Дорога была тихой, солнце ярко сияло, озаряя золотистые поля, лёгкий ветер пригибал к земле тучные колосья пшеницы. Уилла всегда успокаивал подобный пейзаж, и понемногу он сумел вернуть ясность мыслей. Да, положение у него незавидное. Но кто сказал, что безвыходное? "Что я умею?" - спросил себя Уилл. Ну, помимо как ублажать господина графа - применение этому навыку в повседневной жизни Уилл с трудом себе представлял. Он обладал определенными познаниями в целом ряде наук, хорошо и выразительно читал, немного писал сам... вот оно - писал. У него прекрасный почерк. Риверте не раз диктовал ему письма, когда по той или иной причине не мог этого сделать сам - например, в Тэйнхайле, когда после пыток у него несколько месяцев срастались сломанные пальцы. Это непрошенное воспоминание на мгновение наполнило Уилла болью, но он тут же отогнал его и заставил себя сосредоточиться на сегодняшнем дне.

Где можно найти применение хорошему почерку и аккуратному письму? Конечно, там, где переписывают книги. Книгопечатание ещё не достигло расцвета и оставалось чрезвычайно дорогостоящим предприятием; Риверте владел одной из лучших библиотек в империи, и у него имелось довольно много печатных книг, но большая часть всё равно оставалась рукописной. А где занимаются переписыванием? В монастырях. Уилл помрачнел: он не чувствовал себя вправе даже помыслить об этом пути, слишком запятнанным он был для этого, слишком грязным. Но оставался и другой, светский путь - университеты. Самый крупный из них находился в Сиане, но туда Уиллу возвращаться не хотелось, к тому же вряд ли бы для него нашлось место в таком почтенном и прославленном заведении. А вот в какой-нибудь школе помельче он вполне мог пригодиться. Стоит навести справки... И всё-таки придётся сперва заехать в Даккар. В одну из самых долгих разлук с Риверте Уилл не знал, чем занять себя, и принялся переписывать "Полную книгу трав", один из самых знаменитых медицинских трактатов, который, ко всему прочему, был относительно невелик по объёму. Уилл завершил работу за день до возвращения Риверте, и даже удостоился от него скупой похвалы, когда показал ровно и аккуратно исписанные страницы. Ему казалось, Риверте после этого даже стал смотреть на него чуть-чуть по другому - он уважал любой труд, а перепись была именно трудом, ответственным и кропотливым. Эта книга осталась в библиотеке Даккара, но Уилл считал, что она по праву создателя принадлежит ему. И очень пригодится для демонстрации его мастерства, когда придётся просить аудиенции у хранителя библиотеки, в которую он попытается устроиться.

Итак, у Уилла сложился план. Уже кое-что, и точно гораздо больше, чем было пару часов назад. Взбодрившись, Уилл тронул коленями бока коня, переходя на рысь, и даже мысль о том, что до Дакара ещё надо добраться, тогда как он по-прежнему крайне теснён в средствах, его ничуть не огорчала. Но хорошего настроения хватило ненадолго - она померкло вместе с солнечным днём, когда небо затянуло дымчатой серой пеленой и воздух наполнился предчувствием скорой грозы. Уилл огляделся в поисках укрытия - и заметил сарай на другом конце поля, через которое лежал его путь. Пришпорив коня, Уилл понёсся к сараю, когда над головой у него прокатился первый раскат грома, а небо рассекло на две половины слепящей молнией, вонзившейся в землю далеко впереди. Уилл торопливо завёл лошадь внутрь, и тут же хлынуло, как из ведра. К счастью, сарай оказался полон свежего сена, часть которого уже увязали в тюки, а часть валялась растрепанным стогом. Лошадь тут же принялась его усердно жевать, Уилл стреножил её, сел на пол и плюхнулся в сено навзничь, жалея, что сам не может насытиться таким незатейливым образом. Если бы он не сбежал из Шалле, сира Лусиана наверняка дала бы ему еды в дорогу... эх.

