- Ты меня вроде бы приглашал, - деланно удивился Этьен.

- Но не в пять же утра! Или что-то срочное?

- Как сказать...

Слуги ещё спали, и встретил нас только мой мажордом. Я велел ему приготовить вина и лёгкий завтрак и провёл своего гостя в салон на первом этаже, небольшой и уютный, лучше всего подходящий для того, чтобы поговорить наконец в уединении с давним другом...

Давним другом, от которого я не знал теперь, чего ждать.

- Не рановато для выпивки? - спросил Этьен, когда слуга, налив вино, удалился.

- В самый раз. Я ещё не ложился сегодня, - пояснил я, наливая ему. - Как, впрочем, и ты.

На нём был тот самый шимранский мундир, в котором он был вчера, когда мы случайно встретились в "Трёх желудях". Впрочем, насколько случайно - это было теперь не таким уж простым вопросом.

В ответ на мои слова Этьен засмеялся - не так громко, как вчера в таверне, - и совсем мальчишеским жестом взъерошил свои буйные чёрные волосы. Я никак не мог к ним привыкнуть - всё казалось, что передо мной не тот, или не совсем тот Этьен, которого я когда-то знал.

- Да, ты прав. Я тоже сегодня ночь проторчал на ногах... под твоими окнами, мой милый друг, - ухмыльнулся он.

Я недоумённо моргнул.

- Ты простоял под воротами... всю ночь?!

- Я же не знал, когда ты вернёшься. Уходя к императору, ты казался таким занятым. И что-то говорил об отъезде. Я боялся тебя упустить.

Почему мне не нравилось то, как это звучало? То, как он смотрел на меня, говоря это: в упор, слегка исподлобья, посверкивая белками глубоко посаженных глаз? Мысль, которая уже приходила ко мне ночью, пока я томился в предпокое императорского зала заседаний, вернулась, окрепла и превратилась в убеждение.

Я отставил бокал, который не успел пригубить, и сказал:

- Этьен, давай начистоту.

- Давай, - легко согласился он - и откинулся в кресле, раскинув руки - вот он, мол, я, весь с потрохами, невинный, как ягнёнок. Он всегда был немного позером.

- Вчера ты сказал, что появился в Сиане почти случайно...

Он кивнул, насмешливо глядя на меня. Моё убеждение окрепло окончательно. Оттого следующие слова прозвучали довольно сухо:

- Прежде ты мне никогда не лгал.

- Эх, - вздохнул Этьен, подаваясь вперёд и подцепляя с тарелки с закусками листок шпината, - годы меняют нас не к лучшему, верно?

- Говори за себя. - Мне не хотело быть с ним резким, мы слишком давно не виделись, но меня в самом деле злило, что он принимает меня за дурака. - Ты ещё, небось, станешь утверждать, что ни сном ни духом о делегации посланников от твоего друга Агилойи. И то, что вы оказались в Сиане одновременно - чистой воды совпадение.

- Агилойя мне не друг, - проговорил Этьен. - Уж точно не больше, чем Аугусто, наш император-бастард - друг тебе.

- Этьен, - сказал я очень спокойно, - прошу тебя, следи за своим языком.

- А не то что - укоротишь мне его? Может, вызовешь на дуэль? - он снова расхохотался. - Ты всё тот же, Леон, всё тот же. Так же убийственно серьёзен в том, что вдолбил себе в голову. К слову, ты, должно быть, частенько дерёшься на дуэлях? За честь прекрасных дам и императорского рода, всё такое?

- Нет. Нечасто.

- Что же так - трусишь?

Я помнил этот его напор - беззастенчивый, бесцеремонный, порой бестактный напор, с которым он высказывал своё пренебрежение к тому, что мне казалось важным. Так он когда-то высмеивал мою полудетскую ещё, едва зарождавшуюся любовь к Элишке. Тогда я не держал на него за это зла.

Но теперь он был человеком Агилойи.

- Что тебе нужно в Сиане? - прямо спросил я.

Он наклонился вперёд, над столом, оказавшись ко мне очень близко, и сказал, глядя мне прямо в лицо, коротко и просто:

- Ты.

Отчего-то я вспомнил, как он схватил повод моего коня. Тот взбрыкнул перед его лицом, и я принял это за простую предосторожность. Теперь я подумал, что, может, это было чем-то ещё.

