Рулевой Вичиано стал перекладывать руль влево, пока компас не показал 264 градуса, и судно легло на новый курс. Воспользовавшись рысканием лайнера, рулевой не допустил отклонения руля вправо и выполнил таким образом постепенный равномерный поворот влево. Он поступил в соответствии с намерением капитана, скомандовавшего «…право не ходить». Эта команда в итальянском торговом флоте употреблялась, когда требовалось осуществить плавный поворот водном направлении для увеличения расстояния между судами при расхождении, не слишком отклоняясь от курса. Положительной стороной такой команды была возможность меньшего расхода топлива при зигзагообразном «уверенном» маневре для обхода другого судна и сокращения расчетов в связи с этим маневром. Но изменение курса при подаче этой команды было настолько незначительным, что заметить его на глаз с другого судна было невозможно. В этом заключалась ее отрицательная сторона.

Стоявший у радиолокатора Франчини через некоторое время доложил, что другое судно находится в двух милях и все еще на параллельном курсе.

Капитан Каламаи подошел к поручням на середине крыла мостика и стал прислушиваться, не доносятся ли туманные сигналы другого судна. Но были слышны только протяжные туманные сигналы «Андреа Дориа», раздававшиеся каждые 100 секунд. Капитан, а с ним и младший штурман считали, что если итальянский лайнер подает туманные сигналы, другое судно должно было делать то же.

Джианнини вслух выразил свое удивление:

— Почему не слышно сигналов встречного судна? Капитан продолжал молчать, всматриваясь в туман.

— А ведь оно обязано давать сигналы, — укоризненно произнес третий штурман.

Неизвестное судно находилось всего в двух милях от «Адреа Дориа», но оба моряка не видели и не слышали никаких его признаков. Джианнини шагнул в рулевую рубку, чтобы взглянуть на радиолокатор. Эхосигнал находился менее чем в двух милях по курсовому углу около 30 градусов правого борта. Взяв бинокль, он возвратился на мостик и стал осматривать море впереди судна. Почти в тот же момент он заметил в ночном тумане слабый рассеянный отблеск света.

— Вот оно! — воскликнул он, указывая на световое пятно. — Видите?

— Вижу, — ответил капитан, силясь различить в расплывчатом световом пятне два топовых огня, чтобы определить направление движения судна.

Франчини, услышав этот разговор, решил, что встречное судно уже видно с крыла мостика визуально, и поэтому он не обязан следить за его радиолокационным эхосигналом. Он оставил радиолокатор, чтобы присоединиться к капитану и самому взглянуть на судно.

На мостике зазвонил телефон. Франчини взял трубку. Впередсмотрящий на баке Сальваторе Чолаче доложил:

— Огни справа.

— Хорошо. Мы их видим тоже.

Но фактически в тот момент капитан Каламаи и Джианнини могли видеть только рассеянный отблеск огней.

Первым заметил топовые огни «Стокгольма» Джианнини. В одно из мгновений, когда он всматривался через бинокль во влажную мглу, нависшую над мостиком, отчетливое видение двух огней поразило его сознание. В первый момент показалось, что другое судно шло курсом вправо: передний нижний огонь находился справа от заднего верхнего. Однако в следующий момент огни поменялись местами. Теперь Джианнини видел не только два топовых огня, но и яркий красный свет с левого борта другого судна.

— Оно меняет курс, оно меняет курс! — закричал штурман. — Открылся его красный огонь! — Он судорожно хватал ртом воздух. — Оно идет на нас!

Теперь и капитан Каламаи видел два белых огня. На какую-то долю секунды он заколебался. Но это показалось вечностью. Поверить реальности происходящего было невозможно. Открывались топовые огни. Другое судно меняло свой курс вправо и шло прямо на «Андреа Дориа». Красный бортовой огонь встречного судна, кричавший капитану о надвигавшейся катастрофе, становился все ярче и ярче. До неизвестного судна оставалось, вероятно, менее одной мили.

