— Судно! — громко доложил он. — Вижу судно на встречном курсе.

— Какой пеленг? — спросил капитан Каламаи.

Главный штурман Маджанини и Джианнини подошли к радиолокатору и стали заглядывать через плечо второго штурмана, который, установив на эхосигнал подвижный визир, доложил:

— Судно в семнадцати милях, четыре градуса справа.

Три стоявших у радиолокатора штурмана напряженно следили за перемещением эхосигнала. Судя по скорости, с которой сокращалось расстояние между эхосигналом и центром экрана (в центре находился «Дориа»), становилось все более и более очевидным, что оба судна шли одним путем навстречу друг другу. Но никто не побеспокоился сделать прокладку курса или скорости встречного судна. Никто не видел никакой трудности и тем более опасности в расхождении с одним-единственным судном на безбрежном просторе океана. Фактически все были настолько далеки от плохих предчувствий, что главный штурман Маджанини именно в этот момент покинул мостик. Перед уходом сердобольный главный штурман опять предложил капитану Каламаи, не оставлявшему мостик с трех часов дня, сменить его, но капитан отказался и на этот раз. Тогда Маджанини, пожелав спокойной ночи, удалился в свою каюту, находившуюся одной палубой ниже, чтобы перед сном заняться просмотром судовой документации.

Несмотря на то, что море в тот вечер было спокойно, «Андреа Дориа» испытывал бортовую качку. Как и большинство современных пассажирских судов, итальянский лайнер был мало остойчив, так как огромная надстройка, необходимая для размещения салонов и других помещений, была непропорционально тяжелой относительно подводной части корпуса, имевшей для обеспечения высокой скорости хода обтекаемую форму. Кроме того, наступила последняя ночь рейса. В течение восьми суток плавания было израсходовано из цистерн, расположенных в нижней части корпуса, около 4000 тонн мазута и пресной воды. Медленно, подобно гигантскому маятнику, судно валилось на одну сторону своего округленного корпуса, затем выравнивалось и лениво переваливалось на другую. Бортовая качка усиливала обычное рыскание, нос лайнера отклонялся то вправо, то влево. Пассажиры, вернее большинство из них, уже успели вполне освоиться с непрекращающимися дополнительными движениями: вибрацией, бортовой и килевой качками, рысканием. Само собою разумеется, что моряки тем более не обращали на это никакого внимания.

Время от времени то капитан Каламаи, то третий штурман заходили в рулевую рубку и смотрели на эхо-сигнал другого судна, фиксировавшийся радиолокатором. Франчини, едва успев отойти от установки, снова принялся наблюдать за эхосигналом, перемещавшимся вниз, к центру экрана, параллельно курсовой черте «Андреа Дориа». Следовательно, другое судно шло встречным параллельным курсом, немного правее «Дориа». Что это было за судно — он не знал, но это не имело никакого значения: «Андреа Дориа» был обязан избегать любой опасности столкновения.

Франчини периодически докладывал о движении встречного судна: оно все еще шло правее на встречном параллельном курсе. Он определял его курс на глаз, не ведя прокладки. Это было равносильно делению в уме многозначных чисел, чтобы найти приблизительный ответ. В море этого приблизительного ответа обычно бывает достаточно, хотя специалистов по радиолокации бросает в дрожь при одной только мысли об опасности, таящейся в подобной практике. Такое определение скорости и курса другого судна безопасно лишь в том случае, если судоводитель во избежание столкновения заблаговременно предпримет решительные и уверенные действия. Лучше всего вести свое судно на достаточном расстоянии от другого, чтобы независимо от его неожиданных поворотов столкновение было невозможным.

Франчини пользовался хорошо известным всем морякам практическим приемом: если радиолокационный пеленг другого судна изменяется, то суда разойдутся благополучно, но если пеленг остается неизменным, то существует опасность столкновения. В тот вечер Франчини казалось, что пеленг увеличивается.