Собрав внутреннюю силу в кулак, я попытался прощупать его. Где там - бесполезно. У меня никогда это не выходит с одним человеком. С десятками - легко, ещё легче с сотнями. Но когда мы один на один, я ограничен простыми человеческими ощущениями - так же, как он.

- Объяснись, Этьен.

- А что тут объяснять? Я приехал за тобой. Его милость граф Агилойя хочет тебя в свои ряды. Он знает про твой "боевой взор", мой бедный старый друг.

Я совершенно уверен, что сумел скрыть потрясение. Быть может, в те дни я был наивнее, чем большинство моих сверстников, но владеть собой умел - этому волей-неволей учишься, живя при императорском дворе. Я знаю, что на моём лице не дрогнул ни один мускул, знаю, что взгляд остался твёрд и холоден. Но внутри, в глубине души, я был изумлён. Не более пяти человек во всей Вальене знали о странном и малопонятном даре лейтенанта Сильване. Один из них был император, другой - Риграна, глава тайной канцелярии. Мне под страхом смерти было запрещено распространяться о том, какие услуги я вольно или невольно оказываю императору. Даже Элишка не знала... Никто не знал.

Как это дошло до Агилойи? Утечка информации в тайной канцелярии - ничего другого мне в голову не приходило. Впрочем, не столь важно сейчас, как именно он узнал. Важно, чем это теперь обернётся - для моего императора, для Вальены и для меня.

- О чём ты думаешь? - с любопытством спросил Этьен. Он смотрел на меня, а я - поверх его плеча, пытаясь понять, как лучше всего себя повести в такой щекотливой ситуации.

- О множестве разнообразных вещей, - проговорил я почти рассеянно. - Вот что-то некстати вспомнился император Рувана Ринальд Второй, в давние времена жаждавший заполучить в свои ряды Фернана Риверте. Запамятовал, говоря по правде, чем там дело кончилось.

Этьен хлопнул ладонью по колену и расхохотался.

- О нет, Леон, не говори мне, что ты всё ещё бредишь этим Риверте! Я помню, как ты в пансионе зачитывался его трудами по тактике. А я тебе всё вдалбливал, что это не он их написал. В те времена большинство дворян вообще не умели писать.

- Он умел, - сухо сказал я. - Я стал несколько старше, Этьен, и смотрю на мир несколько более трезво, хотя по-прежнему считаю Риверте великим человеком. Это он сделал Вальену империей, которую ты и твой хозяин-смутьян всеми силами пытаетесь свести в могилу.

Я думал стереть этими словами улыбку с его лица, но она стала только шире.

- Великий человек Риверте шёл на всё, чтобы достичь желаемого. Он ничем не брезговал, Леон, и в те времена смута стояла ещё не такая, как в нынешние. Ты знаешь это не хуже меня.

- Да. Но эта смута была неизбежным брожением перед объединением разрозненных княжеств в великую страну. Твой Агилойя теперь отламывает куски от того, что стало единым целым.

- Спроси у шимранцев, Леон, согласятся ли они с тобой? - проговорил Этьен, и впервые с того мгновения, как я увидел его в этой новой для нас обоих жизни, его лицо и голос были холодны и совершенно серьёзны. - Спроси Хиллэс и Руван, в котором был вырезан весь цвет дворянства, считают ли они себя единым целым с Вальеной. Спроси, какого императора они хотят - тирана, который будет душить в них всё, что столетиями до нашего прихода было частью их культуры, или того, кто даст им свободу быть самими собой?

- Ну ты даёшь, - я покачал головой в непритворном изумлении. - Вот уж никогда не думал, что дождусь от тебя таких патетических речей. С каких это пор тебя волнуют судьбы угнетённых народов?

- С тех пор, как о них волнуется тот, кто набивает мой карман, - широко улыбнулся Этьен. - Чёрт, ты меня знаешь как облупленного, ну да я и не надеялся тебя провести. Агилойя собирается освободить провинции, Леон, поэтому они поддержат его. Все они, каждая без исключения. Сейчас это неочевидно, но пройдут какие-то полгода...

- И именно поэтому Агилойя прислал императору послов, лебезящих перед ним? - резко начал я - и осёкся. Ну конечно... именно поэтому. Этьен снова улыбнулся мне, почти мягко.