В погожие дни полянка оживала — сюда приходили полуголые ребятишки в сопровождении пожилого мужчины, кутавшегося в синее одеяло. Мальчики метали копья, прыгали через высокий камень, стреляли из лука, боролись и возились, катаясь по ярко-зеленой траве. Из лука целились не прямо в мишень, а пускали стрелу вверх, и она, описав траекторию, попадала точно в цель.

Иногда наведывались обнаженные до пояса девушки в коротких, выше колен передниках. У некоторых на плечах были цветные шали. Следом тянулись юноши, державшиеся особняком. Они забирались на дерево за орхидеями. Потом подходили к облюбованной девушке и украшали ее гирляндой прекрасных цветов.

Раза два приходили парочки. Юноша и девушка стояли рука об руку. Молчали, вздыхали. И здесь, оказывается, торжествовала любовь. Алекс отворачивался и уходил в полутемную пещеру. Ждал.

А сегодня ждать уже не было сил. Он осторожно раздвинул ветви, маскировавшие отверстие пещеры. На зеленой лужайке у ворот деревни толпилась группа полуголых людей. Они горячо жестикулировали, размахивали копьями, выкрикивали что-то.

Открывшийся кусочек жизни всколыхнул Алекса. Вон они, люди! Здоровые, энергичные, Стоят прямо под жарким небом. А за спиной его — мрачная, тесная клетушка. Он тянулся к людям из пещеры, рискуя свалиться вниз. Он все еще колебался. И не выдержал. Быстро спустился вниз.

Ноги мягко коснулись зеленого ковра травы. Алекс жадно вдохнул влажный воздух, развернул плечи. Закружилась голова, но только на мгновение.

Дикий вопль потряс полянку.

Перед Алексом была толпа, многоликая и необыкновенная. Одни кутались в куски темной грубой ткани, другие стояли в одних набедренных повязках, но у всех на голой груди болтались бусы. Темно-коричневые тела, мускулистые и дряблые, худые и упитанные, были покрыты причудливой татуировкой. У некоторых в волосах торчали перья с черно-белыми полосками, как у северо-американских индейцев.

Черные округлившиеся глаза в недоумении уставились на него. Алекс остановился в замешательстве. Он силился вспомнить приветствие, которому научила его Гаудили. Наконец, вспомнил:

— Нгахапайемаро!

— Хайо, хой! — выкрикнула толпа и повалилась ничком на землю, не смея поднять глаз.

Алекс стоял на пригорке. Черный плед, ниспадавший с его широких плеч, подчеркивал бледность лица, синеву глубоко запавших после болезни глаз. Яркое солнце освещало его статную фигуру. Он возвышался над ниспростертыми сиеми, как пришелец из неведомого мира.

Даже Гаудили, стоявшая среди своих коленопреклоненных людей, оцепенела от изумления. Потом встрепенулась и поклонилась Алексу. Нагнувшись к Гаро и Нгамбе, шепнула что-то. Нгамба пробрался через толпу и бросился в деревню. Гаро, поднявшись с колен, приблизился к Алексу и ввел его в круг почтительно склонившихся людей. Усадил его на большой барабан. Гаудили что-то резко выкрикнула, и люди выпрямили спины.

Алекс теперь мог подробно рассмотреть этих мускулистых крепышей. Обнаженные, чумазые, пропахшие потом и дымом костров, сидели они на корточках перед ним. Набедренные повязки из волокон камыша туго перепоясывали их талии, позавидовать которым могла бы любая модница. Но если модницы заботились о красоте фигуры, то нага беспокоились о душе. Затягивали покрепче пояс с тем, чтобы вредные флюиды, исходящие из земли, не могли проникнуть в голову — главное обиталище души.

Женщины в разноцветных шалях держались особняком. Круглолицые с узкими глазками-щелками дети выглядывали из-за их спин.

Из первых рядов поднялся крепкий сухой старик с реденькой бородкой — староста деревни Гамбия. Он был закутан в черное одеяло, отороченное в знак его сана красной полосой. Большие серебряные серьги растянули мочки ушей до самых плеч. Темные глазки, прищурившись, изучали, оценивали незнакомца. Пошептавшись с Гаудили, староста отступил назад.

