Именно сейчас, в эти минуты, где-то спешно совещаются. Генерал Вериго, конечно, тут же поехал к генералу Розанову. Конечно, надеются справиться своими силами. Если разобраться, прямого бунта нет, всего лишь неподчинение приказу… Любопытно, чей это был приказ: отобрать оружие?
Именем Военревштаба полковому комитету егерей приказывалось не теряя ни минуты вынести резолюцию о том, что солдаты признают законной властью в Приморье не атамана Семенова и не генерала Розанова, а областную земскую управу. Резолюция должна быть немедленно послана председателю управы Медведеву (угол Светланской и Алеутской), чтобы он содержание резолюции сообщил представителям «союзников». В дальнейшем егерям предлагалось не предпринимать активных действий и занимать чисто оборонительную позицию.
«Медведев, Медведев… Сообразит, конечно, какой пороховой момент, и примется тянуть, волынить, выторговывать уступки. Старый заслуженный эсер, к большевикам у него непримиримое отношение. Столько лет стычек, самой откровенной вражды! Уж он не упустит возможности посчитаться за прежние поражения.
Переговоры с председателем земской управы лучше всего поручить Роману Цейтлину, человеку мягкому, обходительному, с дипломатической жилкой. У него поразительная способность выслушивать все, что бы ни говорилось, с тихой, вежливой улыбкой, сохраняя ровную доброжелательность. Медведеву его не сломить, не переговорить. Распетушится на первых порах и быстро выдохнется. Тут его Роман и дожмет…»
Поручение Военревштаба изумило Цейтлина.
— Сергей Георгиевич, но не такой же уж дурак Медведев! Старый зубр, на политике все зубы съел. Думаете, он не понимает, что попадает между молотом и наковальней? С одной стороны — японцы, с другой — мы. Ему сейчас выгоднее отсидеться в стороне. Двое дерутся, третий не лезь!
— Хватит, посидел! — отрезал Лазо. — Бейте на патриотизм. Розанов — бандит, он это знает лучше нас. Японцы — оголтелые враги России. За что же он боролся до седых волос? Припомните ему все лозунги: Россия, родина, народ. Управе вручается власть в крае. Когда он еще этого дождется?
Цейтлин поежился.
— Власть-то уж больно… того… ненастоящая.
— Убедите его, что все воинские части признают только власть земской управы. У него на руках уже должны быть обращения полковых комитетов. И он получит еще! Насчет этого уже отданы указания. А раз так, то управу вынуждены признать и «союзники».
— Ну, если только так…
— Теперь — самое главное. Как только Медведев согласится, пусть немедленно — слышите? немедленно, связывается с консулами. Егеря не хотят подчиняться только генералу Розанову, они целиком и полностью за власть управы. Медведев обязан взять их под защиту. И вообще ему следует держать с консульским корпусом постоянную связь. Японцев надо поставить перед лицом всего мира. Кстати, пока вы будете уламывать Медведева, я сяду и набросаю обращение к консулам. Что бы ни происходило у нас в городе — это наше сугубо внутреннее дело. Вмешаться, как вы понимаете, могут только японцы. Так вот пусть «союзники» и придерживают их. Все-таки с ними японцы еще вынуждены считаться…
Разговор с Цейтлиным занял совсем немного времени, но, вернувшись домой, в свою каморку, Сергей Лазо застал нескольких связных и у каждого — экстренное сообщение.
«Какое все-таки неудобство, что нет помещения для штаба! Необходим и телефон… Когда мы сможем наконец работать и не думать об опасности? Столько времени теряется напрасно!»
Из Спасска сообщали, что в городе произошло настоящее сражение. Отряд партизан напал на колчаковский гарнизон. Борисов, командир партизан, разбил отряд на четыре группы. Первая группа, незаметно просочившись в город, перерезала телеграфные провода, другая напала на караульное помещение, третья блокировала японский бронепоезд, чтобы он не пришел на помощь колчаковцам. Сам Борисов возглавил атаку на казармы солдат. Бой вышел коротким, солдат удалось разоружить. Захвачены трофеи: 700 винтовок и 600 ручных гранат, пулемет «максим», много патронов. Японцы, услышав стрельбу, всполошились, но их удалось убедить, что вмешиваться не нужно.
