— Насморка я не боюсь, — сказал Альберт, поглаживая свои крысиные усики.

— Ты такой храбрый, Бертик, — сказала Вера, смотря на Бомаршова влюбленными глазами.

— Скажите, а вы не были водолазом? — спросила Надя Мартына. — Вам полагается медаль «За спасение утопающих». Об этом должна похлопотать Вера.

— Говоря откровенно, похлопотать должны и вы, Надя, — не выдержал Юрий. — До того как Мартын увидел вас, он столь героических поступков не совершал.

И кто знает, какой бы оборот принял этот обмен мнениями, если бы около них не раздался официальный голос:

— Простите, гражданин! Я вас предупреждал: купаться в пруду нельзя! Прошу уплатить штраф!

— За что? — удивился Юрий. — Один из всех рискнул броситься на спасение, а вы его же и…

— Большинство граждан — местные жители, — сказал милиционер, — они знают, что утонуть в этом водоеме невозможно.

— Тогда и Альбертика штрафуйте, — сказал Мартын добродушно, — в компании как-то веселее.

— Я не купался, я тонул! — возмутился Альберт. — И кроме того… кроме того… у меня из кармана выпал паспорт. И утонул. Верусик, как же мы теперь пойдем в загс?

— Человек без паспорта, — заметил Юрий, — имеет мокрый вид…

— Товарищ Бомаршов, — почтительно произнес милиционер, — в воду не влезали. У них, глядите, даже брюки сухие. А насчет утопленного документа не тревожьтесь. Выдадим новый в обычном порядке.

— Паспорт можно вернуть, — усмехнулся Юрий. — А как быть с утерянной репутацией храбреца?

— Скажите, Надя, — спросил Мартын, — ваше бюро возвращает потерянную репутацию?

— Теряйте — заходите, — лукаво ответила Надя. — Но боюсь, что ничем помочь не сможем.

— А вас, — бодрым голосом сказал Мартыну милиционер, — прошу уплатить десять рублей.

Мартын улыбнулся виновато-чарующей улыбкой. Милиционер ответил ему тем же… Тогда Благуша покорно достал из кармана бумажник, уплатил десятку из командировочного фонда, а квитанцию в негодовании бросил наземь.

— Стоп! — сказал Юрий. — Ты сделал первую ошибку, когда отдал червонец, а вторую — когда бросил квитанцию. По этой самой квитанции я получу деньги назад. Товарищ милиционер, пойдемте в отделение. Там мы с вами выясним, как применять постановление горсовета от двадцать восьмого апреля…

— Да не журись ты, Юра, из-за десятки, — небрежным тоном бросил Мартын.

— Штраф вместо медали — нет, этого я так не оставлю! Не поминайте лихом. Встретимся через полчаса, ну хотя бы на горке.

Эскортируемый милиционером, Юрий отбыл в отделение.

Альберт вытянул шею, будто силился кого-то разглядеть поодаль, и сразу же заторопился.

— Мне пора домой. У нас сегодня гости, и мне нужно переодеться. Ты со мной, дорогая?

— Да, — сказала Вера, — поедем.

И они ушли.

Мартын и Надежда долго молчали. Благуша, видимо, понимал, что рыцаря из него не получается. Лучшим выходом было покинуть это роковое место.

— Знаете что, Надя, — наконец прервал молчание Благуша, — здесь столько народу, что сохнуть у всех на глазах просто неприлично. Да и студено что-то после ныряния. Давайте устроит пробежку до конца аллеи, на горку. Добре?

— Идет! — согласилась Надя.

Финиш состоялся у маленькой, увитой плющом беседки. Надя прибежала к беседке первой и целую минуту ждала Мартына.

— Что значит узкая специальность, — запыхавшись, произнес Благуша. — Я левой рукой могу сто раз выжать швейную машинку, а вот бег на средние дистанции не моя стихия!

С вершины холмика был виден клочок массового поля. Там все вертелось, кружилось, сверкало огнями. Здесь же было тихо, и луна светила так, будто ей перед этим прочитали инструкцию «Как добиться максимального эффекта в освещении Земли ночью». Из беседки доносились звуки поцелуев.

— Гарно! — сказал Мартын. — Пойдемте посидим.

Но осуществить этот замысел оказалось не так-то легко: все скамейки были заняты влюбленными. Когда Надя и Мартын проходили мимо, то парочки делали вид, что беседуют о выполнении квартального плана и о понижении себестоимости продукции. Попадались и смелые люди: те целовались, невзирая на окружающих.

