Но третий штурман Джианнини, хотя совершал уже пятый рейс на судне, стоял свою первую вахту в тумане.
Три месяца тому назад итальянская компания, приняв его на службу, сразу направила на «Андреа Дориа». До этого в 1949 году, начав с младшего палубного юнги, он уже плавал на шести судах. Морское образование он получил такое же, как старший штурман и капитан. Все три штурмана на мостике имели капитанские сертификаты. Но Джианнини получил свой лишь в минувшем январе, после окончания Итальянской морской академии в Ливорно.
В начале десятого на мостике появился главный штурман Освальдо Маджанини. С момента наступления тумана он уже во второй раз появлялся там.
— Не сходите ли вы вниз отдохнуть? — спросил Маджанини капитана.
Еще до ответа заместитель знал, что тот скажет:
— Нет, благодарю вас.
Вопрос был задан скорее из вежливости, потому что за все годы, в течение которых Маджанини знал капитана Каламаи, последний ни разу во время тумана не доверил управления судном другому лицу.
Маджанини, который не стоял обычных вахт с минувшего февраля, то есть со времени его назначения главным штурманом, остался на мостике. Поговорив немного с капитаном, он обошел рулевую рубку, проверил радиолокатор, правильность действий рулевого, посмотрел на карты; словом, освоился с обстановкой.
Капитан Каламаи по привычке непрерывно шагал. Начав с дальнего конца крыла мостика, выступавшего над бортом судна, он проходил по всей его шестиметровой длине, доходил до рулевой рубки, проходил через нее, временами посматривая на радиолокатор, заходил в штурманскую рубку, останавливаясь там, чтобы определить место судна. Затем возвращался в рулевую рубку и снова выходил на крыло мостика, где в лицо дул влажный морской ветер, где ощущалось движение судна. Крыло мостика — лучший наблюдательный пункт, с которого можно увидеть или услышать появление другого судна, а старые «морские волки», подобные капитану Каламаи, более доверяли своим чувствам, чем радиолокатору.
Вскоре после 21 часа 20 минут на расстоянии семнадцати миль прямо по курсу судна на экране радиолокатора появился новый эхосигнал. Наблюдая, как его желтая точка все ближе и ближе перемещалась к центру, Джианнини громко доложил об этом. Неподвижный центр экрана представлял собой двигавшийся «Андреа Дориа», а двигавшийся эхосигнал — неподвижный плавучий маяк «Нантакет», который по расчетам должен был к этому времени открыться. Обступив радиолокатор, находившиеся на мостике штурманы стали наблюдать за перемещением эхосигнала, появлявшегося под обегавшей экран линией развертки. Они пришли к выводу, что, наконец, показался плавучий маяк.
Франчини пошел в штурманскую рубку и определил место судна с помощью лорана — импульсного радионавигационного прибора дальнего действия; полученный результат проверил по радиопеленгатору, повернув его в сторону плавучего маяка. Теперь не оставалось никаких сомнений: прямо по курсу находился плавучий маяк «Нантакет» — первый для «Андреа Дориа» проверочный ориентир после Азорских островов. В четырнадцати милях от плавучего маяка капитан Каламаи приказал изменить курс на шесть градусов влево, так как если бы «Андреа Дориа» продолжал идти прежним курсом, то стоявшее на якоре маленькое судно оказалось бы рассеченным пополам. Стоявший у руля пятидесятидевятилетний матрос Карло Доменчини стал перекладывать штурвал влево, ожидая, когда картушка компаса, отщелкивая градусы, остановился на цифре 261. Приближение к плавучему маяку требовало особой бдительности, поэтому около радиолокатора стал второй штурман Франчини. Главный штурман Маджанини, заглядывая через его плечо, также наблюдал за приближением эхосигнала. Джианнини занялся более обыденными делами: написал новый курс на двух черных досках, проложил его на карте и сделал соответствующую запись в черновом судовом журнале.
