Сигер стиснул несуществующие зубы и рванулся вверх. Боль попыталась скрутить его, сервомеханизмы делали то, что им велят, и киборг ухватился за самую верхнюю балку. Свет, отраженный от металлического корпуса звездного ныряльщика, на мгновение ослепил видеокамеры Сигера, когда огромный космический корабль двинулся в его сторону. Два желтых стробофонаря отмечали положение маленьких одноместных буксиров, которые прилепились к звездному ныряльщику, будто две пиявки, и толкали его на место.

— Сигер! Смотри!

Голос принадлежал Мари. Она тоже выбралась на верх каркаса и указывала налево. Робоглаз увидел корабль и прятался в тени вертикальной балки, наблюдая за происходящим. Он был примерно посередине между киборгами, и они словно по команде двинулись вперед.

Поначалу робошпион никак не отреагировал, словно он настолько увлекся сбором информации, что не обращал внимания ни на что другое. Но это было не так.

Мини–ракета ударила Мари в живот и разорвала ее пополам. Робошпион, легковооруженный по сравнению с летучими коконами, с которыми киборги сталкивались раньше, все же имел зубы.

Сигер ответил собственными ракетами и зарядом из энергетической пушки. Мощный взрыв на долю секунды осветил всю рельсовую установку, к огромному удовольствию киборга. Голос Мари вернул Сигера к реальности. Хотя ее тело развалилось надвое, мозговой ящик был цел и медленно падал к поверхности астероида.

— Смотри! Робошпион что–то запустил!

Сигер выругался. Она права. Маленький контейнер, размером с обычный теннисный мяч, уносился прочь от места взрыва. Не было сомнений, что этот шарик содержит память робошпиона и направляется домой.

Сигер поднял лазер, переключил камеры на максимальное увеличение и попытался увидеть то, что они ему показывали. Температура тела поднялась уже до ста шестидесяти трех градусов по Фаренгейту. Примерно при ста семидесяти градусах начнут отказывать основные системы. Боль была настолько сильной, что казалось, его голова сейчас взорвется.

Лейтенант Умай орал в его ушах:

— Сигер! Какого черта ты там делаешь? Никто не разрешал тебе стрелять. Спускайся немедленно, дьявол тебя раздери!

Шарик поднялся ввысь, солнечный свет блеснул на его полированной поверхности, и киборг прицелился. Вести его… вести его… вести… огонь!

Голубой луч протянулся к модулю памяти, коснулся его и взорвал.

Сигер увидел вспышку, поблагодарил Бога и позволил боли скрутить себя.

Жернова войны поворачиваются медленно и много жизней перемалывают под своей тяжестью.

Мило Нерлон—Да

«Жизнь воина» 1703 ст. г.

Планета Альгерон, Империя людей

Начался еще один короткий период темноты. Два воина, один из которых был братом Сладости Ветра, шагали перед Були, и еще два шли сзади. Охранники служили гарантией, что Були явится на заседание совета. Было бы крайне неловко, если бы он не явился, и Твердый не собирался рисковать. Воины несли над головами факелы. Факелы чадили. Вдохнув их едкий дым, легионер закашлялся.

Впереди показалось отверстие. Були увидел, что скала вокруг входа в туннель вырезана в виде пасти мифического зверя. Поверху шли острые как бритва зубы, справа и слева изгибались клыки, а в ущелье выдавался язык. В мерцающем свете факелов пасть выглядела как настоящая.

Легионер ни разу не проходил через это место во время своих блужданий и удивился, как такое могло случиться. Может, днем наа закрывали туннель какой–нибудь маскировочной сеткой? Ну, вряд ли они скажут.

Стреляющий Метко со своим товарищем поднялись по каменным ступеням и остановились на языке зверя, ожидая, когда Були догонит их. Воин подтолкнул его в спину, и легионер стал подниматься.

Туннель имел овальную форму, и пол был гладкий от множества прошедших здесь ног. В стенах были высечены вертикальные канавки, чтобы туннель напоминал горло зверя. Охранники уверенно шли вперед. Температура понизилась, и на каменных стенах появилась влага.

