— Будем считать, — подытожил Лазо, — что генерал Розанов нам помог. Он не стал обращаться к японцам, захотел справиться своими силами. Представляю, как японцы злятся на него!

— Но «союзники»-то! — напомнил Цейтлин.

— Конечно, пока японцы вынуждены с ними считаться. Но надолго ли, вот в чем вопрос?

Принесли свежий номер «Коммуниста», тут же прибежал связной с запиской Медведева: председателю земской управы требовалось срочно увидеться с «большевистским дипломатом» Цейтлиным.

— Что-то у него случилось, — высказал Роман догадку.

Разворачивая газетный лист, Сергей Лазо с удовольствием вдохнул запах типографской краски. На первой странице помещалась его статья «Япония и Дальний Восток». Он быстро пробежал ее глазами. Строчки, которые рождались в одиноком размышлении, при свете коптилки, теперь, набранные шрифтом и оттиснутые на бумаге, уже казались чуточку чужими, не своими. В статье он говорил о том, что японцы явно наращивают военные силы и собираются оккупировать Приморье, как они это сделали недавно с Кореей. Сопротивление американцев? Нет, вряд ли они будут мешать.

Перечитав последний абзац статьи, Сергей раздумчиво почесал висок. «Дальневосточный областной комитет Российской коммунистической партии (большевиков) смотрит на себя как на один из отдаленных отрядов, осуществляющих политику Совета Народных Комиссаров в Москве и руководящих борьбой с внешней и внутренней реакцией на Дальнем Востоке…» Признание откровенное! Впрочем, генерал Оой не слеп и сам видит все, все понимает. Зато наши люди, прочитав статью, проникнутся уверенностью: Советская власть в Приморье существует и активно действует. А это — главное…

Они поговорили с Всеволодом Сибирцевым о подготовке к всеобщей забастовке. Парализовав жизнь города, рабочий класс окажет большую помощь партизанам и солдатам. Недавно, в начале января, забастовка прошла блестяще… Сибирцев пожаловался на пестроту в составе Центрального бюро. Во Владивостоке сейчас действовало несколько десятков профессиональных союзов. Имелись такие, о которых он не имел и представления: курьеров, швейцаров, сторожей, домашней прислуги. Но тон, конечно, задают металлисты и портовые грузчики.

Вернулся из областной управы Цейтлин. Он доложил, что Медведев получил решительное заявление японцев. Генерал Оой извещал председателя управы, что командование императорской армии поставлено перед необходимостью принять решительные меры. Если партизаны начнут боевые действия в зоне расположения японских войск (это касается и беспорядков в белогвардейских гарнизонах), то японским частям будет незамедлительно отдан приказ выступить. Грозное заявление! Никто не сомневался, что японцы откликнутся на события в егерском полку. В ожидании новых происшествий они положили палец на курок. Если говорить откровенно, то заявление составлено не столько для управы, сколько для консульского корпуса. Это была дань той зависимости, которую генерал Оой еще испытывал от присутствия в Приморье «союзников», ну и в какой-то мере перед так называемым мировым общественным мнением.

— А нервничают, — заметил Всеволод Сибирцев. Хитровато щурясь, он теребил отросшую бородку. — Представляю, как им хочется поскорее спровадить домой американцев.

— Мне еле удалось успокоить Медведева, — рассказывал Цейтлин. — Но ясно одно: японцам сейчас достаточно любого шального выстрела. Плевать они хотели на то, что о них скажут! Посмотрели бы вы, что делается в городе. Патрули усилены, отряды движутся к вокзалу, в порт. Это бросается в глаза.

— А на что у нас управа? — возразил Лазо. — Надо потребовать, чтобы Медведев срочно направил протест. Пусть Оой ответит, на каком основании он захватывает город. Причем протест надо составить в сильных выражениях. Нечего с ними миндальничать!

Цейтлин в сомнении покачал головой.

— Не согласится Медведев. Он и без того…

— Это его право — протестовать. Это даже его обязанность! Власть он или не власть? Поезжайте к нему и уговорите. Заставьте, наконец!

