Хозяйка в ответ только плакала. И однажды вместе с дочкой ушла навсегда из дома.
—Пропадите ты со своим барахлом,— громко сказала она на прощание и хлопнула калиткой.
С этого дня многое изменилось в жизни Шайтана. В дом стали часто приходить гости — мужчины и женщины. И никогда больше не приходили дети. Питание резко изменилось в худшую сторону. Хозяин начал выпивать и нередко забывал про пса, которому все чаще и чаше стали вспоминаться сытые дни.
Гости, день ото дня становившиеся все многочисленнее, любили выходить во двор и надоедать псу, желая вызвать приступ ярости.
Шайтан морщился, изредка рычал, но чаще всего просто отворачивался. Когда приставания становились все более наглыми, он, не желая того, задыхаясь от ярости и гнева, рвался с цепи.
Находясь в трезвом состоянии, хозяин оберегал его от назойливых гостей, непременно желающих взглянуть на живого волкодава. Но стоило хозяину выпить рюмку, как он самолично приглашал веселую компанию поглазеть на пса.
—Вот она, плоть от плоти,— хвастливо кричал Данько и бесстрашно подходил к Шайтану.
Нелепая и непростительная ошибка природы лишила всех, кроме человека, умения вести подсчет времени. Шайтан не знал, что минуло пять лет с тех пор, как на кавказской земле, в полутьме дряхлого, дрожащего от резких порывов ветра сарая появился он на белый свет. Появился, чтобы жить, дышать полной грудью, двигаться вслед за стремительным временем, бежать по чудесной земле в такт ему.
Но этому не суждено было сбыться. Шайтан жил, дышал и бежал за временем в пределах, отмеренных ему человеком, его хозяином — Данько.
Пять лет жизни. Он не знаком с цифрами, но прекрасно ощущает, что стал взрослым, лишенным щенячьей беспечности псом. Он взрослый пес. Он понимает, что жизнь его — тоскливая, нудная, призрачная.
Порой он даже сомневается в собственном существовании. Не тень ли он той собаки, когда-то веселой и жизнерадостной, широко открытыми глазами смотревшей на мир и вдруг исчезнувшей, провалившейся сквозь землю в диких мучениях, наводящих на одну безумную, страшную мысль: существует ли он, живет ли? Не умер ли он, не растворился ли в сырой земле, соединившись с ее песчинками? На толстой же цепи ходит высокая тень... Его тень.
Из дома вышел подвыпивший хозяин. Осмотрев двор, он подошел к Шайтану.
—Что, приятель, тоска заела? Мне, брат, не легче. Похудел ты. Ишь, как ребра торчат,— он волосатыми толстыми пальцами провел по собачьим ребрам.—Стиральная доска и только. Кожа Да кости. Ничего... Потерпишь. Скоро в дом новая хозяйка придет. Будет полегче. Я и сам сейчас, как ты... Такие, брат, дела,— он посмотрел на часы.— У меня сегодня маленький сабантуй. Веди себя прилично...
Впрочем, Я тебя в сарае запру. Мне спокойней, и ты не будешь нервничать, он отстегнул цепь и, держа Шайтана за ошейник, повел в сарай. Вместо висячею замка, которым за ненадобностью давно не использовался и по этому не отыскал, воткнул в щеколду палочку.
Смеркалось. Спала жара, и на смену ей пришла прохлада. Неведомо откуда потянуло сыростью и одуряюще родным запахом диких трав и леса. Шайтан встрепенулся и прильнул к широкой щели двери в надежде увидеть источник волнующих запахов. На короткий миг он увидел, как за забором, плавно покачиваясь, проплыл стог сена, потом в ноздри ударил резкий, угарный газ автомобиля. Пес чихнул от неожиданности и, покинув наблюдательный пост возле двери, перебрался в дальний темный угол сарая.