Наконец место было найдено. Над обрывом, среди старых лип притаилась какая-то древняя, еще допарковых времен, скамья. Ближайшее к ней дерево было покрыто червонными тузами и стрелами, а также инициалами нескольких поколений влюбленных.

Мартын и Надежда подошли поближе к скамье и вдруг обнаружили в тени деревьев двух тихо переговаривающихся людей. Оба были в масках: один — Поросенок, другой — Чайник.

— Так по рукам? — покачиваясь, спросил Поросенок. — Я тебя з-за-зывал, я тебя и осчастлив-влю-лю…

— А д-дач-чку построить пом-можешь? — в свою очередь, вопросил Чайник. — А насчет б-балансика не беспокойся…

Мартын рассеянно прислушался. «Где я слышал эти голоса? Постой, постой… А не те ли это заговорщики, за которыми охотился наш Юрий Холмс?..»

Поросенок и Чайник, заметив посторонних, испуганно икнули и, поддерживая друг друга плечами, быстро-быстро зашагали куда-то в сторону.

«Остановить?.. Спросить?.. А ну их!.. Не до этих мистических разговоров сейчас…»

Мартын обернулся к Надежде. Полянка подле скамьи лучилась от серебристого света. Луна, небесный прожектор, была направлена прямо на них. Мартын поймал себя на мысли, что Надя, конечно, гораздо красивее Веры: у той много искусственного: крашеные ресницы, губы. Хотя Вера с первого взгляда привлекает больше внимания.

— Сколько сейчас времени? — нарушил молчание Благуша.

На черной от загара Надиной руке серый ремешок часов казался почти белым.

— Тридцать пять минут двенадцатого.

— Мы с вами знакомы, Надя, ровно пять суток три часа и двадцать минут…

Надя засмеялась. Смех был ей к лицу — она становилась еще красивее. В ее больших глазах дрожали две маленькие луны.

Мартын попытался было найти в Наде какой-нибудь недостаток и обрадовался, обнаружив, что она немного курноса. Но через мгновение именно нос начал ему нравиться больше всего.

— Бывают в жизни моменты, — сказал Благуша, — когда я жалею, что моя профессия — оператор-документалист.

Есть же такие счастливцы, которые снимают лирические фильмы.

— Если бы зрители учились у кино любить, — сказала Надя, — то самое слово «лирика» давно бы было забыто.

— Вот они! — послышался голос. — Воркуют!

Двое студентов с полупогончиками горного вуза на плечах подошли к скамье.

— Простите, — сказал широкоплечий, — мы бы не вмешались в ваши личные дела, но есть важные обстоятельства.

— А ведь это не она, — сказал худощавый, — не невеста Бомаршова. Та в другом платье… Но похожа-то как! Вы сестра той девушки, на которой женится Альбертик? Да? Я вас видел всех вместе у пруда!

— Что вам, собственно, нужно? — грозно забасил Мартын.

— Вот, ознакомьтесь с документиком, — протянул Наде записку широкоплечий. — Пусть семейство Калинкиных будет в курсе.

Надя быстро пробежала послание.

— Ах вот как! Это же Леля пишет, верно?

— Верно, — подтвердил худощавый. — Какая девушка из-за этого пижончика чуть не пропала! А вы еще самоотверженно спасали такого типа, — сказал он Мартыну. — Его не спасать надо было, а совсем наоборот.

— Будет очень хорошо, — сказал широкоплечий, — если вы доведете содержание письма до сведения вашей сестры! Все честные люди должны действовать сообща… Ну, простите великодушно!

— Прощаем.

И студенты удалились.

— Як не вертись, собака, а хвист ззаду, — сказал Благуша.

— Конечно, я все расскажу Вере, — произнесла Надя, — но она мне не поверит. Скажет: «завидуешь, клевещешь». Но для нас с мамой это очень важно… Мы найдем Лелю через институт…

Мартын с нежностью смотрел на Надю.

«Ах, какая девушка! Решительная, тонкая, красивая!.. А ведь совсем на-днях я ее не знал, — думал Мартын. — А сейчас готов сделать для нее что угодно… Но что? Взять и носить на руках по всему парку? Или влезть на дерево, как герой одной юмористической повести? Глупо!»