Возле станции Шкотово 2-я рота Дальневосточного полка напала на белогвардейский бронепоезд «Единение России». Команда сухопутного броненосца не оказала ни малейшего сопротивления. Бронепоезду присвоили новое название: «Освободитель». Стальная крепость на колесах под красным флагом двинулась на станцию Угольная, откуда начиналась Сучанская ветка железной дороги.
Вокруг Владивостока бушевало настоящее половодье народной войны. В Никольске-Уссурийском солдаты гарнизона объединились с партизанами и с красными знаменами вступили в город. Без единого выстрела был занят Иман. Сложили оружие белогвардейские гарнизоны в Гродеково, Раздольном, Черниговке.
Ночью, собравшись у Лазо, члены Военревштаба пришли к выводу, что пробил решающий час. Стихийные выступления партизан и воинских частей требовали постоянного руководства. Сейчас дорога была каждая минута. У подпольщиков имелось помещение, которое удалось уберечь от подозрения контрразведки даже в самые суровые времена. Это была скромная квартирка рабочего на Селенгинской улице, там многие месяцы находилось паспортное бюро. Туда, в две тесные комнатки, и перебрался военный штаб. Топилась печь, горела керосиновая лампа, усталые люди закусывали хлебом с кипятком, на железной коечке спал, засунув под подушку голову, Вишлин, — его, от усталости валившегося с ног, заставил лечь Сергей Лазо. «Отдохни, а то завтра будет слишком горячо. Пригодишься…» Сам Сергей сидел за простым кухонным столом и быстро писал.
Объявляется во всеобщее сведение, что в ночь на 26 января образовался объединенный оперативный штаб, составленный из представителей всех военно-революционных организаций г. Владивостока и его окрестностей. Всем воинским частям, комитетам и военным организациям с сего числа подчиняться только приказам, исходящим от объединенного оперативного штаба.
Утром в домишко на Селенгинской улице донеслись раскаты орудийных выстрелов. Вскочили на ноги. Всеволод Сибирцев застыл с непрожеванным куском за оттопыренной щекой. Он только что явился в штаб. Вчерашний день он провел в егерском полку, а всю ночь напролет совещался с товарищами из Центрального бюро профсоюзов. На 31 января пролетариат Владивостока готовил всеобщую забастовку.
Ударило снова, задребезжали в окошках стекла.
— Это в Коммерческом. По егерям…
Треснул винтовочный залп, простучала длинная пулеметная очередь.
— Неужели они не выдержали и отвечают?
— Товарищи, надо срочно разведать, — распорядился Лазо. — Не хватало нам еще!
— Но Медведев уже связался с консулами, — доложил Цейтлин, — «союзники» в курсе всех событий.
В помещение вбежал запыхавшийся Вишлин.
— Все в порядке, — доложил он. — Ничего страшною.
Выяснилось, что раздосадованный отказом егерей на ультиматум коменданта крепости генерал Розанов распорядился двинуть против бунтовщиков отряд гардемаринов и 1-й батальон инструкторской школы с Русского острова. Нападающие повели наступление по всем правилам и сначала открыли пальбу из орудий. То, чего опасались члены Военревштаба, не произошло: егеря проявили выдержку, с их стороны не раздалось ни единого выстрела. Ворвавшись в Коммерческое училище, гардемарины и инструктора разоружили егерей и по льду залива увели их на Русский остров.
Японцы пока не проявляли никакой активности. Роман Цейтлин уверял, что земская управа прямо-таки воодушевлена резолюциями воинских частей и с увлечением налаживает отношения с консульским корпусом. Самому Медведеву неимоверно льстит «всемирное признание» его кабинета, получившего наконец давно желанную власть во всем Приморье.