Були увидел, что эта красновато–коричневая жидкость захватывается канавками, направляется в сточные желоба и отводится через пробитые для этой цели отверстия. Отверстия, сделанные примитивными ручными орудиями и реками пота. Эта система была точна, логична и, как почти любой водопровод, совершенно не опасна. Так почему же страх забил в нем ключом? Почему него так пересохло в горле? И почему его так непреодолимо тянет оглянуться? Ответ был прост: существа, которые в стародавние времена расширили и довели до совершенства этот туннель, пропитали камни своей энергией. Були казалось, будто все они здесь, будто их глаза смотрят на него из темных щелей, а их мозолистые жесткие пальцы готовы сомкнуться у него на шее.

Стреляющий Метко повернулся. Свет факелов блеснул в его глазах.

— Осторожно, не упади.

Предупреждение было вполне своевременным. Були сделал шаг, и его нога провалилась вниз. Оказывается, тут лестница. Ступени были широкие, высеченные из цельной скалы и стертые к середине.

Легионер спросил себя, как давно здесь эта лестница и сколько ног ступало по ней? Чувствовалось, что туннель старый, очень старый, и существует, возможно, уже тысячу лет.

Течение более теплого воздуха коснулось лица Були. Послышался низкий гремящий звук, напоминающий литавры Легиона. Он раздавался через равные промежутки времени, будто биение огромного сердца, и добавил еще одну зловещую ноту в окружающую обстановку.

Були подавил страх, убеждая себя, что это лишь еще один элемент в тщательно поставленной пьесе, но его сердце все равно забилось быстрее, а на лбу выступил пот. Легионер вытер его.

Лестница повернула вправо, снизу просочился свет, и гремящий звук стал громче. Аромат курений защекотал его ноздри, и впереди появилось овальное отверстие. Були вошел туда вслед за охранниками. Сразу за входом Стреляющий Метко остановился, показал человеку сделать то же самое и дал ему знак молчать.

Пещера была огромной. Потолок дугой уходил вверх и терялся в темноте. Его поддерживали толстые каменные колонны, богато украшенные резьбой. В специально вырезанные щели были вставлены факелы, которые освещали рисунки.

Були увидел стаи диких пуков, горы, покрытые снегом, стада шерстистых дутов, облака, сплетенных змей, стремительные реки и много–много другого. Каждый образ сплетался с остальными, и они все вместе соединялись, чтобы поддерживать потолок или небо.

Казалось, эти изображения свидетельствуют о понимании того, как устроены экосистемы, о понимании того основополагающего единства, которое делает жизнь возможной. Но это было человеческое толкование Були. Художниками были наа и, значит, могли вложить в рисунки совсем другой смысл. Или никакого вообще.

Дно пещеры плавно спускалось к сцене, которая находилась в самом низу, более чем в ста ярдах от входа. Поверхность под ногами легионера была слишком ровной, слишком гладкой, чтобы быть естественной, и Були подумал, какой же гигантский труд потребовался, чтобы раскопать и выровнять ее.

Сотни и сотни гладкоголовых наа сидели, скрестив

ноги, на полу. Большинство пришло из–за пределов деревни. Они сами были вождями и собрались вместе, чтобы принять участие в совете племен. Их внимание было сосредоточено на сцене, и Були видел почему.

Во–первых, кресла совета. Они были вытесаны из цельного камня и выглядели очень неудобными. Три кресла стояли по бокам, а одно, чуть повыше, находилось в центре. На нем восседал Дальнепуть Твердый. Он, как и остальные члены совета, был одет в красочную мантию. Церемония уже началась, возможно, что–то вроде благословения, и стоящая на сцене древняя старуха бросала щепотки какого–то порошка в жаровню и пела заклинания.

Но кресла, члены совета и церемония были ничто по сравнению с массивным и ныне уже устаревшим бойцом I, который стоял с левой стороны сцены, и равно впечатляющим бойцом II, который стоял справа. Оба стояли навытяжку и совершенно неподвижно. Их видеокамерные глаза светились как рубины, пристально глядя на зрителей.