысь!» Вытолкнул меня и дверь закрыл!

 — Значит, ты не спросил дорогу на ферму Хантера? — покачала Сильвия головой.

 — Вопросам не оставалось места, — по-взрослому ответил Бруно. И тут же добавил: — Комната была битком набита.

 — Не могут же три человека битком набить комнату, — возразила Сильвия.

 — Ещё как могут, — настаивал Бруно. — Хозяин сам больше всех набил комнату. Он очень толстый, такой толстый, что его даже не повалишь.

 Я недопонял смысла этого сравнения, поэтому счёл долгом заметить:

 — Никого не следует стремиться повалить — не важно, толстый он или худой.

 — Уж его-то вы не повалите, — сказал на это Бруно. — Он гораздо шире, чем выше, и когда он лежит, он выше, чем когда он стоит. Поэтому его и не повалишь.

 — Вот ещё один коттедж, — сказал я. — На этот раз я сам спрошу дорогу.

 Теперь, правда, не было нужды заходить внутрь, поскольку в дверях стояла женщина с ребёнком на руках, разговаривавшая с прилично одетым мужчиной — фермером, судя по всему, — который, очевидно, направлялся в городок да остановился перемолвиться.

 — А уж когда дело доходит до выпивки, — говорил мужчина, — то кто всех обставит, так это ваш Вилли. Сами так говорят. Обо всём забывает!

 — А мне они бесстыдно лгали, — сокрушённо произнесла женщина. — Ещё год назад я их уличила и прогнала. Не знаю, как дальше быть! — Заметив нас, она сдержала своё отчаяние, торопливо вошла в дом и закрыла за собой дверь.

 — Вы не подскажете, как пройти на ферму Хантера? — спросил я мужчину, только тот отошёл от двери.

 — Скажу, сударь, скажу! — ответил он, улыбнувшись. — Я самый Джон Хантер и есть, к вашим услугам. И полумили не будет, а других домов там и нету; вы только сверните, как ведёт дорога, вон в ту сторону. А в доме вы найдёте мою добрую женушку, если у вас имеется какое-то дело к ней. Или, быть может, я смогу вам помочь?

 — Благодарю, — сказал я. — Я желал бы получать от вас молоко. Мне, вероятно, следует обсудить это с вашей женой?

 — Верно, — ответил фермер. — Всем этим она заправляет. Удачи вам, мастер, и вашим пригожим ребяткам! — И он отправился своей дорогой.

 — Ему следовало сказать «ребёнок», а не «ребятки», — проговорил Бруно. — Сильвия — не ребятки!

 — Он имел в виду нас обоих, — ответила Сильвия.

 — Как же, как же! — не утихал Бруно. — Он ведь сказал «пригожие».

 — Зато он смотрел на нас двоих.

 — Так он должен был видеть, что оба мы не пригожие! Я-то отвратительный, ты сама говорила. Да, господин сударь, одну Сильвию? — крикнул мальчик через плечо, устремляясь вперёд.

 Отвечать было бесполезно, поскольку в тот же миг Бруно скрылся за поворотом. Когда мы его нагнали, он взбирался на калитку в изгороди, не отводя глаз от лужка, на котором в мире и дружбе паслись конь, корова и козочка.

 — Конь тут за папу, — пробормотал он, чтобы самому крепче увериться, — Корова за маму, а детёныш у них — Козочка. Ну и семейка! В жизни своей не встречал такую!

 «В своей жизни! — вдруг поразился я. — Не правда ли, что у каждого ребёнка — своя жизнь, свой собственный мир? И у каждого взрослого, коли на то пошло. Не в этом ли причина того острого недостатка понимания между людьми?»

 — Должно быть, это и есть ферма Хантера! — воскликнула Сильвия, указывая на дом, прилепившийся к склону холма на полпути к вершине. — И нигде не видно других домов, и ещё вы говорите, что мы должны уже подойти к этому часу.

 Я и впрямь так подумал в ту минуту, когда Бруно уселся верхом на калитке, но не в силах был припомнить, чтобы произнёс это. Тем не менее, Сильвия, очевидно, была права.

 — Слезай, Бруно, — сказал я. — И отвори нам калитку.

 — А хорошо, что мы с вами, правда, господин сударь? — спросил Бруно, сделав, как я просил. — Эта большая собака непременно укусила бы вас, будь вы одни! Но вы не бойтесь, — зашептал он, крепче сжимая мою руку, чтобы придать мне смелости, — она не злая.