Лежа на куче свежих сосновых стружек, он жадно глотал смолистые запахи сосны, исходившие невидимыми, невесомыми струйками, тянувшимися к потолку... Но псе же это не запахи Лугов, полей и такого дорогого, ощущаемого только на поле запаха простора.
Обидно Шайтану. Вся его жизнь уместилась на крохотном клочке земли: гудящая проволока, высокий забор, напротив — насупленный, угрюмый дом и... больше ничего. Кажется, его ЛИШИЛИ всего, чего только можно лишить.
Кто бы знал, как ненавидит он этот дом, как ненавидит своего хозяина. Хозяин, кажется, обо всем догадывается. Когда он изредка гладит Шайтана, его дрожащая рука говорит о многом. По руке хозяина Шайтан знает, о чем тот думает. К сожалению, мысли его чаще всего одного и того же содержания: «Что, лохматый, погулять хочется? Как бы не так. Я тебя с цепи, а ты и с глаз долой. Нет, дружочек, вот так и просидишь до глубокой старости, пока не подохнешь.— Его заплывшие глаза—две черточки— смотрели всегда с усмешкой и презрением.
— Я тебе бог и судья. Хочу казню, хочу милую. Я ведь знаю чего тебе хочется... Знаю. Только не будет по-твоему, Гляди, как бы я тебя голодом не заморил, а то ведь у меня твои фокусы поперек горла стоят».
В ответ Шайтан начинал мелко дрожать, проявляя первые признаки раздражительности. Данько опасливо убирал руку: «Вот за это я и терплю тебя. Пусть смотрят людишки и думают, коль у Данько пес такой, знать, он того же поля ягода. Знать, палец ему в рот не клади оттяпает».
В доме хозяина творилось что-то невообразимое: гремела музыка, раздавались выкрики, свисты, визгливые женские голоса. Ближе к полуночи шум веселья стал утихать.
Скверно чувствовал себя Шайтан. Он свернулся в клубок, стараясь заснуть, но сон не шел. Каждый шорох, не говоря уже о диких воплях, отдавался в ушах колокольным набатом. Неожиданно к двери сарая подошел кто-то чужой. Шайтан поднялся и предупреждающе зарычал, но его, по-видимому, не услышали.
Скрипнула заржавленными шарнирами дверь, и в проеме показался человек, торопливо шаривший по карманам. Мужчина нашел спички, чиркнул одной и поднял слабый, трепыхавший желтый огонек над головой.
Маленькое пламя высветило готового к прыжку Шайтана. Он был страшен: шерсть поднялась дыбом, белые клыки блестящими кинжалами сверкнули в дрожащем свете, глаза горели грозным желанием убивать, рвать па клочки все живое.
— А-а-а,— закричал мужчина, и в тот же миг Шайтан прыгнул, ударил его грудью. Тот кубарем покатился по земле.
Шайтан отлично понимал, что поступает нехорошо, дурно, что этот человек не виноват ни перед ним, ни перед хозяином, однако сдержать себя не мог. Кто им дал пpaво, кто позволил им не обращать на него внимание? Может, им пренебрегают потому, что он не пес-труженик? Так это не его вина. Ему предоставили удел сидеть на цепи, быть огромным, сильным и свирепым. Перед ним поставили одну единственную задачу — отпугивать людей, вселять в них ужас и страх. Он прекрасно справлялся с возложенными на него обязанностями. Соседские мальчишки стороной обходили богатый сад хозяина. Высокий забор для пацанов, конечно не помеха. А вот присутствие свирепого пса делало территорию неприкосновенной, недоступной.
Если бы Шайтан знал, что все соседские мальчишки с трепетом произносят его имя, то, наверное, сам бы содрогнулся от ужаса. Неужели вся его жизнь так и пролетит в злобном лае и ненависти ко всякому, кто входит на охраняемую им территорию?
Если бы он не кинулся на человека, а продолжал стоять и глядеть, его сердце бы не выдержало. Оно разорвалось бы на множество частей, и серый густой мрак навсегда лишил бы его света и ощущений.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: