Уилл согласился, хотя мысль о спиртном на пустой желудок вряд ли можно было назвать удачной. Деревенский самогон обжёг горло, Уилл закашлялся, и случайный сосед с добродушным смехом постучал его по спине ладонью. Ладонь оказалась крепкой и мозолистой - ладонь воина. Уилл такие узнавал с первого прикосновения.

- Сидэльский самогон хуже смерти, так говаривала моя бабка, - смеясь, сказал незнакомец. - Дай-ка теперь мне.

Он легко перешел на "ты", но Уилл подумал, что для двух молодых мужчин, пьющих из общей фляги самогон в стоге сена посреди ночи, это вполне допустимо.

- Так ты из Сидэльи? - спросил он, протягивая незнакомцу флягу.

- Ага. Там родился. А ты?

- Хиллэс.

- Брат по несчастью, - в голосе незнакомца послышалась кривая улыбка. А потом он вдруг сказал то, что потрясло Уилла до глубины души: - Тоже дезертир?

Уилл так опешил, что не сразу нашёлся с ответом. Во-первых, похоже, судьба свела его с человеком, совершившим один из самых презренных поступков, какие только можно представить; во-вторых, почему "тоже"?! И в третьих - да, понял Уилл, он тоже дезертир. Позорно бежавший с поля боя, не вынесший тягот войны, не способный больше приносить постоянные жертвы.

- И давно в бегах? - сочувственно спросил мужчина.

Уилл вздохнул. Ядрёная сидэльская брага развязывала язык, но что, в конце концов, он мог выболтать? Ничего важного.

- Неделю.

- А я две. Шёл через горы, боялся напрямик. Этот вальенский подонок все заставы перекрыл, не пролезешь, а в Бастардовой сейчас, говорят, такая топь, что соваться туда - всё равно что башку в петлю совать.

- Я шёл через Бастардову.

- Да ну? - в голосе незнакомца послышалось недоверие, сменившееся изумлением. - Не врёшь?! Быстро бежал, должно быть.

- Пятки сверкали, - мрачно подтвердил Уилл.

Мужчина снова вложил флягу ему в руку, и его сильные, горячие пальцы задели пальцы Уилла. Уилл отхлебнул и поставил флягу между ног. Глаза привыкли к темноте, и теперь он смутно видел очертания фигуры незнакомца, хотя по-прежнему не видел его лица.

Мужчина вздохнул и откинулся в сено, загребая его поближе к себе обеими руками.

- Да, надо было тоже рискнуть. Хотя и так получилось, только дольше. Я же пешком шёл. На лошади не доехал бы вовсе, там скальные тропки, где и человеку трудно пройти. Я эти тропки с детства знаю, в горах вырос. Мы с мальчишками из моей деревни ради забавы частенько через перевал шмыгали туда-сюда - сбегаем в Вальену, наедимся там дикой малины на склонах, и к ужину обратно, домой.

- А я думал, ты дворянин, - сказал Уилл. - У тебя хорошо поставлена речь.

- Ну да. Дворянин. Пятый сын межевого рыцаря. Отцу до меня особого дела не было, я целыми днями носился по полям и по деревням вокруг замка нашего сеньора, пока отец не ушёл на войну. Тогда и меня взял с собой.

- На войну с Вальеной?

- Нет, это ещё до экспансии было. Маркезини с Сабатела цапались в очередной раз. Сеньор моего отца был из клана Маркезини.

- А сейчас ты в какой армии? Мятежников? - невольно заинтересовавшись, спросил Уилл.

Повисла пауза, достаточно долгая, чтобы он сумел постичь всю глубину своей глупости. Ну конечно, глоток доброй браги натощак не вынудит его сболтнуть ничего лишнего! Совершенно ничего!

- А ты, значит, из вальенских, - негромко сказал парень. - Значит, мы вроде как были враги. Ну да это уже не важно, раз мы оба дезертировали, верно?

- Верно, - пробормотал Уилл. Ему хотелось ещё спросить, что заставило его ночного гостя бросить своё войско, но он решил, что для этого всё же недостаточно получасового знакомства, или во всяком случае недостаточно браги.

Хмель тем временем основательно заволок голову, и Уилл, вздохнув, улёгся обратно в сено. Разгорячённому выпитым телу стало жарко, и Уилл отбросил попону, лениво наподдав ей ногой. И уже снова начал дремать, когда вдруг ощутил на своём животе чужую ладонь - твёрдую, мозолистую. Сильную.