Для капитана «Андреа Дориа» наступил не поддающийся измерению во времени момент, в течение которого надо было принять решение. Вдруг на просторе расстилавшегося вокруг на многие мили океана стало тесно. Если у Каламаи была хоть малейшая надежда избежать столкновения, то необходимый для этого инстинктивный маневр должен был воплотить в себе накопленные за все годы жизни знания моря и судов. Надо ли изменить курс вправо? Влево? Идти прямо? Застопорить машины?

Приняв решение, капитан Каламаи громко произнес:

— Лево на борт!

С быстротой, на которую был только способен, рулевой Вичиано принялся перекладывать штурвал влево.

Повернув его до отказа, он, согнувшись, налег на него всем телом, в отчаянной попытке ускорить поворот судна, сжав обеими руками одну из шпаг.

Джианнини бросился к центральному иллюминатору рулевой рубки, чтобы точнее определить направление другого судна. Ведь при наблюдении сбоку, с крыла мостика, можно и ошибиться в расчетах.

Франчини метнулся к автоматическому туманному сигналу, крича:

— Капитан! Сигнал!.. Два гудка!

— Да, да, дайте сигнал, — отозвался капитан с крыла мостика.

Второй штурман выключил автоматический туманный сигнал и дал два резких гудка — установленный сигнал поворота влево. В этот момент он с ужасом вспомнил, что судно все еще шло вперед полным ходом.

В три прыжка он оказался у машинного телеграфа, готовый рвануть его рукоятки назад, чтобы остановить судно.

— Капитан, машины! — крикнул он.

— Нет, оставьте машины! — громко сказал капитан. — Мы так быстрее повернем!

Капитан Каламаи понимал, что остановить «Андреа Дориа» уже невозможно. Турбины, развивавшие при заднем ходе только 40–60% мощности, были в состоянии остановить 29 100 тонн его судна в пределах расстояния не менее трех миль. У капитана оставалась единственная надежда — скорость лайнера. Он решил, что надо попытаться повернуть влево быстрее, чем другое судно отвернет вправо. Даже если бы этот маневр не удался полностью, то можно было рассчитывать, что оба судна, поворачиваясь по касательным дугам, возможно, только коснутся друг друга бортами и избегнут серьезных повреждений.

Но огромный «Андреа Дориа» не разворачивался с легкостью автомобиля. Схватившись за поручни, капитан Каламаи совершенно бессознательно старался подтолкнуть свое судно, помочь ему быстрее повернуться. Но мчавшийся полным ходом лайнер, прежде чем начать поворот, пронесся по инерции добрые полмили вперед.

— Пошло ли судно влево? Пошло ли судно? — пронзительно кричал Джианнини рулевому.

— Вот, начинаем поворот, — сказал Вичиано, когда послышались щелчки гирокомпаса (по два на каждый градус), и гигантский лайнер, подобно крабу, стал разворачиваться на воде. Сначала подался влево нос стремившегося вперед судна, затем, по мере того как сказывалось действие руля, за передней частью, наконец, потянулся и весь корпус.

Но было уже поздно. Вот капитан Каламаи различил расплывчатый силуэт носа другого судна, затем этот нос вынырнул из темноты и уставился на «Андреа Дориа».

Казалось, появившееся остроносое судно нацелилось прямо на него, в оцепенении стоящего на мостике и сознающего, что независимо от принятых им мер, избежать катастрофы судно не может. В последний момент инстинкт самосохранения взял верх. Не выдержав ужаса надвигающегося, капитан Каламаи стал пятиться к дверям рулевой рубки. И тогда «Стокгольм» нанес удар!

По инерции надводная часть судна кренится в сторону, противоположную направлению поворота. Поэтому под воздействием положенного лево на борт руля «Андреа Дориа» кренился вправо, навстречу «Стокгольму» как раз в момент, когда тот врезался в его борт.

Стоявшему на палубе «Андреа Дориа» юноше Мартину Седье показалось, что «Стокгольм» старался обойти лайнер. «Он приближался искоса, как будто стремясь избежать с нами столкновения, но, по-видимому, не успел вовремя уклониться», — вспоминал он впоследствии.