В окошках уже серели сумерки. День пролетел незаметно. Кто-то поставил перед Сергеем кружку с кипятком. Отламывая кусочки черствого хлеба, он бросал их в рот и запивал. Вкуса еды он не чувствовал. Голова горела. Всем существом он ощущал, что обстановка накалилась до предела, чаши на весах колеблются, сейчас важно и не тянуть, но в то же время и не допустить оплошности.

Беспрерывно поступали сообщения из Спасска, Сучана, Охотска, Шкотово, Каменки. Солдаты, не встречая сопротивления, арестовывали офицеров, захватывали пулеметы. Переворот пока совершался без капли крови. Оставался один Владивосток.

Гарнизон города был полностью на стороне большевиков. Исключение составляли отряд гардемаринов и 1-й батальон инструкторской школы, которые прибыли с Русского острова для расправы с егерями. Эти части расквартированы в городе. Генерал Розанов оставил их для собственной охраны. Правда, в любую минуту он мог затребовать подкрепления с Русского острова. Только там еще находились части, на которые ое мог положиться.

Если Владивосток называли Петроградом Дальнего Востока, то Русский остров был его Кронштадтом, Запирая вход в бухту Золотой рог, он имел важное стратегическое значение. На острове находились офицерская школа, готовящая кадры для колчаковской армии, курсы унтер-офицеров, казармы гардемаринов. Начальник офицерской школы полковник Пешков — ярый монархист, под стать себе он подобрал и преподавательский состав. В гардемаринские классы, как правило, зачислялась только «золотая молодежь». Именно этими силами генерал Розанов быстро и без пощады подавил в прошлом году мятеж авантюриста Гайды.

Гарнизон Русского острова представлял опасную силу. Он мог сыграть и роль провокатора: начать боевые действия и обратиться за помощью к японцам. А тем только того и надо!

— Надо послать на остров человека, — предложил Лазо. — В конце концов, они же русские люди! Для кого они хотят таскать каштаны из огня?

— Они там разорвут любого, — заметил Вишлин. — Этот народ я знаю. Не дадут и рта раскрыть.

— Я отправлюсь туда сам, — объявил Лазо.

В комнате наступило молчание. Стало слышно, как потрескивает фитиль лампы. Проклятые лавочники подливают в керосиновые бочки воду.

— Че-пу-ха! — отрезал Всеволод Сибирцев. — Кто тебя пустит? Это чистейшее безрассудство.

Сергей усмехнулся.

— В их злость я верю. Но возьмите в расчет и другое. Представьте себя сейчас на Русском острове. Дальше отступать некуда — океан. А за спиной — страна, народ, родные, близкие. Ну? На что же они надеются? На чудо? Глупости. Это народ бывалый и все понимает. Какие уж чудеса!

— Все равно никто тебя не пустит, — заявил Сибирцев. — Ты нужен здесь. Ты представляешь… если вдруг…

— Опасно, да, — согласился Сергей. — Но какой выигрыш! А у японцев, по существу, это сейчас единственная надежда.

— Мальчишество, больше ничего… — продолжал упорствовать Сибирцев.

Их спор прервал вернувшийся Цейтлин. Лицо его сияло. Старик Медведев на удивление легко согласился подать протест японцам. Больше того, он предложил немедленно отправиться к генералу Оой и пригласил с собой Цейтлина. Председатель управы, как видно, вошел во вкус своего «премьерства». Японский командующий поманежил посетителей в приемной, однако при разговоре рассыпался в любезностях и, выслушав протест, предложил создать совместную комиссию для разбора всех спорных вопросов, которые могут возникнуть в дальнейшем. Настроен он был самым миролюбивым образом и старался дать понять, что верит в дружбу и сотрудничество.

Слушая рассказ, Сергей Георгиевич слегка покачивал головой. Странно, странно… Генерал Оой и эдакая покладистость! Что-то тут не так. Естественней выглядели бы раздражение японского генерала, даже гнев, угроза. Но нет — улыбочки… Сомнений не оставалось — японцы что-то замышляют и по своему обыкновению ловчат, отводят подозрения.

— Сладко поет, — заметил Лазо и вспомнил недавно прочитанные шифровки от товарищей с «той стороны». Показное дружелюбие генерала его нисколько не обманывало. Самая обычная лукавость! — Нам следует помочь Медведеву еще в одном. Как только произойдет переворот, управа выступит с обращением к народу. По сути дела, это наша программа…