Дождь никак не кончался, день клонился к вечеру, и Уилл понял, что застрял тут на всю ночь. Что ж, недурное место для ночлега, за последнюю неделю ему приходилось ночевать в местах и похуже. Он сбил в сене что-то вроде гнезда, набросав побольше соломы под голову и под бока, укрылся попоной и закрыл глаза, слушая удаляющийся грохот грома, неумолкающий шум дождя и сонное похрапывание лошади. Было холодно, но не слишком - словом, терпимо, и Уилла понемногу уносило на волнах дрёмы в край безмятежности и покоя, где не надо было ни о чём думать, ничего решать и ни от кого убегать. В конце концов он согрелся и уснул так крепко, как не спал с того самого дня, как покинул монастырь святого Себастьяна.

Но выспаться как следует ему не дали. Сперва он решил, что видит какой-то сон, в котором не было видений, а были только смутные звуки - шорох и возня, и короткий топот, словно кто-то притаптывал по земле, отряхивая грязь с сапог. Потом звуки приблизились, стали неприятно реальными, и к ним добавилось чувство, будто кто-то находится рядом. Уилл заворочался во сне, всё ещё не уверенный, явь ли это, но все сомнения отпали, когда внезапно рядом с ним в сено рухнуло что-то большое, грузное и горячее, что могло быть только человеческим телом.

Уилл вскочил, срывая с себя попону и ошалело крутя головой. Кто-то с ним рядом вскрикнул: "Что за чёрт?!", и в крике прозвучало столько неприятного удивления, что Уилл понял - его нежданный визитёр точно изумлён не меньше, чем сам Уилл. Это сразу же погасило смутную вспышку тревоги - всё же Уилл не знал, на чьей земле находится этот сарай и не нарушает ли он своим проникновением сюда сразу дюжину местных законов, каждый их которых предполагает повешение.

Он уставился в темноту - стояла глухая ночь, и хотя дождь уже стих, тучи продолжали затягивать небо, так что видно было не дальше собственного носа. Уилл протянул руку и упёрся в чью-то широкую грудь, тотчас отдёрнув пальцы.

- Простите, - сказал он, не зная, что ещё добавить.

- Это вы простите, - раздался из тьмы немного смущённый голос. Судя по этому голосу, его обладатель был примерно ровесником Уилла, и, вероятно, тоже знатного происхождения - речь звучала правильно и чисто, с каким-то чуть заметным акцентом, которого Уилл не знал. - Я думал, здесь никого нет. Ни черта же не видно.

- А лошадь? - спросил Уилл.

- Какая лошадь? А... и вправду, лошадь... Вы на ней в разведку ходили? Видно, что приучена не шуметь.

При словах о разведке Уилл напрягся, но потом понял, что в голосе незнакомца звучит улыбка. Он вообще был довольно приятным, этот голос - мелодичным, не слишком громким и в то же время уверенным. Уилл запоздало подумал, что мог нарваться на куда менее благовоспитанное общество - например, на дорожного разбойника, и вместо любезного "простите" получил бы нож под ребро.

- Что ж, - сказал незнакомец, - раз вы тут были первым, то, стало быть, на эту ночь вы тут хозяин. Пустите бедного путника переночевать?

- Пока настоящий хозяин не объявился - почему бы и нет, - невольно улыбнулся Уилл. - Тут много места, нам обоим хватит.

- И верно! Чёрт, какая же темень, хоть глаз выколи, а я аккурат сегодня днём умудрился потерять огниво... вечно я всё теряю...

Что-то покаянно бормоча, незнакомец принялся копошиться в сене, устраиваясь как следует. Он был, судя по всему, пеший, и Уилл поколебался, не предложить ли ему вместе с ним укрыться попоной. Но он тут же решил, что это не вполне прилично - Риверте неоднократно высмеивал эти его представления о приличиях, "глядя на вас и не скажешь, что вы десяток лет провели среди солдатни, Уильям". Так. Стоп. Никаких мыслей о нём сегодня. Уилл стиснул зубы и вежливо проговорил:

- Могу предложить вам седло с моего коня.

- Вы очень любезны... твою мать! - рявкнул вдруг мужчина с такой яростью, что Уилл подскочил от неожиданности.

- Что?!

- Да ничего. Крыса. Тоже, наверное, забежала погреться.

Незнакомец отвесил в темноте смачный пинок, сопровождённый пронзительным писком. По полу застучали крохотные когтистые лапки, и незнакомец вернулся к сбиванию сена.

- Благодарю за предложение, сир, но я привык к постели из соломы, как-нибудь уж устроюсь. Однако в виде признательности за вашу любезность могу предложить вам выпить. Как насчёт бражки? Осталось тут у меня немного.