Гаудили жестом заставила попятиться правое крыло толпы и указала пальцем вниз. Там лежали два мужских обезображенных трупа. Что-то холодное коснулось плеча, и Алекс вздрогнул. Оглянулся. Нгамба сзади протягивал ему винтовку. Это японский карабин! Вот здорово! Алекс схватил обеими руками оружие, щелкнул затвором: в патроннике был всего один патрон. Люди колыхнулись.

Зазвенел напряжением голос Гаудили:

— Хэйо, люди сиеми! Какое у него белое тело! А взгляните на его лицо! Оно ослепляет. Он весь, как утренняя заря. И глаза, как наше небо! Хэйо, люди сиеми! Он сын самих богов неба. Да, да! Мы молились, и он явился нам. У него ружье, посылающее громкую смерть. Ему вести воинов на убийц. Он отомстит за нас. Попросим его, сына богов, люди сиеми! Попросим хорошенько!

И она первая склонилась у ног Алекса, поцеловала край его пледа. За ней подошел, согнувшись пополам, староста и тоже приложился к пледу. Остальные, распростершись на земле и подняв над головой сложенные ладонями руки, раскачивались и тихо гудели.

Алекс невольно отшатнулся. Этого еще не хватало! Ему, советскому офицеру, оказывают почести, как какому-нибудь средневековому феодалу! Провалиться со стыда можно!

Но Гаудили сделала предостерегающий жест рукой.

— Скажи «да»! — чуть слышно шепнула она. — Это нужно нам, очень нужно…

Вот он, случай! Ему представилась возможность сделать добро для сиеми, спасших его от смерти. Разве он мог отказать.

— Я согласен. Только скажите: куда вести? На кого?

— Хо-хо-хой! — единодушное одобрение вырвалось из мощных глоток.

Словно вихрь сорвал мужчин с земли, закружил вокруг. Сверкали белозубые улыбки, блестели глаза, лоснилась смуглая, разрисованная татуировкой кожа, перекатывались упругие комки мышц.

К Алексу подвели мужчин из соседнего селения, пришедших в Мангло за помощью, они повторили ему свой рассказ. Недалеко от их деревни группа чужеземцев встретила охотников, возвращавшихся домой, отняла у них добычу и убила их. Предполагают, что убийцы — джапони. Чужеземцев немного — два раза по две руки, но у них ружья. Кража простой вещи считается у нага большим преступлением. Ограбить же охотника, присвоить его добычу способен только злейший враг. За это карают смертью, и все племя встает на защиту своих членов.

В это время староста деревни Мангло, умудренный жизнью Гамбия спрашивал у Гаудили:

— Что это за человек? Откуда взялся?

— Я молилась небу в священной пещере, и он явился мне. Он возродился из пепла сожженных качарами героев. Ты же видишь, как он бледен. Он горяч, но справедлив, ибо пепел мучеников жжет ему душу. Он убьет наших врагов, и мир придет на землю сиеми.

Староста глядел со страхом на устремленные вдаль пылающие глаза Гаудили, на ее вдохновенное лицо. Мудрый Гамбия онемел. Удивительные слова вождя отняли у него язык. Смысл их был загадочен и непостижим.

«Вот так отряд! Ну кто бы мог подумать, что Александр Громов будет командовать такими солдатами?» — усмехался он про себя, обходя строй живописных воинов.

Перед ним замерло два десятка самых крепких ребят по семнадцати-восемнадцати лет. Для боя все оделись в военный наряд. Он состоял из широкого пояса, изготовленного из кожи буйвола и украшенного рядами мельчайших бисеринок. К поясу подвешивался круглый щиток из полированной меди, напоминающий крышку кастрюли. Щиток призван отпугивать злых духов: увидев свое уродливое отражение в щитке, демон должен ужаснуться и убежать.

На многих были боевые шлемы, украшенные кабаньими клыками, лисьим хвостом и пером орла. Атрибуты эти имели символическое назначение: кабаньи клыки должны сделать воина храбрым, лисий хвост — хитрым, перо орла — быстрым. У воинов и прическа особая: голова с висков выбрита, по темени и затылку оставлена полоса жестких волос, похожая на гребень классического шлема. У каждого бамбуковое копье с металлическим наконечником, продолговатый щит и полуметровой длины нож — дах. А у некоторых — арбалеты и колчаны со стрелами.