В первый миг он подумал, что его сосед уже уснул и случайно закинулся на него во сне. Но ладонь не осталась на месте, скользнув вниз, под выпроставшуюся из бриджей рубашку, погладив разом подобравшийся живот. И ничего случайного в этом не было.

Уилла бросило в жар. Первым его побуждением было стряхнуть эту руку, сесть и потребовать объяснений. Или, ещё лучше, ничего не требовать, а просто вскочить на коня и галопом кинуться прочь через поле, всё равно куда. Глупость и неуместность последней мысли его отрезвила. Чего бояться? Ночь, глушь, тёмный сарай, и незнакомый мужчина, с которым он обменился парой десятков слов, просунул свою тёплую ладонь ему под рубашку. Уилл Норан, каким он был лет десять назад, уже успел бы умереть от ужаса и смущения. Но он больше не тот Уилл Норан, верно? Он переменился.

Уилл лежал неподвижно и ждал, что будет дальше. Не встретив немедленного сопротивления, тёплое тело рядом придвинулось к нему ближе, приподнялось, нависая, и Уилл ощутил горячее дыхание на своей шее. Рука, поглаживающая его закаменевший живот, скользнула ниже, бережно накрывая мошонку поверх штанов... Какого чёрта? Сир Риверте, разве не этого вы от меня хотели? Вы изволили заметить, что я всё ещё слишком неопытен, что мне не мешает набраться жизненных впечатлений, хотя бы чтобы сравнить. Так вот она, замечательная возможность, сама идёт в руки... сама трогает Уилла там, где его не трогал никогда ни один человек, ни мужчина, ни женщина - никто, кроме чёртова сира Фернана Риверте. Этого ты для меня хотел, Фернан? Этого?

Что ж. Как пожелаешь.

Уилл резко повернулся, хватая незнакомого мужчину за плечо, и в тот же миг его рот смяли чужие губы. Это был глубокий и настойчивый поцелуй, непристойный, развязный - чужой язык вломился в рот Уиллу и бесцеремонно прошёлся внутри, смачивая его зубы и дёсны чужой слюной. Школа сира Риверте не пропала даром, и Уилл ответил - их языки сплелись, словно готовящиеся к соитию змеи, и сплелись тела, вжимаясь друг в друга в приступе внезапной, острой, болезненной и бесстыжей страсти. Они перекатились в сене, нагретом их телами, и Уилл оказался внизу, а незнакомец - верхом на нём, сжимая его бёдра коленями. Уилл откинулся, позволяя обеим его рукам проникнуть под рубашку, и выдохнул сквозь сжатые зубы, когда крепкие пальцы решительно и жёстко сдавили ему соски. Это было одно из самых чувствительных мест в теле Уилла, сир Риверте знал это и беззастенчиво своим знанием пользовался - а незнакомец, даже не зная, вмиг нащупал нужную струнку, а увидев, как отзывается на неё тело Уилла, не преминул тотчас на ней заиграть. Его пальцы мяли, терзали и выкручивали Уиллу соски, а губы терзали ухо, и пах его вжимался в промежность Уилла, давя на него отвердевшим и, судя по ощущению, немаленьких размеров естеством. Уилл выгибался, стонал, жмурился и вздыхал - так просто оказалось отпустить на волю его созревшую чувственность, столь долго и трепетно лелеемую в нём Фернаном Риверте. Оказалось, раз настроив этот инструмент, можно было отдавать его в любые умелые руки, а не только в руки мастера, который этот инструмент изготовил. Риверте любил повторять, что Уилл невероятно отзывчив, что его тело взрывается страстью в ответ на прикосновение, полное искреннего желания. И человек, оказавшийся с Уиллом в сарае той тёмной ночью, искренне его желал - так чувствовало тело Уилла Норана, и соответственно отвечало.

- Какой ты... - задыхаясь, выдавил незнакомец.

Уилл схватил его голову в ладони и закрыл его рот своим. Пальцами он чувствовал его волосы - не слишком длинные, густые, жёсткие, кажется, немного курчавые, или они завились от пота, которым прошибло их обоих. Мужчина выпустил один из его сосков, не переставая крутить другой, набухший и затвердевший от сладкой муки, и торопливо просунул руку под завязки его штанов, вслепую разрывая и добираясь до члена. Уилл помог ему, и очень скоро его член обвила горячечно пылающая ладонь, стиснула, вдавив большой палец в подобравшуюся мошонку. Уилл к тому времени уже порядочно возбудился - сказалось недельное воздержание, что в его жизни случалось довольно редко, - и инстинктивно толкнулся в эту сильную руку, безмолвно прося, нет, требуя, чтобы она довершила то, что начала, чтобы не останавливалась на полпути.