Капитан Каламаи считал, что судно справа от «Андреа Дориа» должно держать курс к берегу, возможно к острову Нантакет. Он полагал, что это, вероятно, рыболовный траулер или другое подобное мелкое судно. Рыбачьи суда в этих водах не были редкостью. Поскольку справа от лайнера находилось восточное побережье Соединенных Штатов, а слева — открытое море, капитан Каламаи решил держаться левее.

Вопреки Правилам для предупреждения столкновения судов в море, требовавшим в случае, если суда идут прямо или почти прямо друг на друга, изменения курса вправо, чтобы разойтись левыми бортами, капитану Каламаи казалось, что расстояние между судами допускало расхождение правыми бортами. Держась левее, «Андреа Дориа» удалялся в открытое море, а это было лучше, чем приблизиться к берегу, так как там можно было встретить другое судно, в результате чего капитан был бы вынужден, в соответствии с Правилами, изменить курс еще больше вправо и оказаться еще ближе к мелководью.

Особого беспокойства о том, достаточно или нет он взвесил каждую из этих возможностей, капитан не испытывал. Около радиолокатора стоял штурман, непрерывно наблюдавший за другим судном. С крыла мостика капитан заметил, что туман стал немного рассеиваться. Видимость увеличилась примерно до трех четвертей мили. Шагая по темному мостику своего роскошного лайнера, капитан Каламаи полностью сознавал его быстроходные качества и свое собственное умение управлять им без риска. Его уверенность не имела ничего общего с безрассудной храбростью. Она была результатом почти сорокалетнего опыта безаварийного плавания. Большую часть своей жизни капитан «Андреа Дориа» провел на море, командуя крупными современными лайнерами.

В то же время, не ведя прокладки точного курса и скорости другого судна, капитан Каламаи не знал, что стремившееся навстречу судно тоже было быстроходным, а следовательно, по-видимому, более крупным и совершенным, чем рыболовное. Прокладка могла бы подсказать ему, что суммарная скорость сближения обоих судов была 40 узлов, и расстояние между ними каждые три минуты сокращалось на две мили.

Когда между судами осталось около семи миль, Франчини переключил радиолокатор на более крупную шкалу. Теперь на круглом экране появилось изображение района радиусом, восемь миль вместо двадцати. Эхосигнал другого судна, увеличившись в размере, отступил к краю экрана. Теперь, как увидел Франчини, он быстрее перемещался к центру. Франчини определил, что другое судно, если оно не изменит курса, пройдет по правому борту «Дориа» на расстоянии около мили. Он доложил об этом капитану Каламаи, который зашел в рубку, решив лично взглянуть на радиолокатор.

На мостике воцарилась атмосфера сосредоточенности, но напряженности не чувствовалось. На радиолокаторе было видно только одно судно и обширный океанский простор по обе стороны «Андреа Дориа».

Рулевой Доменчини обратился с просьбой сменить его на посту, чтобы сходить вниз выкурить сигарету. Капитан Каламаи разрешил, штурвал взял матрос Джулио Вичиано.

С момента появления в семнадцати милях другого судна свое первое приказание (у руля стоял сорокатрехлетний Вичиано) капитан Каламаи отдал после того, как Франчини доложил, что встречное судно находится по курсовому углу около пятнадцати градусов справа на расстоянии… Когда впоследствии капитан и стоявший у радиолокатора штурман пытались воспроизвести ход событий, они вспомнили, что тогда не согласились по одному очень важному вопросу: Франчини говорил, что расстояние до встречного судна было три с половиной мили, капитан говорил — пять миль. Вся важность этого разногласия стала очевидной во время предварительного слушания дела в федеральном суде Соединенных Штатов Америки.

Каким бы ни было это расстояние, но именно в этот момент капитан сказал рулевому:

— Лево четыре градуса!.. Право не ходить!

Для безопасности капитан решил при расхождении увеличить расстояние между судами. Полагая, что можно благополучно разойтись правыми бортами даже без предпринятого изменения курса, Каламаи не видел необходимости в том, чтобы изменение курса было «уверенным» и «своевременным». Он надеялся на знание быстроходных возможностей «Андреа Дориа».