На крыле мостика капитан Каламаи внимательно всматривался в туман, окутавший округлый нос его судна. Строго руководствуясь международными Правилами, в которых говорится, что суда должны иметь возможность остановиться в пределах расстояния, равного половине дальности видимости, итальянский суперлайнер должен был бы давно застопорить свои машины. Но вместе с тем «Андреа Дориа» был обязан на следующее утро высадить своих пассажиров в Нью-Йорке; в порту его ожидало около 250 специально нанятых грузчиков, готовых приступить к работе в 8 часов утра. Независимо от того, вовремя или нет ошвартуется судно, с этого момента им будут платить по два доллара пятьдесят центов в час. Поэтому лайнер не снижал скорости, как и поступают почти все другие суда, попавшие в туман.
В ту ночь особенно густой туман образовался именно на мелководье около маяка, где теплый Гольфстрим встречается с холодным течением, берущим начало у берегов Новой Шотландии. Судам, оказавшимся здесь, границы тумана не были известны. Лишь впоследствии удалось установить, что полоса тумана распространилась от мелей Нантакет на 160 миль к западу и на 18–19 миль к востоку.
В таком тумане капитан Каламаи, конечно, не мог увидеть огня плавучего маяка, на это он и не рассчитывал. Франчини, стоявший у радиолокатора в рулевой рубке, громко докладывал о расстоянии и курсовых углах. В 22 часа 20 минут второй штурман крикнул:
— «Нантакет» на траверзе, дистанция одна миля!
Тут же он обернулся и взглянул на часы в штурманской рубке, которые были видны сквозь открытую дверь. Находившийся там Джианнини записал время траверза плавучего маяка и расстояние до него. Эти данные были очень важны, так как точно указывали место судна в данную минуту.
После того как «Андреа Дориа» прошел с большой скоростью мимо невидимого плавучего маяка (капитан успел расслышать только шесть туманных сигналов), Каламаи приказал:
— Курс двести шестьдесят восемь!
Рулевой принялся быстро перекладывать штурвал вправо, и судно легло на новый курс, отклонившийся всего лишь на два градуса от курса на запад. Это был прямой путь к плавучему маяку «Амброз».
Третий штурман Джианнини нанес на карту место судна — в одной миле к югу от плавучего маяка «Нантакет». Подсчитав расстояние и время от последнего определения, сделанного Франчини с помощью лорана, он рассчитал, что судно шло со скоростью 21,8 узла. Он доложил об этом капитану. «Андреа Дориа» заканчивал рейс в Нью-Йорк, перед ним был свободный прямой путь в океанском просторе.
Туман вокруг не рассеивался. Около радиолокатора в рулевой рубке главный штурман Маджанини тихо разговаривал с Франчини.
Тишину мостика нарушил телефонный звонок. Джианнини взял трубку. Звонил радиооператор, доложивший, что из Нью-Йорка по радиотелефону вызывают пассажира. Штурман сказал об этом капитану, Каламаи распорядился:
— Передайте!
Джианнини спустился с мостика, чтобы передать вызов старшему стюарду. Штурман очень скоро вернулся в темную тихую рулевую рубку. Но прошло некоторое время, пока после ярко освещенных пассажирских помещений его глаза освоились с ее сумраком. Затем он подошел к Франчини:
— Не разрешите ли мне еще подежурить у радиолокатора? — спросил он старшего по должности.
— Нет, я постою, — ответил Франчини, как бы невольно пожав плечами. Всматриваться в темный экран радиолокатора в поисках крохотных эхосигналов — пожалуй, это было наиболее обременительной обязанностью вахты: третий штурман провел за радиолокатором первые два часа, и Франчини решил, что в оставшиеся два часа он возьмет этот труд на себя.
Приблизительно через двадцать или двадцать пять минут после прохода плавучего маяка «Нантакет» Франчини заметил около наружного края экрана маленький, едва различимый эхосигнал. Он решил, что «Андреа Дориа» догоняет какое-то идущее с меньшей скоростью судно. Он внимательно следил за точкой на экране, в которой светящаяся линия развертки каждые восемь секунд освещала эхосигнал. Вскоре Франчини убедился, что ошибся. Это было судно, но шло оно не в одном направлении с «Дориа». Это было встречное судно!