говоре пунктов, касающихся побежденной Германии и Европы в целом.

Пока у власти стоял президент Рузвельт, США избегали бряцания оружием по адресу Советского Союза. Рузвельт признавал, что СССР — мировая держава, что положение ее прочно и устойчиво, что ни тявканье Черчилля, ни яростная ненависть его прихвостней не способны остановить роста и развития Советского Союза.

В период Тегерана и Ялты Рузвельт признавал, что советский народ заслужил право не допускать образования фашистских правительств вдоль границ своей истерзанной войной родины. Ненавидя фашизм, Рузвельт признавал справедливость советских требований о денацификации Германии и наказании немецких военных преступников. Рузвельт знал, что Советский Союз превыше всего желает мира и дружбы между народами. Единство «Большой тройки» и обращение с СССР как с равным партнером были поэтому руководящими принципами его борьбы за длительный мир

Не мщение, а демократический мир

Мысль о Тегеране и Ялте, о единстве «Большой тройки», и в первую очередь о сотрудничестве между Соединенными Штатами и Советским Союзом, согревала сердца миллионных народных масс. Советский народ надеялся на период взаимного доверия и дружбы. После ликвидации двух очагов мирового фашизма и мировой агрессии по окончании войны с Японией Сталин заявил в обращении к народу 2 сентября 1945 г: «Теперь мы можем сказать, что условия, необходимые для мира во всем мире, уже завоеваны» 1. Корреспонденты из Москвы и других советских городов сообщали о «всеобщем выражении дружбы и верности нашим западным союзникам» 2.

Отсутствие сотрудничества между союзниками после войны представлялось советскому народу непостижимым. Он верил торжественным декларациям, подписанным

1 И. В Сталин О Великой Отечественной войне Советского Союза, М, Госполитиздат, 1950 г, изд. 5-е, стр. 365

2 Ralph Parker, New York Times, May 26, 1944

Соединенными Штатами и Англией (равно как и СССР) во время — как ему казалось — общей борьбы против врага всего человечества. Но, даже оставив в стороне официальные декларации, мог ли любой народ, испытавший все ужасы фашистских зверств, представить себе, что в США или Англии найдутся люди, которые захотят восстановить власть тех, кто хладнокровно приказал убить 1 400 000 детей в возрасте от года до двенадцати лет, тех, кто изготовлял мыло из человеческого жира?

Огромному большинству советских людей такая возможность казалась просто невероятной. Несмотря на зверства и жестокости, которым подвергали их нацистские садисты, советские люди не утратили веры в человека. Настоятель Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон однажды заметил, что «решающим моментом при определении сущности того или иного социального строя служит та личность, которую он порождает». Советский народ вышел победителем не только в борьбе с вооруженными силами нацистов, но и с моральной низостью и бесчеловечностью, которую захватчики пытались ему привить. Несмотря на все зверства, совершенные над их матерями, отцами, женами и детьми, бойцы Советской Армии, победив фашистских зверей, подавили в себе жажду мщения. «Советский гражданин не должен поддаваться слепой, безрассудной ненависти к какому бы то ни было народу», — предостерегали красноармейцев перед тем, как они перешли границу Германии. Распоясавшиеся фашисты и монополисты вытравили всякое проявление человечности у немецкого народа. В Советской Армии учили подходить к немецкому народу с разбором и ставить своей задачей ликвидацию преступных хозяев и перевоспитание жертв их растлевающего влияния.

Великодушие проявилось также и в условиях мирных договоров, предложенных Советским Союзом сателлитам Гитлера.

Финляндия, например, была виновата, пожалуй, больше всех. Ее правящий класс кичился тем, что первым начал атаку против СССР с севера. Своим участием в жестокой осаде Ленинграда Финляндия способствовала страшным разрушениям города и голодной смерти около полумиллиона его жителей. В виде возмещения убытков Советский Союз потребовал всего-навсего 300 млн. долл.

(впоследствии эта сумма была сокращена вдвое) в форме поставок леса и целлюлозы. Кроме того, «были предъявлены требования о предоставлении морской базы близ Порккалы, о роспуске гитлеровских организаций, о предании суду и наказании военных преступников, о восстановлении мирного договора 1940 г. и, наконец, о разоружении и интернировании германских вооруженных сил в Финляндии. Однако не успел Советский Союз объявить своих мирных условий, как англо-американская печать начала выражать свое сочувствие «бедной, маленькой Финляндии». Влиятельные американские еженедельники угрожающе заявляли Советскому Союзу, чтобы «он не думал, что находится в безвоздушном пространстве», и призывали Вашингтон «не приносить в жертву финскую цивилизацию во имя соображений военного характера». Пресса Уолл-стрита возмущалась не только потерей богатых никелевых рудников близ Петсамо, но и утратой Финляндии как военной базы для будущих антисоветских операций.

По окончании войны все заботы капиталистического мира сконцентрировались, как бы притянутые магнитом, вокруг стран, граничащих с Советским Союзом. Капиталистическая пресса утверждала, что в Индии, Палестине, Италии, Греции, Южной Америке, да и во всех странах, где господствовали англичане и американцы, царили свобода и согласие. Собственные внутренние проблемы Соединенных Штатов были будто бы полностью разрешены, и американцы якобы зажили полной и зажиточной жизнью. Поэтому все силы должны были быть направлены на то, чтобы вытеснить «советское влияние» в Румынии, спасти Петкова в Болгарии, Надь Ференца в Венгрии, Миколайчика в Польше. Вашингтон объявил поход против балканских государств, а Лондон послал в Польшу фабриканта мыла из фирмы «Левер бразерс» Кавендиш-Бентинка в качестве посла, с заданием установить там тайные связи с фашистским подпольем. После провала своих попыток путем угроз, интриг и подкупа сокрушить страны народной демократии государственный департамент прибегнул к пропаганде, основанной на измышлении Геббельса — Черчилля о «железном занавесе», и к экономическому бойкоту.

Не прошло и полугода со дня победы, как принадлежащая монополистам-миллионерам американская пресса стала представлять вчерашнего союзника — СССР — врагом. Американские политические деятели начали говорить о необходимости создания по всему свету морских, военных и авиационных баз, чтобы включить в сферу досягаемости атомной бомбы жизненные центры Советского Союза, — и все это под прикрытием фраз о «свободе, демократии и вечных ценностях» западной монополистической «цивилизации».

Со времен войны за независимость против Англии Соединенные Штаты ни разу не испытали иноземного вторжения, но, несмотря на это, еще в 1823 г. они сочли необходимым провозгласить «доктрину Монро», превратив в зону своей обороны все Западное полушарие. Два океана оберегали страну от нападения врага. Во второй мировой войне США не понесли никакого материального ущерба и фактически удвоили свою производственную мощность. Усиливаясь, они упрочивали свой контроль над морями и свое влияние на другие государства. Американские войска несли гарнизонную службу в базах, отстоявших на шесть и более тысяч миль от границ США. После окончания войны Уолл-стрит внезапно сделал «открытие», что границы Соединенных Штатов протянулись по ту сторону Атлантики и Тихого океана, за Рейном и Японией; они передвинулись к Амуру, Синьцзяну, Афганистану, Ирану, к Дарданеллам, Висле, Шпицбергену и за Северный полюс, почти к самым границам и стратегическим коммуникациям Советского Союза.